Неточные совпадения
Княжна
Варвара ласково и несколько покровительственно приняла Долли и тотчас же начала объяснять ей, что она поселилась у Анны потому, что всегда любила ее больше, чем ее сестра, Катерина Павловна, та самая, которая воспитывала Анну, и что теперь, когда все бросили Анну, она
считала своим долгом помочь ей в этом переходном, самом тяжелом периоде.
— Если вы приехали к нам, вы, единственная женщина из прежних друзей Анны — я не
считаю княжну
Варвару, — то я понимаю, что вы сделали это не потому, что вы
считаете наше положение нормальным, но потому, что вы, понимая всю тяжесть этого положения, всё так же любите ее и хотите помочь ей. Так ли я вас понял? — спросил он, оглянувшись на нее.
Но дело в том, ― она, ожидая этого развода здесь, в Москве, где все его и ее знают, живет три месяца; никуда не выезжает, никого не видает из женщин, кроме Долли, потому что, понимаешь ли, она не хочет, чтобы к ней ездили из милости; эта дура княжна
Варвара ― и та уехала,
считая это неприличным.
Через месяц Клим Самгин мог думать, что театральные слова эти были заключительными словами роли, которая надоела
Варваре и от которой она отказалась, чтоб играть новую роль — чуткой подруги, образцовой жены. Не впервые наблюдал он, как неузнаваемо меняются люди, эту ловкую их игру он
считал нечестной, и
Варвара, утверждая его недоверие к людям, усиливала презрение к ним. Себя он видел не способным притворяться и фальшивить, но не мог не испытывать зависти к уменью людей казаться такими, как они хотят.
«Кого же защищают?» — догадывался Самгин. Среди защитников он узнал угрюмого водопроводчика, который нередко работал у
Варвары, студента — сына свахи, домовладелицы Успенской, и, кроме племянника акушерки, еще двух студентов, — он помнил их гимназистами. Преобладала молодежь, очевидно — ремесленники, но было человек пять бородатых, не
считая дворника Николая. У одного из бородатых из-под нахлобученного картуза торчали седоватые космы волос, а уши — заткнуты ватой.
— Нет, он мало похож на человека здравого смысла, каким ты его
считал, — говорила
Варвара.
Какими
варварами и невежами
сочли они нас!
Шестилетний мальчик не понимал, конечно, значения этих странных слов и смотрел на деда с широко раскрытым ртом. Дело в том, что, несмотря на свои миллионы, Гуляев
считал себя глубоко несчастным человеком: у него не было сыновей, была только одна дочь
Варвара, выданная за Привалова.
Я заметил очень хорошо, что в нем боролись два чувства, он понял всю несправедливость дела, но
считал обязанностью директора оправдать действие правительства; при этом он не хотел передо мной показать себя
варваром, да и не забывал вражду, которая постоянно царствовала между министерством и тайной полицией.
— Посмотрите, какие прекрасные образцы: совсем не уступают заграничным. Обратите внимание. Вот, например, русское, а вот английское трико или вот кангар и шевиот. Сравните, пощупайте, и вы убедитесь, что русские образцы почти не уступают заграничным. А ведь это говорит о прогрессе, о росте культуры. Так что совсем напрасно Европа
считает нас, русских, такими
варварами.
— Только за этим и прибыли? — улыбнулась
Варвара Петровна с сострадательною улыбкой, но тотчас же быстро вынула из кармана свой перламутровый портмоне, а из него десятирублевую бумажку и подала незнакомке. Та взяла.
Варвара Петровна была очень заинтересована и, видимо, не
считала незнакомку какою-нибудь простонародною просительницей.
Впрочем, большинство этих новых людей хоть и посещали
Варвару Петровну, но
считали себя почему-то обязанными смотреть на нее с презрением и с нескрываемою насмешкой.
Он держал себя как никогда прежде, стал удивительно молчалив, даже не написал ни одного письма
Варваре Петровне с самого воскресенья, что я
счел бы чудом, а главное, стал спокоен.
— Это всё вздор и не то! — гневалась и теряла терпение
Варвара Петровна, — это аллегории; кроме того, вы слишком пышно изволите говорить, милостивый государь, что я
считаю дерзостью.
Он задумчиво согласился. И вообще я с большим удивлением узнал потом от
Варвары Петровны, что нисколько не испугался смерти. Может быть, просто не поверил и продолжал
считать свою болезнь пустяками.
Наташке и хотелось украсть сладкий пирог и потихоньку съесть его, да нельзя было: раз — что
Варвара торчит около нее, да и только, не выжить ее ничем; а другое — если и уйдет и без нее снимать со сковороды, так она потом
посчитает по следам на сковороде: сколько нет, столько пирожков потребует, — никак украсть нельзя ни одного.
Уже он начал верить, что
Варвара не прочь за него выйти.
Варвара сердилась. Она
считала Володина дураком; да и получал он вчетверо меньше, чем Передонов. Преполовенской же хотелось женить Передонова на своей сестре, дебелой поповне. Поэтому она старалась поссорить Передонова с Варварою.
И
Варваре, и Грушиной церковные обряды казались смешными. Они беспрестанно хихикали. Слова о том, что жена должна прилепиться к своему мужу, вызвали у них особенную веселость. Рутилов тоже хихикал, — он
считал своею обязанностью всегда и везде смешить дам.
Варвара Михайловна. Не надо так говорить! Не надо! Бросьте мой цветок!.. Я дала его вам — прежнему, тому, которого
считала лучше, выше людей! Бросьте мой цветок… (Быстро уходит.)
— Продали, подарили ли, пес их ведает. Графских хоть всех голодом помори — ничего, а вот как смел его жеребенку корму не дать. Ложись, говорит, и ну бузовать. Христианства нет. Скотину жалчей человека, креста, видно, на нем нет, сам
считал,
варвар. Генерал так не парывал, всю спину исполосовал, видно христианской души нет.
Александра Николаевна, появлялась в светло-сером, Каврайская,
Варвара Герасимовна, в светло-зеленом, Борисова, Марья Петровна, в муаровом коричневом и т. д. У матери нашей, вероятно, не было бы ни одного шелкового платья, если бы дядя Петр Неофитович не был нашим общим восприемником и не
считал долгом класть куме золотой «на зубок» и дарить шелковое платье «на ризки».
— Ни за него, ни для него я не имею денег, — отвечала
Варвара Александровна, — но если вы бедны, вот вам пятьдесят рублей, но только это от меня; его же вы можете и должны
считать подлецом на всю жизнь.
— А, вы говорите, — сказала Ступицына самым обидно-насмешливым голосом, — про это глупое предложение этого мальчишки Хозарова? Уж не оттого ли, вы полагаете, Мари больна, что я вчерашний день отказала этому вертопраху даже от дома? В таком случае я могу сказать вам, что вы ошибаетесь,
Варвара Александровна, Мари даже не знает ничего: я не
сочла даже за нужное говорить ей об этом.
«Ах, — говорю, — ты
варвар! ах, мерзавец ты этакой!» Все это еще за одну надсмешку только
считаю. Но с этим словом глядь, а саквояжа-то моего нет.
Как назовем мы то, когда видим, что большое число людей не только повинуются, но служат, не только подчиняются, но раболепствуют перед одним человеком или перед немногими некоторыми людьми, — и раболепствуют так, что не имеют ничего своего: ни имущества, ни детей, ни даже самой жизни, которые бы они
считали своими, и терпят грабежи, жестокости не от войска, не от
варваров, но от одного человека, и не от Геркулеса или Самсона, но от людей большей частью очень плохих в нравственном отношении.
Две недели скоро прошли. Мы с Мишею уехали. Но впереди была большая радость. Оля и Маша осенью поступали в гимназию, это — не мальчики, их
Варвара Владимировна не
считала возможным отдавать в чужую семью. И Плещеевы всею семьею переезжали на зиму в Тулу.
— Приличный только грубому народу, дикарям. Вы
считаете нас, русских,
варварами, но в каком темном уголке России посягнут на оскорбление католички-польки, если б она вошла в православную церковь?
— На
Варвару Ивановну я напущу сестру, а потому ее голос будет за нас. В этом я уверен, а потому
считаю вопрос о вашем согласии решенным утвердительно.
Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона,
считал таким же
варваром, как и всех оппонентов своей теории.