Неточные совпадения
Борьба народов есть борьба духовных сил, высших предназначений, а не борьба за
животное существование и элементарные интересы.
Животное существование и удовлетворение элементарных интересов возможно и при оттеснении народов и государств на второй план истории.
Понятно, что Клеопатра Петровна о всех своих сердечных отношениях говорила совершенно свободно — и вряд ли в глубине души своей не сознавала, что для нее все уже кончено на свете, и если предавалась иногда материальным заботам, то в этом случае в ней чисто говорил один только
животный инстинкт всякого живого существа, желающего и стремящегося сохранить и обеспечить свое
существование.
Ужели же, хотя в виду того, что простец съедобен, — что он представляет собою лучшую anima vilis, [«гнусную душу», то есть подопытное
животное (лат.)] на которой может осуществляться закон борьбы за
существование, — ужели в виду хоть этих удобств найдется себялюбец из «крепких», настолько ограниченный, чтобы желать истребления «простеца» или его окончательного обессиления?
Христос признает
существование обеих сторон параллелограмма, обеих вечных, неуничтожимых сил, из которых слагается жизнь человека: силу
животной природы и силу сознания сыновности богу. Не говоря о силе
животной, которая, сама себя утверждая, остается всегда равна сама себе и находится вне власти человека, Христос говорит только о силе божеской, призывая человека к наибольшему сознанию ее, к наибольшему освобождению ее от того, что задерживает ее, и к доведению ее до высшей степени напряжения.
Существование в человеке
животного, только
животного, не есть жизнь человеческая. Жизнь по одной воле бога тоже не есть жизнь человеческая. Жизнь человеческая есть составная из жизни
животной и жизни божеской. И чем более приближается эта составная к жизни божеской, тем больше жизни.
Доктор не любил нашего хозяйства, потому что оно мешало нам спорить, и говорил, что пахать, косить, пасти телят недостойно свободного человека и что все эти грубые виды борьбы за
существование люди со временем возложат на
животных и на машины, а сами будут заниматься исключительно научными исследованиями.
«…
Существование, которое, с точки зрения
животной экономии, должно быть признано идеальным. Ибо получать от природы возможно более при возможно меньшей затрате энергии, — не в этом ли состоит основной принцип приспособления… А приспособление, господа, — закон жизни…»
Если это есть — значит, у мужика есть досуг, значит, он ведет не прекратительную жизнь подъяремного
животного, а здоровое
существование разумного существа, значит, он плодится и множится.
Это борьба на жизнь и смерть, борьба за
существование, как новейшие натуралисты определяют естественную смену поколений в
животном мире.
Страдания и смерть представляются человеку злом только тогда, когда он закон своего плотского,
животного существования принимает за закон своей жизни.
Только бы мы умели принимать это как следует, как нужную нам, а потому радостную работу, а не как нечто досадное, нарушающее то наше
животное существование, которое мы считаем жизнью и усиление которого считаем благом!
Под природой я тут понимаю не
животных, не растения, не минералы, не звезды, леса и моря, которые все имеют внутреннее
существование и принадлежат экзистенциальному, а не объективированному плану.
Весь миропорядок с царством универсально-общего, безличного придет к концу и сгорит, все же конкретные существа, человеческая личность прежде всего, но также и
животные, растения и все имеющее индивидуальное
существование в природе наследуют вечность.
Нам ясно, что вся материя и ее законы, с которыми борется
животное и которое она подчиняет себе для
существования личности
животного, суть не преграды, а средства для достижения им своих целей.
Никакие рассуждения ведь не могут скрыть от человека той очевидной, несомненной истины, что личное
существование его есть нечто непрестанно-погибающее, стремящееся к смерти, и что потому в его
животной личности не может быть жизни.
Животные личности для своих целей хотят воспользоваться личностью человека. А чувство любви влечет его к тому, чтобы отдать свое
существование на пользу других существ.
Пробудившееся в нем разумное сознание, заявив такие требования, которые неудовлетворимы для жизни
животной, указывает ему ошибочность его представления о жизни; но въевшееся в него ложное учение мешает ему признать свою ошибку: он не может отказаться от своего представления о жизни, как
животного существования, и ему кажется, что жизнь его остановилась от пробуждения разумного сознания.
В самом деле: если
существование людей изменяется только вследствие общих законов их
животного существования, то изучение тех законов, которым оно и так подчиняется, совершенно бесполезно и праздно.
Для
животного, не имеющего разумного сознания, показывающего ему бедственность и конечность его
существования, благо личности и вытекающее из него продолжение рода личности есть высшая цель жизни. Для человека же личность есть только та ступень
существования, с которой открывается ему истинное благо его жизни, не совпадающее с благом его личности.
Понимая свою жизнь только как
животное существование, определяемое пространственными и временными условиями, человек и пробуждение и деятельность разумного сознания хочет измерять тою же меркой: он спрашивает себя — когда, сколько времени, в каких условиях я находился в обладании разумным сознанием?
Не в смерти, а в этом противоречии причина того ужаса, который охватывает человека при мысли о плотской смерти: страх смерти не в том, что человек боится прекращения
существования своего
животного, но в том, что ему представляется, что умирает то, что не может и не должно умереть.
Вопросы: зачем? и за что?, возникающие в душе человека при испытывании или воображении страдания, показывают только то, что человек не познал той деятельности, которая должна быть вызвана в нем страданием, и которая освобождает страдание от его мучительности. И действительно, для человека, признающего свою жизнь в
животном существовании, не может быть этой, освобождающей страдание деятельности, и тем меньше, чем уже он понимает свою жизнь.
Совершенно справедливо то, что знание видимого нам проявления
существования людей в истории может быть поучительно для нас; что точно так же может быть поучительно для нас и изучение законов
животной личности человека и других
животных, и поучительно изучение тех законов, которым подчиняется само вещество.
Животная личность страдает. И эти-то страдания и облегчение их и составляют главный предмет деятельности любви.
Животная личность, стремясь к благу, стремится каждым дыханием к величайшему злу — к смерти, предвидение которой нарушало всякое благо личности. А чувство любви не только уничтожает этот страх, но влечет человека к последней жертве своего плотского
существования для блага других.
Если же ты боишься потерять то, что не есть
животное, то ты боишься потерять свое особенное разумное отношение к миру, — то, с которым ты вступил в это
существование. Но ведь ты знаешь, что оно возникло не с твоим рождением: оно существует независимо от твоего родившегося
животного и потому не может зависеть и от смерти его.
И потому, сколько бы ни изучали люди того, как существовали люди, как
животные, они никогда не узнают о
существовании человека ничего такого, чего само собой не происходило бы в людях и без этого знания; и никогда, сколько бы они ни изучали
животного существования человека, не узнают они того закона, которому для блага его жизни должно быть подчинено это
животное существование человека.
Человек начинает жить истинной жизнью, т. е. поднимается на некоторую высоту над жизнью
животной, и с этой высоты видит призрачность своего
животного существования, неизбежно кончающегося смертью, видит, что
существование его в плоскости обрывается со всех сторон пропастями, и, не признавая, что этот подъем в высоту и есть сама жизнь, ужасается перед тем, что он увидал с высоты.
Только человеку, понимающему свою жизнь в
животном существовании, определяемом пространством и временем, кажется, что разумное сознание проявлялось временами в
животном существовании.
Жизнь такого человека только в благе
животного существования, а любовь прежде всего требует жертвы этого блага.
Ложная наука идет дальше даже требований грубой толпы, которым она хочет найти объяснение, — она приходит к утверждению того, что с первого проблеска своего отвергает разумное сознание человека, приходит к выводам о том, что жизнь человека, как и всякого
животного, состоит в борьбе за
существование личности, рода и вида.
«Но для чего же эта личность, от блага которой я, человек, должен отречься, чтобы получить жизнь?» говорят люди, признающие свое
животное существование жизнью.
Только познание призрачности и обманчивости
животного существования и освобождение в себе единственной истинной жизни любви дает человеку благо.
Употребив свой разум не на то, чтобы понять — одинаково для всех людей равное нолю благо
животного существования, люди этот ноль признали величиною, которая может уменьшаться и увеличиваться, и на мнимое это увеличение, умножение ноля употребляют весь остающийся у них без приложения разум.
В чем бы ни состояло истинное благо человека, для него неизбежно отречение его от блага
животной личности. Отречение от блага
животной личности есть закон жизни человеческой. Если он не совершается свободно, выражаясь в подчинении разумному сознанию, то он совершается в каждом человеке насильно при плотской смерти его
животного, когда он от тяжести страданий желает одного: избавиться от мучительного сознания погибающей личности и перейти в другой вид
существования.
Разумное благо не видно, но личное благо так несомненно уничтожено, что продолжать личное
существование невозможно, и в человеке начинает устанавливаться новое отношение его
животного к разумному сознанию.
Для человека, понимающего свою жизнь как
животное существование, нет и не может быть никакого объяснения, потому что для такого человека связь между страданием и заблуждением только в видимых ему явлениях, а связь эта в предсмертных страданиях уже совершенно теряется от его умственного взора.
Сказано то, что истинная жизнь наша начинается только тогда, когда мы перестаем считать жизнью то, что не было и не могло быть для нас жизнью — наше
животное существование.
Зло в виде смерти и страданий видны человеку только, когда он закон своего плотского
животного существования принимает за закон своей жизни.
Заблуждение, что видимый нами, на нашей
животной личности совершающийся, закон и есть закон нашей жизни, есть старинное заблуждение, в которое всегда впадали и впадают люди. Заблуждение это, скрывая от людей главный предмет их познания, подчинение
животной личности разуму для достижения блага жизни, ставит на место его изучение
существования людей, независимо от блага жизни.
Наступает время и наступило уже, когда обман, выдающий отрицание — на словах — этой жизни, для приготовления себе будущей, и признание одного личного
животного существования за жизнь и так называемого долга за дело жизни, — когда обман этот становится ясным для большинства людей, и только забитые нуждой и отупевшие от похотливой жизни люди могут еще существовать, не чувствуя бессмысленности и бедственности своего
существования.
Ложная наука, исключая понятие блага из определения жизни, понимает жизнь в
животном существовании, и потому благо жизни видит только в
животном благе и сходится с заблуждением толпы.
Ложная наука, взявшая за исходную точку отсталое представление о жизни, при котором не видно то противоречие жизни человеческой, которое составляет главное ее свойство, — эта мнимая наука в своих последних выводах приходит к тому, чего требует грубое большинство человечества, — к признанию возможности блага одной личной жизни, к признанию для человека благом одного
животного существования.
Ложное познание, не имея в виду этого главного предмета знания, направляет свои силы на изучение
животного существования прошедших и современных людей и на изучение условий
существования человека вообще, как
животного. Ему представляется, что из этих изучений может быть найдено и руководство для блага жизни человеческой.
Я умру. Что же тут страшного? Ведь сколько разных перемен происходило и происходит в моем плотском
существовании, и я не боялся их? Отчего же я боюсь этой перемены, которая еще не наступала и в которой не только нет ничего противного моему разуму и опыту, но которая так понятна, знакома и естественна для меня, что в продолжении моей жизни я постоянно делал и делаю соображения, в которых смерть, и
животных, и людей, принималась мною, как необходимое и часто приятное мне условие жизни. Что же страшно?
Книжники же, и не подозревая в фарисейских учениях тех разумных основ, на которых они возникли, прямо отрицают всякие учения о будущей жизни и смело утверждают, что все эти учения не имеют никакого основания, а суть только остатки грубых обычаев невежества, и что движение вперед человечества состоит в том, чтобы не задавать себе никаких вопросов о жизни, выходящих за пределы
животного существования человека.
Положение о том, что жизнь человеческая не есть
существование личности человека, добытое тысячелетним духовным трудом всего человечества, — положение это для человека (не
животного) стало в нравственном мире не только такой же, но гораздо более несомненной и несокрушимой истиной, чем вращение земли и законы тяготения.
Жизнь понимается не так, как она сознается разумным сознанием — как невидимое, но несомненное подчинение в каждое мгновение настоящего своего
животного — закону разума, освобождающее свойственное человеку благоволение ко всем людям и вытекающую из него деятельность любви, а только как плотское
существование в продолжении известного промежутка времени, в определенных и устраиваемых нами, исключающих возможность благоволения ко всем людям, условиях.
И вот ложное учение, подставив под понятие всей жизни человека, известной ему в его сознании, видимую часть ее —
животное существование, — начинает изучать эти видимые явления сначала в
животном человеке, потом в
животных вообще, потом в растениях, потом в веществе, постоянно утверждая при этом, что изучаются не некоторые проявления, а сама жизнь.
Движение в высоту предмета, движущегося вместе с тем и в плоскости, будет точным подобием отношения истинной жизни человеческой к жизни
животной личности, или жизни истинной к жизни временной и пространственной. Движение предмета к верху не зависит и не может ни увеличиться, ни уменьшиться от его движения в плоскости. То же и с определением жизни человеческой. Жизнь истинная проявляется всегда в личности, но не зависит, не может ни увеличиться, ни уменьшиться от такого или другого
существования личности.