Неточные совпадения
У самого главного
выхода стоял Угрюм-Бурчеев и вперял в толпу цепенящий взор…
Работа эта шла внутри острога, снаружи же,
у ворот,
стоял, как обыкновенно, часовой с ружьем, десятка два ломовых под вещи арестантов и под слабых и
у угла кучка родных и друзей, дожидающихся
выхода арестантов, чтобы увидать и, если можно, поговорить и передать кое-что отправляемым. К этой кучке присоединился и Нехлюдов.
Симонсон, в гуттаперчевой куртке и резиновых калошах, укрепленных сверх шерстяных чулок бечевками (он был вегетарианец и не употреблял шкур убитых животных), был тоже на дворе, дожидаясь
выхода партии. Он
стоял у крыльца и вписывал в записную книжку пришедшую ему мысль. Мысль заключалась в следующем...
Стоит несчастный покупатель, растерявшись, глядит — лавок много,
у всех вывески и
выходы похожи и
у каждой толпа «зазывал»…
Нищенствуя, детям приходилось снимать зимой обувь и отдавать ее караульщику за углом, а самим босиком метаться по снегу около
выходов из трактиров и ресторанов. Приходилось добывать деньги всеми способами, чтобы дома, вернувшись без двугривенного, не быть избитым. Мальчишки, кроме того,
стояли «на стреме», когда взрослые воровали, и в то же время сами подучивались
у взрослых «работе».
— Вот хоть бы взять ваше сальное дело, Тарас Семеныч: его песенка тоже спета, то есть в настоящем его виде. Вот
у вас горит керосиновая лампа — вот где смерть салу. Теперь керосин все: из него будут добывать все смазочные масла; остатки пойдут на топливо. Одним словом, громаднейшее дело. И все-таки есть
выход… Нужно основать стеариновую фабрику с попутным производством разных химических продуктов, маргариновый завод. И всего-то будет
стоить около миллиона. Хотите, я сейчас подсчитаю?
Тотчас по
выходе из туннеля
у береговой дороги
стоят солеварня и кабельный домик, из которого спускается по песку в море телеграфный кабель.
Постояв с минуту, старик махнул рукой и побрел к
выходу. Аристашка потом уверял, что Лука Назарыч плакал. На площади
у памятника старика дожидался Овсянников. Лука Назарыч шел без шапки, седые волосы развевались, а он ничего не чувствовал. Завидев верного крепостного слугу, он только махнул рукой: дескать, все кончено.
В конце улицы, — видела мать, — закрывая
выход на площадь,
стояла серая стена однообразных людей без лиц. Над плечом
у каждого из них холодно и тонко блестели острые полоски штыков. И от этой стены, молчаливой, неподвижной, на рабочих веяло холодом, он упирался в грудь матери и проникал ей в сердце.
Зимний день
у него всегда проходил так: в одиннадцать встанет, попьет кофе, выходит погулять. Первым делом идет через занесенный снежными сугробами сад по узкой тропинке к большой террасе, на которую летом
выход из столовой, где
стоял огромный летний обеденный стол.
Они плыли около часа и приплыли наконец к небольшому двухмачтовому кораблику, который
стоял на якоре
у самого
выхода гавани.
Книг в доме Негрова водилось немного,
у самого Алексея Абрамовича ни одной; зато
у Глафиры Львовны была библиотека; в диванной
стоял шкаф, верхний этаж его был занят никогда не употреблявшимся парадным чайным сервизом, а нижний — книгами; в нем было с полсотни французских романов; часть их тешила и образовывала в незапамятные времена графиню Мавру Ильинишну, остальные купила Глафира Львовна в первый год после
выхода замуж, — она тогда все покупала: кальян для мужа, портфель с видами Берлина, отличный ошейник с золотым замочком…
Зинаида Саввишна сидит на диване. По обе стороны ее на креслах старухи-гостьи; на стульях молодежь. B глубине, около
выхода в сад, играют в карты; между играющими: Косых, Авдотья Назаровна и Егорушка. Гаврила
стоит у правой двери; горничная разносит на подносе лакомства. Из сада в правую дверь и обратно в продолжение всего действия циркулируют гости. Бабакина выходит из правой двери и направляется к Зинаиде Саввишне.
До третьего акта ей нечего было делать, и ее роль гостьи, провинциальной кумушки, заключалась лишь в том, что она должна была
постоять у двери, как бы подслушивая, и потом сказать короткий монолог. До своего
выхода, по крайней мере часа полтора, пока на сцене ходили, читали, пили чай, спорили, она не отходила от меня и все время бормотала свою роль и нервно мяла тетрадку; и, воображая, что все смотрят на нее и ждут ее
выхода, она дрожащею рукой поправляла волосы и говорила мне...
Арефа отыскал постоялый, отдохнул, а утром пошел на господский двор, чтобы объявиться Гарусову. Двор
стоял на берегу пруда и был обнесен высоким тыном, как острог.
У ворот
стояли заводские пристава и пускали во двор по допросу: кто, откуда, зачем?
У деревянного крыльца толпилась кучка рабочих, ожидавших
выхода самого, и Арефа примкнул к ним. Скоро показался и сам… Арефа, как глянул, так и обомлел: это был ехавший с ним вершник.
— Нет, нет, ты не греши, Саша, ты этого не говори. Я ведь тебя хорошо помню в «Женитьбе Белугина». Весь театр ты тогда морил со смеху. Я
стою за кулисами и злюсь: сейчас мой
выход, сильное место, а ты публику в лоск уложил хохотом. «Эка, думаю, переигрывает, прохвост! Весь мой
выход обгадил». А сам, понимаешь, не могу от смеха удержаться, трясусь, прыскаю — и шабаш. Вот ты как играл, Сашец!
У нынешних этого не сыщешь. Шалишь!.. Но не везло тебе, Михаленко, судьбы не было.
— Во хмелю больше переходят, — отозвался Василий Борисыч. — Товарищ мой, Жигарев, рогожский уставщик, так его переправляли, на ногах не
стоял. Ровно куль, по земле его волочили… А в канаве чуть не утопили… И меня перед
выходом из деревни водкой потчевали. «Лучше, — говорят, — как память-то
у тебя отшибет — по крайности будет не страшно…» Ну, да я повоздержался.
А если может? Вдруг они правы, наши наивные, смешные девочки, и ровно в полночь император «оживет» и сойдет с полотна? Чего бы это мне ни
стоило — я дождусь его «
выхода», или я не достойна имени Нины Израэл! И я уселась ждать — прямо на полу
у деревянной балюстрады, которая отделяла основное пространство зала от красных ступеней помоста. Невольно вспомнилось рассуждение Милы по поводу этой балюстрады.
Еще не совсем готовый к
выходу в море, «Коршун»
стоял не на рейде, а в военной гавани, ошвартовленный [Ошвартоваться — привязаться к берегу или другому судну швартовами — толстыми веревками.],
у стенки,
у «Купеческих ворот», соединяющих гавань с малым кронштадтским рейдом.
Осенний ясный день. Гудок к окончанию работ дневной смены. Из всех дверей валили работницы. На широком дворе,
у выхода из цеха по намазке материалов,
стояла Лелька в позе, а на нее нацеливался фотографическим аппаратом Шурка Шуров.
Под взрыв восторженных аплодисментов начался разъезд. Осип Федорович
стоял у выходных дверей, дожидаясь
выхода баронессы. Вот показалась знакомая ему, крытая лиловым бархатом, на меху из голубых песцов ротонда.
Правила были следующие: 1) оставить все чины вне дверей, равномерно как и шляпы, а наипаче шпаги; 2) местничество и спесь оставить тоже
у дверей; 3) быть веселым, однако ничего не портить, не ломать, не грызть; 4) садиться,
стоять, ходить, как заблагорассудится, не смотря ни на кого; 5) говорить умеренно и не очень громко, дабы
у прочих головы не заболели; 6) спорить без сердца и горячности; 7) не вздыхать и не зевать; 8) во всяких затеях другим не препятствовать; 9) кушать сладко и вкусно, а пить с умеренностью, дабы всякий мог найти свои ноги для
выхода из дверей; 10) сору из избы не выносить, а что войдет в одно ухо, то бы вышло в другое прежде, нежели выступит из дверей.
Четыре дня тому назад
у того же дома, к которому подвели Балашева,
стояли Преображенского полка часовые, теперь же
стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших
выхода Наполеона вокруг стоявшей
у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустана. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильне, из которого отправлял его Александр.
Коляска шестериком
стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале
стояли все домашние: Михаил Иванович, m-lle Bourienne, княжна Марья и княгиня. Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с-глазу-на-глаз хотел проститься с ним. Все ждали их
выхода.