Неточные совпадения
«Ты видел, — отвечала она, — ты донесешь!» — и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки; ее волосы касались воды; минута была решительная. Я уперся коленкою в дно,
схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою
одежду, и я мгновенно сбросил ее в волны.
Но лодки было уж не надо: городовой сбежал по ступенькам схода к канаве, сбросил с себя шинель, сапоги и кинулся в воду. Работы было немного: утопленницу несло водой в двух шагах от схода, он
схватил ее за
одежду правою рукою, левою успел схватиться за шест, который протянул ему товарищ, и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась, села, стала чихать и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила.
Нехлюдов слушал и вместе с тем оглядывал и низкую койку с соломенным тюфяком, и окно с толстой железной решеткой, и грязные отсыревшие и замазанные стены, и жалкое лицо и фигуру несчастного, изуродованного мужика в котах и халате, и ему всё становилось грустнее и грустнее; не хотелось верить, чтобы было правда то, что рассказывал этот добродушный человек, — так было ужасно думать, что могли люди ни за что, только за то, что его же обидели,
схватить человека и, одев его в арестантскую
одежду, посадить в это ужасное место.
Она проснулась, охваченная дрожью. Как будто чья-то шершавая, тяжелая рука
схватила сердце ее и, зло играя, тихонько жмет его. Настойчиво гудел призыв на работу, она определила, что это уже второй. В комнате беспорядочно валялись книги,
одежда, — все было сдвинуто, разворочено, пол затоптан.
Недолго продолжалась между ними борьба. От сильного удара рукоятью сабли Морозов упал навзничь. Вяземский подбежал к боярыне, но лишь только кровавые руки его коснулись ее
одежды, она отчаянно вскрикнула и лишилась чувств. Князь
схватил ее на руки и помчался вниз по лестнице, метя ступени ее распущенною косой.
Они быстро шагали по улице и, на лету
схватывая слова друг друга, торопливо перекидывались ими, всё более возбуждаясь, всё ближе становясь друг к другу. Оба ощущали радость, видя, что каждый думает так же, как и другой, эта радость ещё более поднимала их. Снег, падавший густыми хлопьями, таял на лицах у них, оседал на
одежде, приставал к сапогам, и они шли в мутной кашице, бесшумно кипевшей вокруг них.
Всхлипывая, кивая головой и ударяя себя в грудь правой рукою, а левой
схватив тоже за лацкан домашней
одежды Крестьяна Ивановича, хотел было он говорить и в чем-то немедленно объясниться, но не мог и слова сказать.
Изношенные, тряпичные щеки ее тряслись, большой рот испуганно открылся, обнажив неровные, черные зубы, — хозяин резко толкнул ее прочь,
схватил со стены какую-то
одежду и, держа ее комом под мышкой, бросился в дверь.
Но, когда его хотели задержать и
схватили за одеяло, он испуганно вскрикнул и бросился бежать, как и другие, оставив свою
одежду в руках солдат.
Она выходила из себя, лаяла, хрипела и старалась
схватить зубами край моей
одежды.
Кузьма Терентьев бросился на Фимку, приподнял ее одной рукой за шиворот, а другой стал срывать с нее
одежду. Обнажив ее совершенно, он снова бросил ее на пол,
схватил самый толстый кнут и стал хлестать ее им по чем попало, с каким-то безумным остервенением. Страшные вопли огласили погребицу. Но в этих воплях слышен был лишь бессвязный крик, ни просьбы о пощаде, ни даже о жалости не было в них.
«Простая
одежда, — говорит очевидец, — придавала блеск ее прелестям. Один из палачей сорвал с нее небольшую епанчу, покрывавшую грудь ее; стыд и отчаяние овладели ею, смертельная бледность показалась на челе ее, слезы полились ручьями. Вскоре обнажили ее до пояса ввиду любопытного, молчаливого народа; тогда один из палачей нагнулся, между тем другой
схватил ее руками, приподнял на спину своего товарища, наклонил ее голову, чтобы не задеть кнутом. После кнута ей отрезали часть языка».