Неточные совпадения
Для Ермилыча было много непонятного в этих
странных речах, хотя он и привык подчиняться авторитету суслонского писаря и верил ему просто из вежливости. Разве можно не поверить этакому-то человеку, который всякий
закон может рассудить?
И, правда, повсюду в жизни, где люди связаны общими интересами, кровью, происхождением или выгодами профессии в тесные, обособленные группы, — там непременно наблюдается этот таинственный
закон внезапного накопления, нагромождения событий, их эпидемичность, их
странная преемственность и связность, их непонятная длительность.
В этой
странной грусти нет даже и намека на мысль о неизбежной смерти всего живущего. Такого порядка мысли еще далеки от юнкера. Они придут гораздо позже, вместе с внезапным ужасающим открытием того, что «ведь и я, я сам, я, милый, добрый Александров, непременно должен буду когда-нибудь умереть, подчиняясь общему
закону».
На этот раз разговор исчерпался; но в то же утро, придя в губернское правление и проходя мимо шкафа с
законами, помпадур почувствовал, что его нечто как бы обожгло. Подозрение, что в шкафу скрывается змий, уже запало в его душу и породило какое-то
странное любопытство.
Вероятно, это
странное явление можно подвести под самый простой
закон переливания жидкости из одного сосуда в другой: что убыло в одном, то прибыло в другом.
В это время я еще не умел забывать то, что не нужно мне. Да, я видел, что в каждом из этих людей, взятом отдельно, не много злобы, а часто и совсем нет ее. Это, в сущности, добрые звери, — любого из них нетрудно заставить улыбнуться детской улыбкой, любой будет слушать с доверием ребенка рассказы о поисках разума и счастья, о подвигах великодушия.
Странной душе этих людей дорого все, что возбуждает мечту о возможности легкой жизни по
законам личной воли.
Профаны дивятся иногда, как самые
странные факты, чрезвычайные явления легко покоряются у формалистов общим
законам, — дивятся — а между тем чувствуют, что при этом сделан какой-то фокус — изумительный, но неприятный для того, кто ищет добросовестного и дельного ответа.
Иуда также сделал вид, что верит
странному неведению первосвященника, и подробно рассказал о проповеди Иисуса и чудесах, ненависти его к фарисеям и храму, о постоянных нарушениях им
закона и, наконец, о желании его исторгнуть власть из рук церковников и создать свое особенное царство. И так искусно перемешивал правду с ложью, что внимательно взглянул на него Анна и лениво сказал...
И когда он был уже убит и давно похоронен и новый губернатор, молодой, вежливый, окруженный казаками, быстро и весело носился по городу в коляске, — многие вспоминали этот двухнедельный
странный призрак, рожденный старым
законом: седого человека в генеральском пальто, шагающего прямо по грязи, его закинутую голову и незрячий взор — и красную шелковую подкладку, остро блистающую в молчаливых лужах.
Так, вероятно, в далекие, глухие времена, когда были пророки, когда меньше было мыслей и слов и молод был сам грозный
закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили с человеком, и молния протягивала ему руку — так в те далекие и
странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на виду у людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных глаз; и реки меняли свое течение, подмывая песок у ног его, и сам владыка-океан бросал на землю свои косматые валы и ревом своим гнал его в пустыню.
И я стал вспоминать, как и когда вошла мне в голову эта
странная мысль о том, что
закон Христа божественен, но исполнять его нельзя.
Насколько я знал тогда Ветхий Завет, в особенности последние книги Моисея, в которых изложены такие мелочные, бессмысленные и часто жестокие правила, при каждом из которых говорится: «и бог сказал Моисею», мне казалось
странным, чтобы Христос мог утвердить весь этот
закон, и непонятно, зачем он это сделал.
Мы так привыкли к тому, по меньшей мере
странному толкованию, что фарисеи и какие-то злые иудеи распяли Христа, что тот простой вопрос о том, где же были те не фарисеи и не злые, а настоящие иудеи, державшие
закон, и не приходит нам в голову. Стоит задать себе этот вопрос, чтобы всё стало совершенно ясно. Христос — будь он бог или человек — принес свое учение в мир среди народа, державшегося
закона, определявшего всю жизнь людей и называвшегося
законом бога. Как мог отнестись к этому
закону Христос?
Но долго я не мог привыкнуть к той
странной мысли, что после 1800 лет исповедания Христова
закона миллиардами людей после тысяч людей, посвятивших свою жизнь на изучение этого
закона, теперь мне пришлось, как что-то новое, открывать
закон Христа.
Не говоря уже о том, что было что-то недостойное в самой той форме, в которой была выражена эта мысль, о том, что рядом с глубочайшими, по своему значению, истинами проповеди, точно примечание к статье свода
законов, стояло это
странное исключение из общего правила, самое исключение это противоречило основной мысли.