Неточные совпадения
Когда я принес манишку Карлу Иванычу, она уже была не нужна ему: он надел другую и, перегнувшись
перед маленьким зеркальцем, которое
стояло на столе, держался обеими руками за пышный бант своего галстука и пробовал, свободно ли входит в него и обратно его гладко выбритый подбородок. Обдернув со всех сторон наши платья и попросив Николая сделать для него то же самое, он повел нас к бабушке. Мне смешно вспомнить, как сильно пахло от нас троих помадой в то время, как мы стали спускаться по
лестнице.
Они уже
стояли перед последнею
лестницей, рядом с хозяйкиною дверью, и действительно заметно было снизу, что в каморке Раскольникова свет.
Говоря это, они
стояли на
лестнице, на площадке,
перед самою хозяйкиною дверью.
Илья Петрович уселся и рылся в каких-то бумагах.
Перед ним
стоял тот самый мужик, который только что толкнул Раскольникова, взбираясь по
лестнице.
Два давешних глаза, те же самые, вдруг встретились с его взглядом. Человек, таившийся в нише, тоже успел уже ступить из нее один шаг. Одну секунду оба
стояли друг
перед другом почти вплоть. Вдруг князь схватил его за плечи и повернул назад, к
лестнице, ближе к свету: он яснее хотел видеть лицо.
Доктор взглянул наверх. Над
лестницею, в светлой стеклянной галерее,
стояла довольно миловидная молодая белокурая женщина, одетая в голубую холстинковую блузу.
Перед нею на гвоздике висел форменный вицмундир, а в руках она держала тонкий широкий веник из зеленого клоповника.
Она сидела у себя в кабинете, когда Литвинов вошел к ней. Его ввела та же тринадцатилетняя девочка, которая накануне караулила его на
лестнице. На столе
перед Ириной
стоял раскрытый полукруглый картон с кружевами; она рассеянно перебирала их одною рукой, в другой она держала письмо Литвинова. Она только что перестала плакать: ресницы ее смокли и веки припухли: на щеках виднелись следы неотертых слез. Литвинов остановился на пороге: она не заметила его входа.
И он так нагло захохотал им в лицо, что я вдруг совершенно ясно понял, какая подлая печать проклятия должна тяготеть на всем этом паскудном роде Хлестаковых, которые готовы вертеться колесом
перед всем, что носит название капитала и силы, и в то же время не прочь плюнуть в глаза всякому, кто хоть на волос
стоит ниже их на общественной
лестнице.
Посреди большого села, на обширном лугу, или площади, на которой разгуливали овцы и резвились ребятишки,
стояла ветхая деревянная церковь с высокой колокольнею. У дверей ее, на одной из ступеней поросшей травою
лестницы, сидел старик лет восьмидесяти, в зеленом сюртуке с красным воротником, обшитым позументом; с полдюжины медалей, различных форм и величины, покрывали грудь его. Он разговаривал с молодым человеком, который
стоял перед ним и по наряду своему, казалось, принадлежал к духовному званию.
И потому, не говоря уже о других наших преимуществах
перед людьми, мы уже по одному этому смело можем сказать, что
стоим в
лестнице живых существ выше, чем люди: деятельность людей — по крайней мере тех, с которыми я был в сношениях, руководима словами, наша же делом.
К этому я должен для краткости присовокупить, что, быть может, весьма ученый преподаватель истории во втором классе, где я пробыл два года, буквально из году в год,
стоя перед нами и пошатываясь за спинкою стула, вдохновенно повторял рассказы о рыжих германцах, которые на своих пирах старались отпивать ступеньки
лестницы, поставленной на бочку с пивом.
Вскоре детей вывели на парадную
лестницу, снова внимательно осмотрели и прикутали и, наконец, выпустили на подъезд,
перед которым
стояла четырехместная карета, полузанесенная снегом.
Герасим неподвижно
стоял на пороге. Толпа собралась у подножия
лестницы. Герасим глядел на всех этих людишек в немецких кафтанах сверху, слегка оперши руки в бока; в своей красной крестьянской рубашке он казался каким-то великаном
перед ними. Гаврило сделал шаг вперед.
Я осторожно выбралась из дортуара, бесшумно сбежала с
лестницы и очутилась на темной площадке —
перед дверью подвального помещения. Здесь я перевела дух и, осенив себя широким крестом, вошла в длинную, неуютную комнату, освещенную дрожащим светом ночника, где
стояло не меньше сорока кроватей. Обитательницы подвала крепко спали. Но риск оставался, ведь каждую минуту любая из них могла проснуться и, обнаружив здесь чужого человека, заподозрить меня в чем только ни вздумается…
Вот и она купчихой будет. И славно!.. Они сходили по
лестнице под руку. Еще раз
постояли они внизу,
перед эскизами Иванова и
перед портретами Брюллова и Тропинина.