Неточные совпадения
Задумались головотяпы: надул курицын
сын рукосуй! Сказывал, нет этого князя глупее — ан он умный! Однако воротились домой и опять стали сами собой устраиваться. Под дождем онучи сушили, на сосну Москву
смотреть лазили. И все нет как нет порядку, да и полно. Тогда надоумил всех Пётра Комар.
— Да, это очень дурно, — сказала Анна и, взяв
сына за плечо не строгим, а робким взглядом, смутившим и обрадовавшим мальчика,
посмотрела на него и поцеловала. — Оставьте его со мной, — сказала она удивленной гувернантке и, не выпуская руки
сына, села за приготовленный с кофеем стол.
Дайте, — сказала она, быстрым движением отбирая от Вронского карточки
сына, которые он
смотрел, и значительно блестящими глазами взглядывая на него.
Она услыхала голос возвращавшегося
сына и, окинув быстрым взглядом террасу, порывисто встала. Взгляд ее зажегся знакомым ему огнем, она быстрым движением подняла свои красивые, покрытые кольцами руки, взяла его за голову,
посмотрела на него долгим взглядом и, приблизив свое лицо с открытыми, улыбающимися губами, быстро поцеловала его рот и оба глаза и оттолкнула. Она хотела итти, но он удержал ее.
Я не мог перенести того, как
сын мой
смотрел на меня.
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким
сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то
смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
К десяти часам, когда она обыкновенно прощалась с
сыном и часто сама, пред тем как ехать на бал, укладывала его, ей стало грустно, что она так далеко от него; и о чем бы ни говорили, она нет-нет и возвращалась мыслью к своему кудрявому Сереже. Ей захотелось
посмотреть на его карточку и поговорить о нем. Воспользовавшись первым предлогом, она встала и своею легкою, решительною походкой пошла за альбомом. Лестница наверх в ее комнату выходила на площадку большой входной теплой лестницы.
— Эй, тетка! — сказал есаул старухе, — поговори
сыну, авось тебя послушает… Ведь это только Бога гневить. Да
посмотри, вот и господа уж два часа дожидаются.
Бульба по случаю приезда
сыновей велел созвать всех сотников и весь полковой чин, кто только был налицо; и когда пришли двое из них и есаул Дмитро Товкач, старый его товарищ, он им тот же час представил
сыновей, говоря: «Вот
смотрите, какие молодцы! На Сечь их скоро пошлю». Гости поздравили и Бульбу, и обоих юношей и сказали им, что доброе дело делают и что нет лучшей науки для молодого человека, как Запорожская Сечь.
Один только раз Тарас указал
сыновьям на маленькую, черневшую в дальней траве точку, сказавши: «
Смотрите, детки, вон скачет татарин!» Маленькая головка с усами уставила издали прямо на них узенькие глаза свои, понюхала воздух, как гончая собака, и, как серна, пропала, увидевши, что козаков было тринадцать человек.
Теперь он тешил себя заранее мыслью, как он явится с двумя
сыновьями своими на Сечь и скажет: «Вот
посмотрите, каких я молодцов привел к вам!»; как представит их всем старым, закаленным в битвах товарищам; как поглядит на первые подвиги их в ратной науке и бражничестве, которое почитал тоже одним из главных достоинств рыцаря.
Я сидел погруженный в глубокую задумчивость, как вдруг Савельич прервал мои размышления. «Вот, сударь, — сказал он, подавая мне исписанный лист бумаги, —
посмотри, доносчик ли я на своего барина и стараюсь ли я помутить
сына с отцом». Я взял из рук его бумагу: это был ответ Савельича на полученное им письмо. Вот он от слова до слова...
Николай Петрович
посмотрел сбоку на
сына, и коляска проехала с полверсты, прежде чем разговор возобновился между ними.
Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут на колени, и долго и горько плачут, и долго и внимательно
смотрят на немой камень, под которым лежит их
сын; поменяются коротким словом, пыль смахнут с камня да ветку елки поправят, и снова молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их
сына, до воспоминаний о нем…
Целых два дня он крепился, хотя вид
сына, на которого он все
посматривал украдкой, ему очень не нравился… но на третий день за обедом не выдержал.
Но Аркадий уже не слушал его и убежал с террасы. Николай Петрович
посмотрел ему вслед и в смущенье опустился на стул. Сердце его забилось… Представилась ли ему в это мгновение неизбежная странность будущих отношений между им и
сыном, сознавал ли он, что едва ли не большее бы уважение оказал ему Аркадий, если б он вовсе не касался этого дела, упрекал ли он самого себя в слабости — сказать трудно; все эти чувства были в нем, но в виде ощущений — и то неясных; а с лица не сходила краска, и сердце билось.
Николай Петрович с замешательством
посмотрел на
сына.
—
Смотрю я на вас, мои юные собеседники, — говорил между тем Василий Иванович, покачивая головой и опираясь скрещенными руками на какую-то хитро перекрученную палку собственного изделия, с фигурой турка вместо набалдашника, —
смотрю и не могу не любоваться. Сколько в вас силы, молодости, самой цветущей, способностей, талантов! Просто… Кастор и Поллукс! [Кастор и Поллукс (они же Диоскуры) — мифологические герои-близнецы,
сыновья Зевса и Леды. Здесь — в смысле: неразлучные друзья.]
— Я? — Хотяинцев удивленно
посмотрел на него и обратился к Дронову: — Ваня, скажи ему, что Мордвин — псевдоним мой. Деточка, — жалобно глядя на Говоркова, продолжал он. — Русский я, русский,
сын сельского учителя, внук попа.
Незадолго до этого дня пред Самгиным развернулось поле иных наблюдений. Он заметил, что бархатные глаза Прейса
смотрят на него более внимательно, чем
смотрели прежде. Его всегда очень интересовал маленький, изящный студент, не похожий на еврея спокойной уверенностью в себе и на юношу солидностью немногословных речей. Хотелось понять: что побуждает
сына фабриканта шляп заниматься проповедью марксизма? Иногда Прейс, состязаясь с Маракуевым и другими народниками в коридорах университета, говорил очень странно...
Самгин-сын
посмотрел на это несколько секунд и, опустив голову, прикрыл глаза, чтоб не видеть. В изголовье дивана стояла, точно вырезанная из гранита, серая женщина и ворчливым голосом, удваивая гласные, искажая слова, говорила...
Климу всегда было приятно видеть, что мать правит этим человеком как существом ниже ее, как лошадью.
Посмотрев вслед Варавке, она вздохнула, затем, разгладив душистым пальцем брови
сына, осведомилась...
— Имею основание, — отозвался Дьякон и, гулко крякнув, поискал пальцами около уха остриженную бороду. — Не хотел рассказывать вам, но — расскажу, — обратился он к Маракуеву, сердито шагавшему по комнате. — Вы не
смотрите на него, что он такой якобы ничтожный, он — вредный, ибо хотя и слабодушен, однако — может влиять. И — вообще… Через подобного ему… комара
сын мой излишне потерпел.
Иногда придет к нему Маша, хозяйская девочка, от маменьки, сказать, что грузди или рыжики продают: не велит ли он взять кадочку для себя, или зазовет он к себе Ваню, ее
сына, спрашивает, что он выучил, заставит прочесть или написать и
посмотрит, хорошо ли он пишет и читает.
И нежные родители продолжали приискивать предлоги удерживать
сына дома. За предлогами, и кроме праздников, дело не ставало. Зимой казалось им холодно, летом по жаре тоже не годится ехать, а иногда и дождь пойдет, осенью слякоть мешает. Иногда Антипка что-то сомнителен покажется: пьян не пьян, а как-то дико
смотрит: беды бы не было, завязнет или оборвется где-нибудь.
Когда он подрос, отец сажал его с собой на рессорную тележку, давал вожжи и велел везти на фабрику, потом в поля, потом в город, к купцам, в присутственные места, потом
посмотреть какую-нибудь глину, которую возьмет на палец, понюхает, иногда лизнет, и
сыну даст понюхать, и объяснит, какая она, на что годится. Не то так отправятся
посмотреть, как добывают поташ или деготь, топят сало.
Между тем около собралась кучка любопытных соседей
посмотреть, с разинутыми ртами, как управляющий отпустит
сына на чужую сторону.
Ей не совсем нравилось это трудовое, практическое воспитание. Она боялась, что
сын ее сделается таким же немецким бюргером, из каких вышел отец. На всю немецкую нацию она
смотрела как на толпу патентованных мещан, не любила грубости, самостоятельности и кичливости, с какими немецкая масса предъявляет везде свои тысячелетием выработанные бюргерские права, как корова носит свои рога, не умея кстати их спрятать.
Странно, во мне всегда была, и, может быть, с самого первого детства, такая черта: коли уж мне сделали зло, восполнили его окончательно, оскорбили до последних пределов, то всегда тут же являлось у меня неутолимое желание пассивно подчиниться оскорблению и даже пойти вперед желаниям обидчика: «Нате, вы унизили меня, так я еще пуще сам унижусь, вот
смотрите, любуйтесь!» Тушар бил меня и хотел показать, что я — лакей, а не сенаторский
сын, и вот я тотчас же сам вошел тогда в роль лакея.
Теперь я вижу твой взгляд на мне и знаю, что на меня
смотрит мой
сын, а я ведь даже вчера еще не мог поверить, что буду когда-нибудь, как сегодня, сидеть и говорить с моим мальчиком.
Отец с
сыном предложили нам
посмотреть ферму, и мы вышли опять на крыльцо.
Шестилетний мальчик не понимал, конечно, значения этих странных слов и
смотрел на деда с широко раскрытым ртом. Дело в том, что, несмотря на свои миллионы, Гуляев считал себя глубоко несчастным человеком: у него не было
сыновей, была только одна дочь Варвара, выданная за Привалова.
Поэтому понятно, что на
сына своей подруги Марья Степановна
смотрела глазами родной матери.
— Положим, в богатом семействе есть
сын и дочь, — продолжала она дрогнувшим голосом. — Оба совершеннолетние…
Сын встречается с такой девушкой, которая нравится ему и не нравится родителям; дочь встречается с таким человеком, который нравится ей и которого ненавидят ее родители. У него является ребенок… Как
посмотрят на это отец и мать?
Хозяева домишка — старик столяр, его
сын и старушка, жена его, — даже подозрительно
посмотрели на Алешу.
Третьего года Кузьма Кузьмич
сына женил, так я с хор
смотрела.
Но затем, простив ей по неведению, прибавил, «как бы
смотря в книгу будущего» (выражалась госпожа Хохлакова в письме своем), и утешение, «что
сын ее Вася жив несомненно, и что или сам приедет к ней вскорости, или письмо пришлет, и чтоб она шла в свой дом и ждала сего.
А мужчина говорит, и этот мужчина Дмитрий Сергеич: «это все для нас еще пустяки, милая маменька, Марья Алексевна! а настоящая-то важность вот у меня в кармане: вот, милая маменька,
посмотрите, бумажник, какой толстый и набит все одними 100–рублевыми бумажками, и этот бумажник я вам, мамаша, дарю, потому что и это для нас пустяки! а вот этого бумажника, который еще толще, милая маменька, я вам не подарю, потому что в нем бумажек нет, а в нем все банковые билеты да векселя, и каждый билет и вексель дороже стоит, чем весь бумажник, который я вам подарил, милая маменька, Марья Алексевна!» — Умели вы, милый
сын, Дмитрий Сергеич, составить счастье моей дочери и всего нашего семейства; только откуда же, милый
сын, вы такое богатство получили?
Солнца
Любимый сын-пастух, и так же ясно,
Во все глаза, бесстыдно, прямо
смотрит,
И так же зол, как Солнце.
Внутренний мир ее разрушен, ее уверили, что ее
сын —
сын божий, что она — богородица; она
смотрит с какой-то нервной восторженностью, с магнетическим ясновидением, она будто говорит: «Возьмите его, он не мой». Но в то же время прижимает его к себе так, что если б можно, она убежала бы с ним куда-нибудь вдаль и стала бы просто ласкать, кормить грудью не спасителя мира, а своего
сына. И все это оттого, что она женщина-мать и вовсе не сестра всем Изидам, Реям и прочим богам женского пола.
И он, в самом деле, потухал как-то одиноко в своей семье. Возле него стоял его брат, его друг — Петр Васильевич. Грустно, как будто слеза еще не обсохла, будто вчера посетило несчастие, появлялись оба брата на беседы и сходки. Я
смотрел на Ивана Васильевича, как на вдову или на мать, лишившуюся
сына; жизнь обманула его, впереди все было пусто и одно утешение...
— И как еще дорого! именно только это и дорого! — умиляется матушка. — Мне
сын из Петербурга пишет: «Начальство меня, маменька, любит, а с этим я могу смело
смотреть будущему в глаза!»
Говоря таким образом, они любовно
посматривали на
сына, словно угадывали зарождающееся в нем чувство и были не прочь поощрить его.
Какой бестолковый этот есаул: он думает, мне весело жить в Киеве; нет, здесь и муж мой, и
сын, кто же будет
смотреть за хатой?
Из закоптевшей трубы столбом валил дым и, поднявшись высоко, так, что
посмотреть — шапка валилась, рассыпался горячими угольями по всей степи, и черт, — нечего бы и вспоминать его, собачьего
сына, — так всхлипывал жалобно в своей конуре, что испуганные гайвороны [Гайвороны — грачи.] стаями подымались из ближнего дубового леса и с диким криком метались по небу.
Закончилось это большим скандалом: в один прекрасный день баба Люба, уперев руки в бока, ругала Уляницкого на весь двор и кричала, что она свою «дытыну» не даст в обиду, что учить, конечно, можно, но не так… Вот
посмотрите, добрые люди: исполосовал у мальчика всю спину. При этом баба Люба так яростно задрала у Петрика рубашку, что он завизжал от боли, как будто у нее в руках был не ее
сын, а сам Уляницкий.
Старик вскочил,
посмотрел на
сына безумными глазами и, подняв руку с раскольничьим крестом, хрипло крикнул...
Старик пожевал губами,
посмотрел на
сына прищуренными глазами и совершенно спокойно проговорил...
Старик
посмотрел на
сына прищуренными глазами, как делал, когда сердился, но сдержал себя и проговорил деловитым тоном...
— Она не
посмотрела бы, что такие лбы выросли… Да!.. — выкрикивал старик, хотя
сыновья и не думали спорить. — Ведь мы так же поженились, да прожили век не хуже других.