Неточные совпадения
Левин прочел написанное
странным, родным ему почерком: «Прошу покорно оставить меня в
покое. Это одно, чего я требую от своих любезных братцев. Николай Левин».
Ну, Сонюшка, тебе
покой я дам:
Бывают странны сны, а наяву
страннее;
Искала ты себе травы,
На друга набрела скорее;
Повыкинь вздор из головы;
Где чудеса, там мало складу. —
Поди-ка, ляг, усни опять.
У него шевельнулась
странная мысль. Она смотрела на него с спокойной гордостью и твердо ждала; а ему хотелось бы в эту минуту не гордости и твердости, а слез, страсти, охмеляющего счастья, хоть на одну минуту, а потом уже пусть потекла бы жизнь невозмутимого
покоя!
Это было
странное, едва уловимое предчувствие тревоги; оно не колебало
покоя души, а только касалось его легко, как тень.
Ида знала эту доску, знала, что за нею несколько выше скоро выдвинется другая, потом третья, и каждая будет выдвигаться одна после другой, и каждая будет, то целыми тонами, то полутонами светлей нижней, и, наконец, на самом верху, вслед за полосами, подобными прозрачнейшему розовому крепу, на мгновение сверкнет самая
странная — белая, словно стальная пружина, только что нагретая в белокалильном пламени, и когда она явится, то все эти доски вдруг сдвинутся, как легкие дощечки зеленых жалюзи в окне опочивального
покоя, и плотно закроются двери в небо.
— Да, да, завтра, завтра мы хороним нашу голубицу! Вынос из дома будет ровно в одиннадцать часов пополуночи… Отсюда в церковь Николы на Курьих Ножках… Знаете?
Странные какие имена у ваших русских церквей! Потом на последний
покой в матушке земле сырой! Вы пожалуете? Мы недавно знакомы, но, смею сказать, любезность вашего нрава и возвышенность чувств…
Я вслушивался в эти разговоры, и желчь все сильнее и сильнее во мне кипела. Я не знаю, испытывал ли читатель это
странное чувство самораздражения, когда в человеке первоначально зарождается ничтожнейшая точка, и вдруг эта точка начинает разрастаться, разрастаться, и наконец охватывает все помыслы, преследует, не дает ни минуты
покоя. Однажды вспыхнув, страсть подстрекает себя сама и не удовлетворяется до тех пор, пока не исчерпает всего своего содержания.
Его
странная погоня за словами не давала мне
покоя, я хотел понять — чего он ищет?
Люблю отчизну я, но
странною любовью;
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия
покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
Окна и двери в комнатах были открыты настежь, но, несмотря на это, в воздухе стоял тяжелый,
странный запах, То была смесь запаха ветхих, заброшенных
покоев с приятным, но едким, наркотическим запахом тепличных растений, недавно принесенных из оранжереи в комнаты…
Артур попросил у Блаухер бумаги и, сев на стол, написал Пельцеру письмо. Он написал, что завещание получено и что желательно было бы знать, какая судьба постигла те деньги, которые получались до сих пор с имения, завещанного ему матерью? Письмо было отдано фрау Блаухер, которая на другой день и отослала его на почтовую станцию. Через неделю был получен от Пельцера ответ. Ответ был довольно
странный и загадочный: «Ничего я не знаю, — писал Пельцер. — Не знаю ни завещания, ни денег. Оставьте нас в
покое…»
Бывает такой
странный свет: он гонит прочь
покой нервозных душ и наполняет тяжкими предчувствиями душу.
Мне все казалось
странным, как это вы, тяжело больные, вместо того чтобы находиться в
покое, очутились на пароходе, где и духота, и жар, и качка, все, одним словом, угрожает вам смертью, теперь же для меня все ясно…
Мерною, твердою походкою вышла игуменья Досифея, в сопровождении Серафимы, шедшей в почтительном отдалении, из своей кельи спустилась по лестнице на двор монастыря, так как послушница Мария, получившая такой
странный и вместе страшный гостинец, жила во флигеле, противоположном тому главному монастырскому корпусу, где находились
покои матушки-игуменьи.