Г-н Ратч, напротив, очень развязно исполнил этот
страшный обряд, с почтительным наклонением корпуса пригласил к гробу офицера со Станиславом, точно угощая его, и высоко, с размаха, поднимая под мышки своих детей, поочередно подносил их к телу.
Вручение ножа от имени царя и питье вина из общей чаши, при лобызании всех присягавших между собою, заключали этот
страшный обряд безвозвратного закабаления на кровавую службу [«Царский суд», историческая повесть Н. Петрова.].
Неточные совпадения
Тут Вибель взял со стола тетрадку, так же тщательно и красиво переписанную, как и ритуал, и начал ее читать: — «Из числа учреждений и союзов, с коими масоны приводятся в связь, суть следующие: а) мистерии египтян, b) древние греческие элевзинские таинства, с) пифагорейский союз, d) иудейские секты терапевтов и ессеев, е) строительные корпорации римлян; но не думаю, чтобы это было справедливо; разгром, произведенный великим переселением народов, был столь силен и так долго тянулся, что невозможно даже вообразить, чтобы в продолжение этого
страшного времени могла произойти передача каких-либо тайных учений и
обрядов.
— Конечно, прежде всего совести своей; а кроме того, тут и
обряды очень
страшные: вас с завязанными глазами посадят в особую темную комнату, в которую входит ритор.
Но всего
страшнее чары при исполнении религиозных
обрядов; задумавший на «безголовье» врага ставит в церкви свечу пламенем вниз или постится в скоромный день.
Для нас, не посвященных в простое таинство души заклинателя — в его власть над словом, превращающую слово в дело, — это может быть смешно только потому, что мы забыли народную душу, а может быть, истинную душу вообще; для непосвященного с простою душой, более гармоничной, менее охлажденной рассудком, чем наша, — такое таинство страшно; перед ним — не мертвый текст, с гордостью записанный со слов деревенского грамотея, а живые, лесные слова; не догматический предрассудок, но суеверная сказка, а творческий
обряд,
страшная быль, которая вот сейчас вырастет перед ним, заколдует его, даст или отнимет благополучие или, еще
страшнее, опутает его неизвестными чарами, если того пожелает всемогущий кудесник.
— Не властна я тебя оставить! — перервала его Катруся, сжав его еще крепче в объятиях и, так сказать, приросши к нему. — Я тебе сказала, что на мне лежит
страшная клятва… В силу этой клятвы кто бы ни был из близких нам: муж ли, брат ли, отец ли… кто бы ни был тот, кто подсмотрит наши
обряды, — но мы должны… ох! тяжело сказать!.. должны высосать до капли кровь его…
Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой-то
страшный и ожидаемый всеми
обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги.