Неточные совпадения
Косые лучи солнца были еще жарки; платье, насквозь промокшее от пота, липло к телу; левый сапог, полный воды, был тяжел и чмокал; по испачканному пороховым осадком лицу каплями скатывался пот; во рту была горечь,
в носу запах пороха и ржавчины,
в ушах неперестающее чмоканье бекасов; до стволов нельзя было дотронуться, так они разгорелись; сердце
стучало быстро и коротко; руки тряслись от волнения, и усталые ноги спотыкались и переплетались по кочкам и трясине; но он всё ходил и стрелял.
Они, трое, все реже посещали Томилина. Его обыкновенно заставали за книгой, читал он — опираясь локтями о стол, зажав ладонями
уши. Иногда — лежал на койке, согнув ноги, держа книгу на коленях,
в зубах его торчал карандаш. На стук
в дверь он никогда не отвечал, хотя бы
стучали три, четыре раза.
Вслед за этим мимо окна пробежала босая девушка
в вышитой рубахе с пушками на
ушах, за девушкой пробежал мужик,
стуча гвоздями толстых сапогов по убитой тропинке.
Голова его отяжелела, кровь раскатисто
стучала в горло и
в уши, но он шел твердо и знал, куда шел.
Бегут сани,
стучит конское копыто о мерзлую землю, мелькают по сторонам хмурые деревья, и слышит Аграфена ласковый старушечий голос, который так любовно наговаривает над самым ее
ухом: «Петушок, петушок, золотой гребешок, маслена головушка, шелкова бородушка, выгляни
в окошечко…» Это баушка Степанида сказку рассказывает ребятам, а сама Аграфена совсем еще маленькая девчонка.
Но я уже не слушал: я как-то безучастно осматривался кругом.
В глазах у меня мелькали огни расставленных на столах свечей, застилаемые густым облаком дыма;
в ушах раздавались слова: «пас»,"проберем","не признает собственности, семейства"… И
в то же время
в голове как-то назойливее обыкновенного
стучала излюбленная фраза:"с одной стороны, должно сознаться, хотя, с другой стороны, — нельзя не признаться"…
"Бедная! бедная! бедная!" — раздавалось у нее
в ушах,
стучало в голове, разливалось волной по всему телу…
Сам Иван Дорофеев, мужик лет около сорока, курчавый и с умными глазами,
в красной рубахе и
в сильно смазанных дегтем сапогах, спал на лавке и первый услыхал своим привычным
ухом, что кто-то подъехал к его дому и
постучал в окно, должно быть, кнутовищем.
Тут я расхохотался до того, что, боясь свалиться с ног, повис на ручке двери, дверь отворилась, я угодил головой
в стекло и вышиб его. Приказчик топал на меня ногами, хозяин
стучал по голове моей тяжелым золотым перстнем, Саша пытался трепать мои
уши, а вечером, когда мы шли домой, строго внушал мне...
С этими мыслями лозищанин засыпал, стараясь не слышать, что кругом стоит шум, глухой, непрерывный, глубокий. Как ветер по лесу, пронесся опять под окнами ночной поезд, и окна тихо прозвенели и смолкли, — а Лозинскому казалось, что это опять гудит океан за бортом парохода… И когда он прижимался к подушке, то опять что-то
стучало, ворочалось, громыхало под
ухом… Это потому, что над землей и
в земле
стучали без отдыха машины, вертелись чугунные колеса, бежали канаты…
На сегодня нужно было уже отложить всякую мысль об охоте; впору было только добраться перед грозой до ночлега. Мой конь
постукивал копытом
в обнажившиеся корни, храпел и настораживал
уши, прислушиваясь к гулко щелкающему лесному эху. Он сам прибавлял шагу к знакомой лесной сторожке.
Как тихо!
В деревне раздавшийся голос
Как будто у самого
уха гудет,
О корень древесный запнувшийся полоз
Стучит, и визжит, и за сердце скребет.
И через несколько минут Климков, как маленькая собака, спешно шагал по тротуару сзади человека
в поношенном пальто и измятой чёрной шляпе. Человек был большой, крепкий, он шёл быстро, широко размахивал палкой и крепко
стучал ею по асфальту. Из-под шляпы спускались на затылок и
уши чёрные с проседью вьющиеся волосы.
— Ну, что? Что вы скажете? — победоносно спрашивал Александр Семенович. Все с любопытством наклоняли
уши к дверцам первой камеры. — Это они клювами
стучат, цыплятки, — продолжал, сияя, Александр Семенович. — Не выведу цыпляток, скажете? Нет, дорогие мои. — И от избытка чувств он похлопал охранителя по плечу. — Выведу таких, что вы ахнете. Теперь мне
в оба смотреть, — строго добавил он. — Чуть только начнут вылупливаться, сейчас же мне дать знать.
Я продолжал лежать с вытаращенными глазами, с раскрытым и засохшим ртом; кровь
стучала у меня
в висках,
в ушах,
в горле,
в спине, во всем теле!
А осень все злилась, снег все носился во тьме, гонимый ветром,
стучал в наши маленькие окна, и кругом нашей юрты по ночам все слышалось тихое движение то
в одном, то
в другом татарском дворе. Мой верный Цербер, которого я брал к себе
в юрту из чувства одиночества, то и дело настораживал
уши и ворчал особенным образом — как природные якутские собаки ворчат только на татар или поселенцев…
Сижу как дурак, дожидаюсь: пульс колотится и
в ушах стучит.
Воскресшие убранство и красу
Минувших дней узнал я пред собою;
Мой пульс
стучал, как будто бы несу
Я кузницу
в груди;
в ушах с прибою
Шумела кровь; так
в молодом лесу
Пернатых гам нам слышится весною;
Так пчел рои, шмелям гудящим
в лад,
В июльский зной над гречкою жужжат.
Краем
уха не слушая юркого, торопливого еврейчика, с жаром уверявшего, что «его благородия гасшпадина капитана немá», Марко Данилыч степенно прошел
в канцелярию, где до десятка мрачных, с жадными взорами, вольнонаемных писцов перебирали бумаги,
стучали на счетах и что-то записывали
в просаленные насквозь толстые книги.
И опять наступает тишина… Ветер гуляет по снастям,
стучит винт, хлещут волны, скрипят койки, но ко всему этому давно уже привыкло
ухо, и кажется, что все кругом спит и безмолвствует. Скучно. Те трое больных — два солдата и один матрос, — которые весь день играли
в карты, уже спят и бредят.
Сырой утренний туман стлался на несколько вершков от земли, пронизывая девушку насквозь своей нездоровой влагой. Начиналась лихорадка. Дробно
стучали зубы Милицы
в то время, как все тело горело точно
в огне. И сама радость избавления от смерти, заполнившая ее еще
в первую минуту свободы, теперь исчезла, померкла. Она делала страшные усилия над собой, чтобы подвигаться вперед
в то время, как чуткое, напряженное
ухо то и дело прислушивалось к окружающей лесной тишине.
У княгини страшно билось сердце;
в ушах у нее
стучало, и всё еще ей казалось, что доктор долбит ее своей шляпой по голове. Доктор говорил быстро, горячо и некрасиво, с заиканьем и с излишней жестикуляцией; для нее было только понятно, что с нею говорит грубый, невоспитанный, злой, неблагодарный человек, но чего он хочет от нее и о чем говорит — она не понимала.
С одной стороны, голос рассудка говорил, что ему следует бежать из этого дома и более никогда не встречаться с жертвой его гнусного преступления, какою считал он Татьяну Борисовну, а с другой, голос страсти, более сильный, чем первый, нашептывал
в его
уши всю соблазнительную прелесть обладания молодой девушкой, рисовал картины ее девственной красоты, силу и очарование ее молодой страсти, и снова, как во вчерашнюю роковую ночь, кровь бросалась ему
в голову,
стучала в висках, и он снова почти терял сознание.
Галошный цех, самый многолюдный на заводе, чистили
в зрительном зале клуба. Председательствовала товарищ, чуть седая, с умными глазами и приятным лицом; на стриженых волосах по маленькой гребенке над каждым
ухом. Когда
в зале шумели, она беспомощно
стучала карандашиком по графину и говорила, напрягая слабый голос...
Но тут являлся перед ним, как тень Гамлету, грозный голос его капитана и
стучали ему
в уши роковые поучения.
А
в ушах у него
стучало...