Неточные совпадения
— Я Родион Романыч Раскольников, бывший
студент, а
живу в доме Шиля, здесь в переулке, отсюда недалеко, в квартире нумер четырнадцать. У дворника спроси… меня знает. — Раскольников проговорил все это как-то лениво и задумчиво, не оборачиваясь и пристально смотря на потемневшую улицу.
— Позволь, я тебе серьезный вопрос задать хочу, — загорячился
студент. — Я сейчас, конечно, пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего
живет, и которая завтра же сама собой умрет. Понимаешь? Понимаешь?
— Я вас знаю мало, — повторил Базаров. — Может быть, вы правы; может быть, точно, всякий человек — загадка. Да хотя вы, например: вы чуждаетесь общества, вы им тяготитесь — и пригласили к себе на жительство двух
студентов. Зачем вы, с вашим умом, с вашею красотою,
живете в деревне?
«Поярков», — признал Клим, входя в свою улицу. Она встретила его шумом работы, таким же, какой он слышал вчера. Самгин пошел тише, пропуская в памяти своей жильцов этой улицы, соображая: кто из них может строить баррикаду? Из-за угла вышел
студент, племянник акушерки, которая раньше
жила в доме Варвары, а теперь — рядом с ним.
Клим ожидал, что жилище
студента так же благоустроено, как сам Прейс, но оказалось, что Прейс
живет в небольшой комнатке, окно которой выходило на крышу сарая; комната тесно набита книгами, в углу — койка, покрытая дешевым байковым одеялом, у двери — трехногий железный умывальник, такой же, какой был у Маргариты.
— Семьдесят лет
живу… Многие, бывшие
студентами, достигли высоких должностей, — сам видел! Четыре года служил у родственников убиенного его превосходительства болярина Сипягина… видел молодым человеком, — говорил он, истекая слезами и не слыша советов Самгина...
—
Студент физико-математического факультета, затем — рядовой сто сорок четвертого Псковского полка. Но по слабости зрения, — мне его казак нагайкой испортил, — от службы отстранен и обязан
жить здесь, на родине, три года безвыездно.
Но ехать домой он не думал и не поехал, а всю весну, до экзаменов,
прожил, аккуратно посещая университет, усердно занимаясь дома. Изредка, по субботам, заходил к Прейсу, но там было скучно, хотя явились новые люди: какой-то
студент института гражданских инженеров, длинный, с деревянным лицом, драгун, офицер Сумского полка, очень франтоватый, но все-таки похожий на молодого купчика, который оделся военным скуки ради. Там все считали; Тагильский лениво подавал цифры...
— Вот, например, англичане:
студенты у них не бунтуют, и вообще они —
живут без фантазии, не бредят, потому что у них — спорт. Мы на Западе плохое — хватаем, а хорошего — не видим. Для народа нужно чаще устраивать религиозные процессии, крестные хода. Папизм — чем крепок? Именно — этими зрелищами, театральностью. Народ постигает религию глазом, через материальное. Поклонение богу в духе проповедуется тысячу девятьсот лет, но мы видим, что пользы в этом мало, только секты расплодились.
Пояркову, который, руководя кружками
студентов, изучавших Маркса,
жил, сердито нахмурясь, и двигал челюстями так, как будто жевал что-то твердое, — ему Самгин говорил, что студенчество буржуазно и не может быть иным.
— Ой, больно! Ну, и больно же, ой, господи! Да — не троньте же… Как я буду
жить без руки-то? — с ужасом спрашивал он, хватая здоровой рукой плечо
студента; гладя, пощупывая плечо и косясь мокрыми глазами на свою руку, он бормотал...
— Эх, Париж! Да-а! — следователь сожалительно покачал годовой. — Был я там
студентом, затем, после свадьбы, ездил с женой, целый месяц
жили. Жизнь-то, Клим Иванович, какова? Сначала — Париж, Флоренция, Венеция, а затем — двадцать семь лет — здесь. Скучный городок, а?
— Во сне сколько ни ешь — сыт не будешь, а ты — во сне онучи жуешь. Какие мы хозяева на земле? Мой сын,
студент второго курса, в хозяйстве понимает больше нас. Теперь, брат,
живут по жидовской науке политической экономии, ее даже девчонки учат. Продавай все и — едем! Там деньги сделать можно, а здесь — жиды, Варавки, черт знает что… Продавай…
— Дальше? Хорошо. Если желание сильно то исполнение не замедлит. В одной со мной квартире
жил студент, который принял во мне участие и помог мне, года через полтора, сдать экзамены для поступления в медицинский колледж. Как видите, я оказался способным человеком…
Так
жила она до 16-ти лет. Когда же ей минуло 16 лет, к ее барышням приехал их племянник —
студент, богатый князь, и Катюша, не смея ни ему ни даже себе признаться в этом, влюбилась в него. Потом через два года этот самый племянник заехал по дороге на войну к тетушкам, пробыл у них четыре дня и накануне своего отъезда соблазнил Катюшу и, сунув ей в последний день сторублевую бумажку, уехал. Через пять месяцев после его отъезда она узнала наверное, что она беременна.
Она вспомнила, как посетившая ее в остроге Берта рассказывала ей, что тот
студент, которого она любила,
живя у Китаевой, приезжал к ним, спрашивал про нее и очень жалел.
И знали мы, что наш знакомый Рахметов
проживает в год рублей 400; для
студента это было тогда очень немало, но для помещика из Рахметовых уже слишком мало; потому каждый из нас, мало заботившихся о подобных справках, положил про себя без справок, что наш Рахметов из какой-нибудь захиревшей и обеспоместившейся ветви Рахметовых, сын какого-нибудь советника казенной палаты, оставившего детям небольшой капиталец.
По денежным своим делам Лопухов принадлежал к тому очень малому меньшинству медицинских вольнослушающих, то есть не живущих на казенном содержании,
студентов, которое не голодает и не холодает. Как и чем
живет огромное большинство их — это богу, конечно, известно, а людям непостижимо. Но наш рассказ не хочет заниматься людьми, нуждающимися в съестном продовольствии; потому он упомянет лишь в двух — трех словах о времени, когда Лопухов находился в таком неприличном состоянии.
Первый дом назывался между своими людьми «Чебышевская крепость», или «Чебыши», а второй величали «Адом». Это — наследие нечаевских времен. Здесь в конце шестидесятых годов была штаб-квартира, где
жили студенты-нечаевцы и еще раньше собирались каракозовцы, члены кружка «Ад».
На дворе огромного владения Ляпиных сзади особняка стояло большое каменное здание, служившее когда-то складом под товары, и его в конце семидесятых годов Ляпины перестроили в
жилой дом, открыв здесь бесплатное общежитие для
студентов университета и учеников Училища живописи и ваяния.
В «Чернышах»
жили актеры, мелкие служащие, учителя,
студенты и пишущая братия.
Это был первый «агитатор», которого я увидел в своей жизни. Он
прожил в городе несколько дней, ходил по вечерам гулять на шоссе, привлекая внимание своим студенческим видом, очками, панамой, длинными волосами и пледом. Я иной раз ходил с ним, ожидая откровений. Но
студент молчал или говорил глубокомысленные пустяки…
В доме Бетленга
жили шумно и весело, в нем было много красивых барынь, к ним ходили офицеры,
студенты, всегда там смеялись, кричали и пели, играла музыка. И самое лицо дома было веселое, стекла окон блестели ясно, зелень цветов за ними была разнообразно ярка. Дедушка не любил этот дом.
— Да, да, — сказала она тихонько, — не нужно озорничать! Вот скоро мы обвенчаемся, потом поедем в Москву, а потом воротимся, и ты будешь
жить со мной. Евгений Васильевич очень добрый и умный, тебе будет хорошо с ним. Ты будешь учиться в гимназии, потом станешь
студентом, — вот таким же, как он теперь, а потом доктором. Чем хочешь, — ученый может быть чем хочет. Ну, иди, гуляй…
— Секретаря себе из
студентов хочу взять в думу. Пятьсот рублей своих дам, пятьсот соберу, да чтобы человек был. Возьми жалованье и
живи честно.
Помада в это время
жил у одной хозяйки с Бертольди и несколькими
студентами, а Розанов вовсе не хотел теперь встречаться ни с кем и тем более с Бертольди.
Павел от огорчения в продолжение двух дней не был даже у Имплевых. Рассудок, впрочем, говорил ему, что это даже хорошо, что Мари переезжает в Москву, потому что, когда он сделается
студентом и сам станет
жить в Москве, так уж не будет расставаться с ней; но, как бы то ни было, им овладело нестерпимое желание узнать от Мари что-нибудь определенное об ее чувствах к себе. Для этой цели он приготовил письмо, которое решился лично передать ей.
— А как жених узнает и скажет: «Зачем вы со
студентами театр играете?» Он и то уж Каролине Карловне говорил: «Зачем это она
живет в номерах со
студентами?»
— Задевает? — смеясь, вскричал хохол. — Эх, ненько, деньги! Были бы они у нас! Мы еще все на чужой счет
живем. Вот Николай Иванович получает семьдесят пять рублей в месяц — нам пятьдесят отдает. Так же и другие. Да голодные
студенты иной раз пришлют немного, собрав по копейкам. А господа, конечно, разные бывают. Одни — обманут, другие — отстанут, а с нами — самые лучшие пойдут…
Потом в одной комнате
жили мы, и, наконец, в последней комнате, рядом с нами, помещался один бедный
студент Покровский, жилец у Анны Федоровны.
Чудинов по-прежнему
живет в нумерах у Анны Ивановны, но он уже исключен из числа
студентов, за невзнос полугодовой платы.
— Мне совестно тогда было сказать о себе, — продолжал
студент, — но я сам страстный любитель театра, и страсть эта
живет во мне с детства и составляет мое величайшее блаженство и вместе мое несчастие.
Благодаря свободе столичных нравов положение их не возбуждало ни с какой стороны ни толков, ни порицаний, тем более, что
жили они почти уединенно. У них только бывали Белавин и молодой
студент Иволгин. Первого пригласил сам Калинович, сказав еще наперед Настеньке: «Я тебя, друг мой, познакомлю с одним очень умным человеком, Белавиным. Сегодня зайду к нему, и он, вероятно, как-нибудь вечерком завернет к нам». Настеньке на первый раз было это не совсем приятно.
— Какое же это самоубийство, когда он
жив остался?! Врешь все! — напустился раз Н.И. Пастухов на репортера С.А. Епифанова, который сообщил о самоубийстве
студента, а на другой день выяснилось, что это было только покушение на самоубийство.
— Шатов, это «
студент», вот про которого здесь упоминается. Он здесь
живет; бывший крепостной человек, ну, вот пощечину дал.
Но нет, и не то; таков был я сыздетства, и вот в эту самую минуту мне вспомнился вот какой случай: приехал я раз уже
студентом в село, где
жил мои детские годы, и застал там, что деревянную церковку сносят и выводят стройный каменный храм… и я разрыдался!
—
Студент, неизлечимый
студент! Ну, как
живете вы здесь месяцы и не знаете, что из окна видно. Ох, молодость!.. Ну, дайте-ка вашу руку пощупать.
Самую большую занимали мы с Пепкой, рядом с нами
жил «черкес» Горгедзе,
студент медицинской академии, дальше другой студент-медик Соловьев, еще дальше студент-горняк Анфалов, и самую последнюю комнату занимала курсистка-медичка Анна Петровна.
— Не перебивай, пожалуйста… Она шла гулять, и мы отправились вместе. Она быстро привыкла ко мне и очень мило болтала все время. Представь себе, что она давно уже наблюдает нас и составила представление о русском
студенте, как о чем-то ужасном. Она знает о наших путешествиях в «Розу», знает, что пьяный Карл Иваныч спит у нас, знает, что мы большие неряхи и вообще что не умеем
жить.
Вы
студент, а в той комнате, где вы будете
жить, все даже располагает к занятиям.
Ну, какое дело Суворову до ссыльных? Если же таковые встречались у собутыльников за столом — среди гостей, — то при встречах он раскланивался с ними как со знакомыми. Больше половины вологжан-студентов были высланы за политику из столицы и
жили у своих родных, и весь город был настроен революционно.
В Струкову был, конечно, платонически и безнадежно, влюблен Вася, чего она не замечала. Уже десятки лет спустя я ее встретил в Москве, где она
жила после смерти своего мужа Свободина (Козиенко), умершего на сцене Александрийского театра в 1892 году. От него у нее был сын Миша Свободин, талантливый молодой поэт, московский
студент, застрелившийся неожиданно для всех. Я его встречал по ночам в игорных залах Художественного кружка. Он втянулся в игру, и, как говорили, проигрыш был причиной его гибели.
С тех пор Нестор Игнатьевич вел студенческую жизнь в Латинском квартале Парижа, то есть
жил бездомовником и отличался от прочих, истинных
студентов только разве тем, что немножко чаще их просиживал вечера дома за книгою и реже таскался по ресторанам, кафе и балам Прадо.
Он до сих пор еще
жил, как
жил некогда
студентом, и только нанимал комнату несколько побольше, чем прежде, и то не ради каких-нибудь личных удобств, а потому, что с течением времени у него очень много накопилось книг, которые и надобно было где-нибудь расставить; прочая же обстановка его была совершенно прежняя: та же студенческая железная кровать, тот же письменный стол, весь перепачканный чернильными пятнами и изрезанный перочинным ножом; то же вольтеровское кресло для сидения самого хозяина и несколько полусломанных стульев для гостей.
Дача, куда меня звала Дося, была в лесу, направо от московского шоссе, недалеко от бывшей дачки Урмановых. Дача была большая, но в ней зимой
жили только два
студента, занимавшие две комнаты. Она была в стороне и представляла то удобство, что в случае надобности жильцы открывали другие комнаты, и тогда помещалось сколько угодно народу. Там часто происходили наши тайные собрания.
— Нет, какое красив!.. Он гадок!.. Он кучер, форейтор смазливый… Я знала его еще
студентом, он тогда
жил на содержании у одной купчихи и все ездил на рысаке в двухколеске!.. Сам всегда, как мужики это делают, правил. Мы тогда
жили в Сокольниках на даче и очень все над ним смеялись!
Воспитанникам, назначенным в
студенты, не произвели обыкновенных экзаменов, ни гимназических, ни университетских, а, напротив, все это время употребили на продолжение ученья, приготовительного для слушанья университетских лекций; не знаю, почему Григорий Иваныч, за несколько дней до акта, отправил меня на вакацию, и мы с Евсеичем уехали в Старое Аксаково, Симбирской губернии, где тогда
жило все мое семейство.
— Дозволение устроить театр с авансценою и декорациями в одной из университетских зал долго не приходило от попечителя, который
жил в Петербурге, а потому мы выпросили позволение у директора Яковкина составить домашний спектакль без устройства возвышенной сцены и без декораций, в одной из спальных комнат казенных
студентов.
Вот, наконец, Невский, Большая Морская, а вот Ковенский переулок, где он
жил когда-то со
студентами, вот милое серое небо, моросящий дождик, мокрые извозчики…
Он сам повествует, что тринадцати лет он уже был влюблен; будучи
студентом первого курса, он
жил с дамой, которая имела на него благотворное влияние и которой он обязан своим музыкальным образованием.