Неточные совпадения
Засим это
странное явление, этот съежившийся старичишка проводил его со двора, после чего велел ворота тот же час запереть, потом обошел кладовые, с тем чтобы осмотреть, на своих ли местах сторожа, которые стояли на всех углах, колотя деревянными лопатками в пустой бочонок, наместо чугунной доски; после того заглянул в кухню, где под
видом того чтобы попробовать, хорошо ли едят
люди, наелся препорядочно щей с кашею и, выбранивши всех до последнего за воровство и дурное поведение, возвратился в свою комнату.
Порода наблюдательных
людей в течение дня замечала неоднократно неизвестную,
странную на взгляд девушку, проходящую среди яркой толпы с
видом глубокой задумчивости.
Вид этого
человека с первого взгляда был очень
странный. Он глядел прямо перед собою, но как бы никого не видя. В глазах его сверкала решимость, но в то же время смертная бледность покрывала лицо его, точно его привели на казнь. Совсем побелевшие губы его слегка вздрагивали.
С
людьми же, стоящими на низших ступенях общества, он обходится еще
страннее: вовсе на них не глядит и, прежде чем объяснит им свое желание или отдаст приказ, несколько раз сряду, с озабоченным и мечтательным
видом, повторит: «Как тебя зовут?.. как тебя зовут?», ударяя необыкновенно резко на первом слове «как», а остальные произнося очень быстро, что придает всей поговорке довольно близкое сходство с криком самца-перепела.
Иногда случается, что горы и лес имеют привлекательный и веселый
вид. Так, кажется, и остался бы среди них навсегда. Иногда, наоборот, горы кажутся угрюмыми, дикими. И
странное дело! Чувство это не бывает личным, субъективным, оно всегда является общим для всех
людей в отряде. Я много раз проверял себя и всегда убеждался, что это так. То же было и теперь. В окружающей нас обстановке чувствовалась какая-то тоска, было что-то жуткое и неприятное, и это жуткое и тоскливое понималось всеми одинаково.
Когда же от неправедно нажитого сокровища уж ничего не осталось, Божий
человек опять явился, но уже не в
странном виде, а в
виде светлого облака.
— Всякий имеет свое беспокойство, князь, и… особенно в наш
странный и беспокойный век-с; так-с, — с некоторою сухостью ответил Лебедев и обиженно замолк, с
видом человека, сильно обманутого в своих ожиданиях.
Можно было предположить, что между ними многие и хмельные, хотя на
вид некоторые были в франтовских и изящных костюмах; но тут же были
люди и весьма
странного вида, в
странном платье, с странно воспламененными лицами; между ними было несколько военных; были и не из молодежи; были комфортно одетые, в широко и изящно сшитом платье, с перстнями и запонками, в великолепных смоляно-черных париках и бакенбардах и с особенно благородною, хотя несколько брезгливою осанкой в лице, но от которых, впрочем, сторонятся в обществе как от чумы.
Тем
страннее шел к ее лицу шаловливый
вид и задорные блестящие взгляды, очень удивлявшие доктора, самого добрейшего из всех немецких
людей в Петербурге.
Но —
странное дело! — когда
люди науки высказались в том смысле, что я месяца на три обязываюсь позабыть прошлое, настоящее и будущее, для того чтоб всецело посвятить себя нагуливанию животов, то я не только ничего не возразил, но сделал
вид, что много доволен.
Тогда все получало для меня другой смысл: и
вид старых берез, блестевших с одной стороны на лунном небе своими кудрявыми ветвями, с другой — мрачно застилавших кусты и дорогу своими черными тенями, и спокойный, пышный, равномерно, как звук, возраставший блеск пруда, и лунный блеск капель росы на цветах перед галереей, тоже кладущих поперек серой рабатки свои грациозные тени, и звук перепела за прудом, и голос
человека с большой дороги, и тихий, чуть слышный скрип двух старых берез друг о друга, и жужжание комара над ухом под одеялом, и падение зацепившегося за ветку яблока на сухие листья, и прыжки лягушек, которые иногда добирались до ступеней террасы и как-то таинственно блестели на месяце своими зеленоватыми спинками, — все это получало для меня
странный смысл — смысл слишком большой красоты и какого-то недоконченного счастия.
То были, — так как теперь это не тайна, — во-первых, Липутин, затем сам Виргинский, длинноухий Шигалев — брат госпожи Виргинской, Лям-шин и, наконец, некто Толкаченко —
странная личность,
человек уже лет сорока и славившийся огромным изучением народа, преимущественно мошенников и разбойников, ходивший нарочно по кабакам (впрочем, не для одного изучения народного) и щеголявший между нами дурным платьем, смазными сапогами, прищуренно-хитрым
видом и народными фразами с завитком.
— Не замедлю-с, — повторил Тулузов и действительно не замедлил: через два же дня он лично привез объяснение частному приставу, а вместе с этим Савелий Власьев привел и приисканных им трех свидетелей, которые действительно оказались все
людьми пожилыми и по платью своему имели довольно приличный
вид, но физиономии у всех были весьма
странные: старейший из них, видимо, бывший чиновник, так как на груди его красовалась пряжка за тридцатипятилетнюю беспорочную службу, отличался необыкновенно загорелым, сморщенным и лупившимся лицом; происходило это, вероятно, оттого, что он целые дни стоял у Иверских ворот в ожидании клиентов, с которыми и проделывал маленькие делишки; другой, более молодой и, вероятно, очень опытный в даче всякого рода свидетельских показаний, держал себя с некоторым апломбом; но жалчее обоих своих товарищей был по своей наружности отставной поручик.
Человек вида странного, пожалуй, даже смешного, тем более, что одет он был совсем оборванцем, а между тем держал себя уверенно и даже гордо.
В одно прекрасное утро на стогнах города показался легкомысленного
вида человек, который, со стеклышком в глазу, гулял по городу, заходил в лавки, нюхал, приценивался, расспрашивал. Хотя основательные купцы на все его вопросы давали один ответ: «проваливай!», но так как он и затем не унимался, то сочтено было за нужное предупредить об этом
странном обстоятельстве квартальных. Квартальные, в свою очередь, бросились к градоначальнику.
Человек в светлом костюме имеет
странный вид: кажется, что он был сильно грязен и только сегодня его вымыли, но так усердно, что уж навсегда стерли с него всё яркое.
И только увидев матросов вывернутый карман, прежде чужой и скрытый, а теперь ничей, этот
странный маленький мешочек, свисший у бока, — вдруг понял, чего не понимал: он, Жегулев, совершенно не знает этого мертвого
человека, словно только сегодня он приехал в этом своем неразгаданно-мертвецком
виде, с открытыми глазами и черным ртом.
Мы все почему-то вспомнили, что наш Беликов не женат, и нам теперь казалось
странным, что мы до сих пор как-то не замечали, совершенно упускали из
виду такую важную подробность в его жизни. Как вообще он относится к женщине, как он решает для себя этот насущный вопрос? Раньше это не интересовало нас вовсе; быть может, мы не допускали даже и мысли, что
человек, который во всякую погоду ходит в калошах и спит под пологом, может любить.
Дуняша ни о чем не догадывалась, хотя была до крайности удивлена
странным видом и поведением гостя. Она оставалась одна в целой квартире и была рада побыть хоть пять минут с живым
человеком. Поставив свечу на стол, она стала у дверей.
— Какой
вид чудесный! — продолжал корнет. — Только вам, я думаю, уж надоело! — прибавил он по
странной, свойственной ему склонности говорить вещи, немного неприятные
людям, которые ему очень нравились.
Так, вероятно, в далекие, глухие времена, когда были пророки, когда меньше было мыслей и слов и молод был сам грозный закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили с
человеком, и молния протягивала ему руку — так в те далекие и
странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на
виду у
людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных глаз; и реки меняли свое течение, подмывая песок у ног его, и сам владыка-океан бросал на землю свои косматые валы и ревом своим гнал его в пустыню.
Такой
странный вид имел этот поезд на посторонние глаза каждого
человека.
Дуня, испуганная одним уже
видом этого огромного, басистого
человека, заметя
странный инструмент в его руке, неожиданно вырвала руку из руки надзирательницы, метнулась в сторону и, забившись в угол комнаты, закричала отчаянным, наполненным страха и животного ужаса криком...
Синтянина разделяла со многими некоторое беспокойство при
виде этого чудака ли, шута, или ясновидящего, но вообще
странного и тяжело, словно магнетически действующего
человека. Тем более не принес он ей особого удовольствия теперь, когда так внезапно выделился из тумана, крикнул на ее лошадь, крикнул самой ей «берегись» и опять сник, точно слился с тем же туманом.
И действительно,
странный у него был характер: в трезвом
виде не было
человека покойнее, смирнее и исправнее; когда же он запивал, становился совсем другим
человеком: не признавал власти, дрался, буянил и делался никуда не годным солдатом.
При мне он приехал"с маменькой"на новое житье уже магистром,
человеком под сорок (если не за сорок) лет, с лысой, характерной головой,
странного вида и еще болев
странных приемов, и в особенности жаргона. Его"маменька"открыла у себя приемы, держала его почти как малолетка, не позволяла даже ему ходить одному по улицам, а непременно с лакеем, из опасения, что с ним сделается припадок.
На Невском около подъезда ресторана"Ново-Палкин"(он помещался тогда напротив, на солнечной стороне улицы), куда я заезжал иногда позавтракать или пообедать, меня остановил
человек чрезвычайно
странного вида, соскочивший с дрожек.
Киселев был плотный и приземистый
человек лет за сорок, с широким лицом и окладистою русою бородой; из-под высокого и очень крутого лба внимательно смотрели маленькие глазки, в которых была
странная смесь наивности и хитрой практической сметки. Всем своим
видом Киселев сильно напоминал ярославца-целовальника, но только практическую сметку свою он употреблял не на «объегоривание» и спаиванье мужиков, а на дело широкой помощи им.
Поезд стоит пять минут, и Юрасов вмешивается в толпу любопытных: темным бесцветным кольцом облегли они площадку и цепко держатся за проволоку, такие ненужные, бесцветные. И одни из них улыбаются
странною осторожною улыбкой, другие хмуры и печальны — той особенной бледной печалью, какая родится у
людей при
виде чужого веселья. Но Юрасову весело: вдохновенным взглядом знатока он приглядывается к танцорам, одобряет, легонько притоптывает ногой и внезапно решает...
Вид несчастья сближает
людей. Забывшая свою чопорность барыня, Семен и двое Гаврил идут в дом. Бледные, дрожащие от страха и жаждущие зрелища, они проходят все комнаты и лезут по лестнице на чердак. Всюду темно, и свечка, которую держит Гаврила-лакей, не освещает, а бросает только вокруг себя тусклые световые пятна. Барыня первый раз в жизни видит чердак… Балки, темные углы, печные трубы, запах паутины и пыли,
странная, землистая почва под ногами — всё это производит на нее впечатление сказочной декорации.
Мы ходили, говорили, смеялись над своими покупками, а за нами молча и с таинственным
видом, точно сыщик, следовал
человек, имевший у нас в уезде довольно
странное прозвище: Сорок Мучеников.
Все ощущали какое-то
странное состояние духа при
виде этих плачущих
людей, один из которых был сын государя, а другой убеленный сединами, покрытый неувядаемыми лаврами, богатырь земли русской.
Вид этой комнаты показался ему донельзя тусклым и бедным. Надо ее заново отделать. И, вообще, оживить эти просторные барские хоромы, сделать дом открытым. Это будет необходимо с переменой положения. Да и пора прекратить теперешний
странный образ жизни… Точно они какие-то поднадзорные… или
люди опасного образа мыслей, не желающие сближаться с городом.
Я еще писал товарищам о том, как я изумительно устроился, а мне уже было невесело, просто невесело; и причину состояния этого я долго не мог найти, так как по
виду все было прекрасно, красиво, весело, и нигде так много не смеялись, как у Нордена. Только шаг за шагом проникая в тайники этого
странного дома и этой
странной семьи, — вернее, лишь касаясь прикосновением внешним их холодных стен, я начал догадываться об источниках тяжелой грусти, томительной тоски, лежавшей над
людьми и местом.
При
виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры, Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают
люди при
виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого, Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыхание этого большого и красивого тела.
Юра рассматривал посыльных —
странных людей из того мира, и прохаживался перед ними с
видом простым и важным как сын именинницы, встречал господ, провожал торты — и к полудню так изнемог, что вдруг возненавидел жизнь.
Дворянин был
человек любопытный. Чрезвычайно его заинтересовало, что это за шатры, какой витязь или богатырь стал в них под его родным городом? И показалось дворянину необходимым немедленно же разузнать, чем эта
странная внезапность угрожает мирному городку, который в
виду темнеющих небес готовился почить от трудов дневных. Пусть бьют всполох и собирают силу, способную отразить супостата.