Неточные совпадения
— Врешь! Там кума моя живет; у ней свой дом,
с большими огородами. Она женщина благородная,
вдова,
с двумя детьми;
с ней живет холостой
брат: голова, не то, что вот эта, что тут в углу сидит, — сказал он, указывая на Алексеева, — нас
с тобой за пояс заткнет!
Но и русский язык был доведен до того же; для него и для всего прочего был приглашен сын какой-то вдовы-попадьи, облагодетельствованной княгиней, разумеется, без особых трат: через ее ходатайство у митрополита двое сыновей попадьи были сделаны соборными священниками. Учитель был их старший
брат, диакон бедного прихода, обремененный большой семьей; он гибнул от нищеты, был доволен всякой платой и не смел делать условий
с благодетельницей
братьев.
В уездном суде шел процесс богатого помещика, графа Е — ского,
с бедной родственницей, кажется,
вдовой его
брата.
В Тобольске живут Фонвизины и
братья Бобрищевы-Пушкины. Служат: Анненков, Свистунов и Александр Муравьев.
С последним из них переехал и Вольф
с правом заниматься медицинской практикой. В Таре — Штейнгейль. В Кургане — Щепин-Ростовский и Башмаков. На службе Фондер-Бригген. В Омске на службе Басаргин. Наконец, в Ялуторовске — Матвей Муравьев, Тизенгаузен, Якушкин, Оболенский и я. Сверх того две
вдовы: А. В. Ентальцева и Д. И. Кюхельбекер.
Здесь вдова-камергерша Мерева, ее внучка, которой Помада когда-то читал чистописание и которая нынче уже выходит замуж за генерала; внук камергерши, в гусарском мундире,
с золотушным шрамом, выходящим на щеку из-под левой челюсти; Алексей Павлович Зарницын в вицмундире и
с крестом за введение мирового положения о крестьянах, и, наконец,
брат Евгении Петровны, Ипполит Петрович Гловацкий, которого некогда
с такими усилиями старались отратовать от тяжелой ответственности, грозившей ему по университетскому делу.
Его мамаша, Ольга Ивановна,
вдова коллежского секретаря и родная сестра Кузьмичова, любившая образованных людей и благородное общество, умолила своего
брата, ехавшего продавать шерсть, взять
с собою Егорушку и отдать его в гимназию; и теперь мальчик, не понимая, куда и зачем он едет, сидел на облучке рядом
с Дениской, держался за его локоть, чтоб не свалиться, и подпрыгивал, как чайник на конфорке.
Она была
вдова, бездетна и довольно богата, жила вместе
с своим
братом, отставным штаб-ротмистром Сергеем Павлычем Волынцевым.
Татьяна,
вдова, двоюродная сестра мельника, высокая,
с багровым сердитым лицом и большим носом, внесла в огород тяжёлую корзину мокрого белья, покосилась на
брата с племянником и начала, высоко вскидывая руки, разбрасывать бельё на верёвки.
Куда деваться двадцатипятилетней
вдове, где приклонить утомленную бедами и горькими напастями голову? Нет на свете близкого человека, одна как перст, одна голова в поле, не
с кем поговорить, не
с кем посоветоваться. На другой день похорон писала к
брату и матери Манефе, уведомляя о перемене судьбы,
с ней толковала молодая
вдова, как и где лучше жить — к
брату ехать не хотелось Марье Гавриловне, а одной жить не приходится. Сказала Манефа...
В 1536 году в нем приняла иночество
вдова брата царя Иоанна IV, княгиня Иулияния Дмитриевна и жила в построенных ей царем богатых келиях — она там и погребена; царица Ирина Федоровна, по кончине супруга своего, царя Федора Иоанновича, не внемля молениям бояр и духовенства, постриглась в иночество в сей обители и затворилась в келью, и
с нею вместе и
брат ее Борис Годунов, перешедший отсюда 30 апреля 1598 года в Кремлевский дворец на царство, согласно избрания духовенства, бояр и народа.
Здесь были Сурмин, Тони,
вдова Левкоева, соседка по квартире Ранеевых, сынок ее, только что на днях испеченный корнет, и маленький, худенький студент — юрист Лидин, которого привела
с собою Тони. Он хаживал к Крошке Доррит то посоветоваться
с ней, то посоветовать ей по какому-нибудь запутанному делу, то позаимствовать у нее «томик» свода законов. Двух
братьев Лориных и Даши тут не было, потому что они избегали всякого светского общества. Остальных членов семейства Ранеевы не знали даже в лицо.