Неточные совпадения
Самгин в одной штанине бросился к постели, выхватил из ночного столика браунинг, но, бросив его на постель, надел брюки, туфли, пиджак и снова подбежал к окну;
солдат, стрелявший с колена, переваливаясь с бока на бок, катился
по мостовой на панель, тот, что был впереди его, — исчез, а трое все еще лежали,
стреляя.
За спиною Самгина, толкнув его вперед, хрипло рявкнула женщина, раздалось тихое ругательство, удар
по мягкому, а Самгин очарованно смотрел, как передовой
солдат и еще двое, приложив ружья к плечам, начали
стрелять. Сначала упал, высоко взмахнув ногою, человек, бежавший на Воздвиженку, за ним, подогнув колени, грузно свалился старик и пополз, шлепая палкой
по камням, упираясь рукой в мостовую; мохнатая шапка свалилась с него, и Самгин узнал: это — Дьякон.
Солдаты стреляли не
по своей охоте, а, разумеется,
по команде начальства, значит, это — убийство в состоянии самозащиты войск против свирепых гимназистов!»
Несколько дней спустя после этого мы занимались пристрелкой ружей. Людям были розданы патроны и указана цель для стрельбы с упора.
По окончании пристрелки
солдаты стали просить разрешения открыть вольную стрельбу.
Стреляли они в бутылку,
стреляли в белое пятно на дереве, потом в круглый камешек, поставленный на краю утеса.
Солдаты, гоняясь в тайге за беглыми, до такой степени истрепывали свою одежду и обувь, что однажды в Южном Сахалине сами были приняты за беглых, и
по ним
стреляли.
— А мне это один
солдат говорил, с которым я один раз разговаривала, что им нарочно,
по уставу, велено целиться, когда они в стрелки рассыпаются, в полчеловека; так и сказано у них: «в полчеловека». Вот уже, стало быть, не в грудь и не в голову, а нарочно в полчеловека велено
стрелять. Я спрашивала потом у одного офицера, он говорил, что это точно так и верно.
Курить в секрете запрещалось, но секрет этот был почти не секрет, а скорее передовой караул, который высылался затем, чтобы горцы не могли незаметно подвезти, как они это делали прежде, орудие и
стрелять по укреплению, и Панов не считал нужным лишать себя курения и потому согласился на предложение веселого
солдата.
Бутлер нынче во второй раз выходил в дело, и ему радостно было думать, что вот сейчас начнут
стрелять по ним и что он не только не согнет головы под пролетающим ядром или не обратит внимания на свист пуль, но, как это уже и было с ним, выше поднимет голову и с улыбкой в глазах будет оглядывать товарищей и
солдат и заговорит самым равнодушным голосом о чем-нибудь постороннем.
По всему аулу стелился едкий дым, и в дыму этом шныряли
солдаты, вытаскивая из саклей, что находили, главное же — ловили и
стреляли кур, которых не могли увезти горцы.
Если толпа и при этом не расходится, начальник приказывает
стрелять прямо в толпу, в кого попало, и
солдаты стреляют и
по улице падают раненые и убитые люди, и тогда толпа обыкновенно разбегается, и войска
по приказанию начальников захватывают тех, которые представляются им главными зачинщиками, и отводят их под стражу.
Пули с визгом летали
по улице, свистели над его головою, но ему было не до них; при свете пожара он видел, как неприятельские стрелки бегали взад и вперед,
стреляли по домам, кололи штыками встречающихся им русских
солдат, а рота не строилась… «К ружью! выходи! — кричал во все горло Зарядьев, стараясь высунуться как можно более.
— Я отдаюсь на ваше правосудие, генерал! — сказал он, — ваши
солдаты дважды
стреляли по нашим парламентерам.
Однако ни первого, ни второго полувзвода отыскать было невозможно: в лесу все перепутались, а разбиться под пулями и гранатами было поздно. Я улегся за первым попавшимся бугорком земли и начал
стрелять.
По одну сторону, рядом со мною, лежал наш капральный,
по другую —
солдат Софийского полка.
— Чего неправда! — горячо подхватил Шишкин; — а вот недавно еще, с месяц назад, в Славнобубенской губернии, в Высоких Снежках, помещики да генералы с
солдатами по мужикам
стреляли! Сколько народу-то перебили, говорят! Страсти просто!
Но — странное дело! — отряд уже был близко, а из укреплений не
стреляли. Авангард, с которым был и Ашанин, подошел к Го-Конгу, большому форту, выстроенному на холме, окруженному рвами и командующему местностью и имеющему 300 метров
по фасу и 85 амбразур и… там не было никого… Все пусто. Внутри форта было 40 блиндированных казарм…
Солдаты бросились осматривать их и скоро торжественно привели трех стариков.
Восемь
солдат проходило через Арматлук. Узнали они, что есть склад вина, дали в зубы охранявшему склад милиционеру-почтальону, прикладами сбили замок, добыли вина и стали на горке пить. Подпили. Остановили проезжавшую
по шоссе порожнюю линейку и велели извозчику-греку катать их. Все восьмеро взвалились на линейку и в сумерках долго носились вскачь
по улицам дачного поселка с гиканьем и песнями. А потом стали
стрелять в цель
по собакам на дворах. Пьяные заснули в степи за поселком. Грек уехал.
Солдаты стреляли по свиньям; ветер дул от нас, и выстрелов не было слышно, только слабо сверкали огоньки у дул винтовок.
На дороге по-прежнему медленно тянулись к северу бесконечные обозы. У края валялись стащенные с дороги два солдатских трупа, истоптанные колесами и копытами, покрытые пылью и кровью. А где же японцы? Их не было. Ночью произошла совершенно беспричинная паника. Кто-то завопил во сне: «Японцы! Пли!» — и взвился ужас. Повозки мчались в темноте, давили людей, сваливались с обрывов.
Солдаты стреляли в темноту и били своих же.
Рассказывались страшные вещи про расправы
солдат с офицерами. Рассказывали про какого-то полковника: вдали показались казаки-забайкальцы;
по желтым околышам и лампасам их приняли за японцев; вспыхнула паника;
солдаты рубили постромки, бестолково
стреляли в своих. Полковник бросился к ним, стал грозно кричать, хотел припугнуть и два раза выстрелил на воздух из револьвера.
Солдаты сомкнулись вокруг него.
Они побежали к своим и рассказали, что полковник сулит
солдатам по сто рублей, чтобы в них
стреляли.
Нескольким
солдатам, оставшимся около них и сохранившим еще присутствие духа, приказывают они
стрелять по бегущим: ничто не может остановить бегства.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили
по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько
солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних
солдат.
Солдаты без команды стали
стрелять.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею и с бессознательно-радостною улыбкой смотрел на то, что̀ делалось вокруг него. Изредка Пьер всё с тою же улыбкой вставал и, стараясь не помешать
солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался
по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другою
стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что
солдаты разбредаются
по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет
стрелять по мосту.
Пьер слышал, что французы совещались, как
стрелять,
по одному или
по два? —
По два, — холодно-спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах
солдат и заметно было, что все торопились и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтоб окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Несколько раненых шли
по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов,
стреляли друг в друга русские и австрийские
солдаты.
— Чтó такое? Чтó такое?
По ком
стреляют? Кто
стреляет? — спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими
солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.