Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, литературой
существую.
У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем.)Сделайте милость, господа, если будете в Петербурге, прошу, прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю.
Ему нет дела ни до каких результатов, потому что результаты эти выясняются не на нем (он слишком окаменел, чтобы на нем могло что-нибудь отражаться), а на чем-то ином, с чем
у него не
существует никакой органической связи.
Сначала он принялся угождать во всяких незаметных мелочах: рассмотрел внимательно чинку перьев, какими писал он, и, приготовивши несколько по образцу их, клал ему всякий раз их под руку; сдувал и сметал со стола его песок и табак; завел новую тряпку для его чернильницы; отыскал где-то его шапку, прескверную шапку, какая когда-либо
существовала в мире, и всякий раз клал ее возле него за минуту до окончания присутствия; чистил ему спину, если тот запачкал ее мелом
у стены, — но все это осталось решительно без всякого замечания, так, как будто ничего этого не было и делано.
Это был решительно человек, для которого не
существовало сомнений вовсе; и сколько
у них заметно было шаткости и робости в предположениях, столько
у него твердости и уверенности.
Хотя <уверял> он, что в Херсонской губернии есть
у него земли, но они
существовали больше в предположенье.
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать,
существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает!
у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
Нет
у тебя доказательств и не
существует вчерашний человек!
Лариса. Что вы говорите! Я мужа своего, если уж не любить, так хоть уважать должна; а как могу я уважать человека, который равнодушно сносит насмешки и всевозможные оскорбления! Это дело кончено: он для меня не
существует.
У меня один жених: это вы.
— Во-первых, на это
существует жизненный опыт; а во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой;
у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те же
у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.
И чем более наблюдал он любителей споров и разногласий, тем более подозрительно относился к ним.
У него возникало смутное сомнение в праве и попытках этих людей решать задачи жизни и навязывать эти решения ему. Для этого должны
существовать другие люди, более солидные, менее азартные и уже во всяком случае не полубезумные, каков измученный дядя Яков.
Дронов
существовал для него только в те часы, когда являлся пред ним и рассказывал о многообразных своих делах, о том, что выгодно купил и перепродал партию холста или книжной бумаги, он вообще покупал, продавал, а также устроил вместе с Ногайцевым в каком-то мрачном подвале театрик «сатиры и юмора», — заглянув в этот театр, Самгин убедился, что юмор сведен был к случаю с одним нотариусом, который на глазах своей жены обнаружил в портфеле
у себя панталоны какой-то дамы.
Но уже утром он понял, что это не так. За окном великолепно сияло солнце, празднично гудели колокола, но — все это было скучно, потому что «мальчик»
существовал. Это ощущалось совершенно ясно. С поражающей силой, резко освещенная солнцем, на подоконнике сидела Лидия Варавка, а он, стоя на коленях пред нею, целовал ее ноги. Какое строгое лицо было
у нее тогда и как удивительно светились ее глаза! Моментами она умеет быть неотразимо красивой. Оскорбительно думать, что Диомидов…
И она тотчас же возмущенно заговорила, что Союз городов — организация, не знающая, зачем она
существует и что ей нужно делать, какие
у нее права.
—
У меня, знаешь, иногда ночуют, живут большевики. Н-ну, для них моего вопроса не
существует. Бывает изредка товарищ Бородин, человек удивительный, человек, скажу, математически упрощенный…
— Я почти три года был цензором корреспонденции солдат, мне отлично известна эволюция настроения армии, и я утверждаю: армии
у нас больше не
существует.
«Что может внести в жизнь вот такой хитренький, полуграмотный человечишка? Он — авторитет артели, он тоже своего рода «объясняющий господин». Строит дома для других, — интересно: есть ли
у него свой дом? Вообще — «объясняющие господа»
существуют для других в качестве «учителей жизни». Разумеется, это не всегда паразитизм, но всегда — насилие, ради какого-нибудь Христа, ради системы фраз».
— Надо. Отцы жертвовали на церкви, дети — на революцию. Прыжок — головоломный, но… что же, брат, делать? Жизнь верхней корочки несъедобного каравая, именуемого Россией, можно озаглавить так: «История головоломных прыжков русской интеллигенции». Ведь это только господа патентованные историки обязаны специальностью своей доказывать, что
существуют некие преемственность, последовательность и другие ведьмы, а — какая
у нас преемственность? Прыгай, коли не хочешь задохнуться.
— Для него… да и вообще для них вопросов морального характера не
существует.
У них есть своя мораль…
— Так вот — провел недель пять на лоне природы. «Лес да поляны, безлюдье кругом» и так далее. Вышел на поляну, на пожог, а из ельника лезет Туробоев. Ружье под мышкой, как и
у меня. Спрашивает: «Кажется, знакомы?» — «Ух, говорю, еще как знакомы!» Хотелось всадить в морду ему заряд дроби. Но — запнулся за какое-то но. Культурный человек все-таки, и знаю, что
существует «Уложение о наказаниях уголовных». И знал, что с Алиной
у него — не вышло. Ну, думаю, черт с тобой!
«Почему
у нее нет детей? Она вовсе не похожа на женщину, чувство которой подавлено разумом, да и —
существуют ли такие? Не желает портить фигуру, пасует перед страхом боли? Говорит она своеобразно, но это еще не значит, что она так же и думает. Можно сказать, что она не похожа ни на одну из женщин, знакомых мне».
Нянька или предание так искусно избегали в рассказе всего, что
существует на самом деле, что воображение и ум, проникшись вымыслом, оставались уже
у него в рабстве до старости. Нянька с добродушием повествовала сказку о Емеле-дурачке, эту злую и коварную сатиру на наших прадедов, а может быть, еще и на нас самих.
Послушать, так нужная степень нравственного развития
у всех уже есть, как будто каждый уже достиг его и носит
у себя в кармане, как табакерку, что это «само собой разумеется», что об этом и толковать нечего. Все соглашаются, что общество
существовать без этого не может, что гуманность, честность, справедливость — суть основные законы и частной, и общественной жизни, что «честность, честности, честностью» и т. д.
— Ну если уж очень того хотите, то дворянство
у нас, может быть, никогда и не
существовало.
У Эйноске сабля, подаренная ему другом,
существует, по словам его, около пятисот лет.
Например,
у якутов нет слова плод, потому что не
существует понятия.
Постараюсь быть яснее: вера в торжество формы, кажется, уже поколебалась
у самых слепых ее защитников, потому что всякая форма является только паллиативной мерой, которая просто убаюкивает нас и заставляет закрывать глаза на продолжающее
существовать зло…
Утверждают, что
существовало старчество и
у нас на Руси во времена древнейшие или непременно должно было
существовать, но вследствие бедствий России, татарщины, смут, перерыва прежних сношений с Востоком после покорения Константинополя установление это забылось
у нас и старцы пресеклись.
И во-первых, люди специальные и компетентные утверждают, что старцы и старчество появились
у нас, по нашим русским монастырям, весьма лишь недавно, даже нет и ста лет, тогда как на всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне,
существуют далеко уже за тысячу лет.
Возрождено же оно
у нас опять с конца прошлого столетия одним из великих подвижников (как называют его) Паисием Величковским и учениками его, но и доселе, даже через сто почти лет,
существует весьма еще не во многих монастырях и даже подвергалось иногда почти что гонениям, как неслыханное по России новшество.
— Пойду сыщу брод, — продолжал Ермолай с уверенностью, как будто во всяком пруде непременно должен
существовать брод, — взял
у Сучка шест и отправился в направлении берега, осторожно выщупывая дно.
Прежде положим, что
существуют три человека, — предположение, не заключающее в себе ничего невозможного, — предположим, что
у одного из них есть тайна, которую он желал бы скрыть и от второго, и в особенности от третьего; предположим, что второй угадывает эту тайну первого, и говорит ему: делай то, о чем я прошу тебя, или я открою твою тайну третьему.
Изверг этот взял стакан, налил его до невозможной полноты и вылил его себе внутрь, не переводя дыхания; этот образ вливания спиртов и вин только
существует у русских и
у поляков; я во всей Европе не видал людей, которые бы пили залпом стакан или умели хватить рюмку.
Пестрая молодежь, пришедшая сверху, снизу, с юга и севера, быстро сплавлялась в компактную массу товарищества, общественные различия не имели
у нас того оскорбительного влияния, которое мы встречаем в английских школах и казармах; об английских университетах я не говорю: они
существуют исключительно для аристократии и для богатых. Студент, который бы вздумал
у нас хвастаться своей белой костью или богатством, был бы отлучен от «воды и огня», замучен товарищами.
[Давно минувшие времена… (ит.)] He только гостиные XVIII столетия не
существуют — эти удивительные гостиные, где под пудрой и кружевами аристократическими ручками взлелеяли и откормили аристократическим молоком львенка, из которого выросла исполинская революция, — но и таких гостиных больше нет, как бывали, например,
у Сталь,
у Рекамье, где съезжались все знаменитости аристократии, литераторы, политики.
Ошибка славян состояла в том, что им кажется, что Россия имела когда-то свойственное ей развитие, затемненное разными событиями и, наконец, петербургским периодом. Россия никогда не имела этого развития и не могла иметь. То, что приходит теперь к сознанию
у нас, то, что начинает мерцать в мысли, в предчувствии, то, что
существовало бессознательно в крестьянской избе и на поле, то теперь только всходит на пажитях истории, утучненных кровью, слезами и потом двадцати поколений.
Мы встречали Новый год дома, уединенно; только А. Л. Витберг был
у нас. Недоставало маленького Александра в кружке нашем, малютка покоился безмятежным сном, для него еще не
существует ни прошедшего, ни будущего. Спи, мой ангел, беззаботно, я молюсь о тебе — и о тебе, дитя мое, еще не родившееся, но которого я уже люблю всей любовью матери, твое движение, твой трепет так много говорят моему сердцу. Да будет твое пришествие в мир радостно и благословенно!»
Положение Калерии Степановны было тем более неприятно, что
у нее
существовало сытое и привольное прошлое.
Разумеется, все эти порухи и ущербы
существуют только в ее воображении, потому что заведенные Федотом порядки
у всех еще в памяти и дело покамест идет своим чередом.
Матушка уже начинала мечтать. В ее молодой голове толпились хозяйственные планы, которые должны были установить экономическое положение Малиновца на прочном основании. К тому же
у нее в это время уже было двое детей, и надо было подумать об них. Разумеется, в основе ее планов лежала та же рутина, как и в прочих соседних хозяйствах, но ничего другого и перенять было неоткуда. Она желала добиться хоть одного: чтобы в хозяйстве
существовал вес, счет и мера.
Разумеется,
у помещиков более зажиточных (между прочим, и
у нас) усадьбы были обширнее, но общий тип для всех
существовал один и тот же.
Матушка задумывалась. Долго она не могла привыкнуть к этим быстрым и внезапным ответам, но наконец убедилась, что ежели
существуют разные законы, да вдобавок к ним еще сенатские указы издаются, то, стало быть, это-то и составляет суть тяжебного процесса. Кто кого «перепишет»,
у кого больше законов найдется, тот и прав.
Но большинство крестьян было бедное,
существовало впроголодь, ютилось в ветхих, еле живых клетушках и всецело находилось под пятой
у богатеев.
Несмотря на недостатки, она, однако ж, не запиралась от гостей, так что от времени до времени к ней наезжали соседи. Угощенье подавалось такое же, как и
у всех, свое, некупленное; только ночлега в своем тесном помещении она предложить не могла. Но так как в Словущенском
существовало около десяти дворянских гнезд, и в том числе усадьба самого предводителя, то запоздавшие гости обыкновенно размещались на ночь
у соседних помещиков, да кстати и следующий день проводили
у них же.
В шиллеровском смысле «наивная» ортодоксия
существует лишь
у тех, кто имеет ее с детства, по наследству, в кровной традиции.
Храм Бахуса
существовал до Октябрьской революции. И теперь это тот же украшенный лепными работами двусветный зал, только
у подъезда не вызывает швейцар кучеров, а магазин всегда полон народа, покупающего необходимые для питания продукты.
Вася, еще когда служил со мной
у Бренко, рассказывал, что в шестидесятых годах в Питере действительно
существовал такой клуб, что он сам бывал в нем и что он жил в доме в Эртелевом переулке, где бывали заседания этого клуба.
— Все видел своими глазами, — уверял Ечкин. — Да, все это
существует. Скажу больше: будет и
у нас, то есть здесь. Это только вопрос времени.
Склады и кабаки открывались в тех же пунктах, где они
существовали у Прохорова и К o, и открывалось наступательное действие понижением цены на водку. Получались уже технические названия дешевых водок: «прохоровка» и «стабровка». Мужики входили во вкус этой борьбы и усиленно пропивались на дешевке. Случалось нередко так, что конкуренты торговали уже себе в убыток, чтобы только вытеснить противника.
Впрочем, и сам Галактион начинал уже терять сознание разницы между промышленным добром и промышленным злом. Это делалось постепенно, шаг за шагом.
У Галактиона начинала вырабатываться философия крупных капиталистов, именно, что мир создан специально для них, а также для их же пользы
существуют и другие людишки.
Вообще
у русских было сравнительно слабо иерархическое чувство, или оно
существовало в отрицательной форме низкопоклонства, т. е. опять-таки порока, а не добродетели.