Неточные совпадения
Но в это самое время вышла княгиня. На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая
глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой,
с которою она встречала по четвергам
гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне. Он сел опять, ожидая приезда
гостей, чтоб уехать незаметно.
Наконец Манилов поднял трубку
с чубуком и поглядел снизу ему в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли
гость как-нибудь невзначай
с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но
глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в
глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла
с дочерью в другой конец залы к другим
гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу,
с тем чтобы прогуляться,
с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает
с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за четой.
К минуте мщенья приближаясь,
Онегин, втайне усмехаясь,
Подходит к Ольге. Быстро
с ней
Вертится около
гостей,
Потом на стул ее сажает,
Заводит речь о том, о сем;
Спустя минуты две потом
Вновь
с нею вальс он продолжает;
Все в изумленье. Ленский сам
Не верит собственным
глазам.
— Славная вещь, славная вещь… — повторял Порфирий Петрович, как будто задумавшись вдруг о чем-то совсем другом, — да! славная вещь! — чуть не вскрикнул он под конец, вдруг вскинув
глаза на Раскольникова и останавливаясь в двух шагах от него. Это многократное глупенькое повторение, что казенная квартира славная вещь, слишком, по пошлости своей, противоречило
с серьезным, мыслящим и загадочным взглядом, который он устремил теперь на своего
гостя.
Неосторожность была, впрочем, явная
с обеих сторон: выходило, что Порфирий Петрович как будто смеется в
глаза над своим
гостем, принимающим этот смех
с ненавистью, и очень мало конфузится от этого обстоятельства.
— Я вам одну вещь, батюшка Родион Романович, скажу про себя, так сказать в объяснение характеристики, — продолжал, суетясь по комнате, Порфирий Петрович и по-прежнему как бы избегая встретиться
глазами с своим
гостем.
Старуха взглянула было на заклад, но тотчас же уставилась
глазами прямо в
глаза незваному
гостю. Она смотрела внимательно, злобно и недоверчиво. Прошло
с минуту; ему показалось даже в ее
глазах что-то вроде насмешки, как будто она уже обо всем догадалась. Он чувствовал, что теряется, что ему почти страшно, до того страшно, что, кажется, смотри она так, не говори ни слова еще
с полминуты, то он бы убежал от нее.
Гости выпили еще по стакану, встали из-за стола и простились
с Пугачевым. Я хотел за ними последовать, но Пугачев сказал мне: «Сиди; я хочу
с тобою переговорить». — Мы остались
глаз на
глаз.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина
с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми
глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись
гостям, опустилась в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
Встав
с постели, Аркадий раскрыл окно — и первый предмет, бросившийся ему в
глаза, был Василий Иванович. В бухарском шлафроке, подпоясанный носовым платком, старик усердно рылся в огороде. Он заметил своего молодого
гостя и, опершись на лопатку, воскликнул...
«Уж не несчастье ли какое у нас дома?» — подумал Аркадий и, торопливо взбежав по лестнице, разом отворил дверь. Вид Базарова тотчас его успокоил, хотя более опытный
глаз, вероятно, открыл бы в энергической по-прежнему, но осунувшейся фигуре нежданного
гостя признаки внутреннего волнения.
С пыльною шинелью на плечах,
с картузом на голове, сидел он на оконнице; он не поднялся и тогда, когда Аркадий бросился
с шумными восклицаниями к нему на шею.
Раза два-три Иноков, вместе
с Любовью Сомовой, заходил к Лидии, и Клим видел, что этот клинообразный парень чувствует себя у Лидии незваным
гостем. Он бестолково, как засыпающий окунь в ушате воды, совался из угла в угол, встряхивая длинноволосой головой, пестрое лицо его морщилось,
глаза смотрели на вещи в комнате спрашивающим взглядом. Было ясно, что Лидия не симпатична ему и что он ее обдумывает. Он внезапно подходил и, подняв брови, широко открыв
глаза, спрашивал...
Климу становилось все более неловко и обидно молчать, а беседа жены
с гостем принимала характер состязания уже не на словах: во взгляде Кутузова светилась мечтательная улыбочка, Самгин находил ее хитроватой, соблазняющей. Эта улыбка отражалась и в
глазах Варвары, широко открытых, напряженно внимательных; вероятно, так смотрит женщина, взвешивая и решая что-то важное для нее. И, уступив своей досаде, Самгин сказал...
— Поручик гвардейской артиллерии, я — в отставке, — поспешно сказал Муромский, нестерпимо блестящими
глазами окинув
гостя. — Но, в конце концов, воюет народ, мужик. Надо идти
с ним. В безумие? Да, и в безумие.
Как там отец его, дед, дети, внучата и
гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что есть в доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать положат, а при смерти закроют им
глаза, так и тут Обломов, сидя и не трогаясь
с дивана, видел, что движется что-то живое и проворное в его пользу и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он не узнает, как это сделается, не даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему под нос, не
с ленью, не
с грубостью, не грязными руками Захара, а
с бодрым и кротким взглядом,
с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми руками и
с голыми локтями.
У Марфеньки на
глазах были слезы. Отчего все изменилось? Отчего Верочка перешла из старого дома? Где Тит Никоныч? Отчего бабушка не бранит ее, Марфеньку: не сказала даже ни слова за то, что, вместо недели, она пробыла в
гостях две? Не любит больше? Отчего Верочка не ходит по-прежнему одна по полям и роще? Отчего все такие скучные, не говорят друг
с другом, не дразнят ее женихом, как дразнили до отъезда? О чем молчат бабушка и Вера? Что сделалось со всем домом?
Вера хмурится и, очевидно, страдает, что не может перемочь себя, и, наконец, неожиданно явится среди
гостей — и
с таким веселым лицом,
глаза теплятся таким радушием, она принесет столько тонкого ума, грации, что бабушка теряется до испуга.
Гостей посадили за стол и стали потчевать чаем, хлебом, сухарями и ромом. Потом завязалась
с ними живая письменная беседа на китайском языке. Они так проворно писали, что
глаза не поспевали следить за кистью.
— В чем знакомство? Приглашал меня к
гостям, а не знакомство, — отвечала Маслова, беспокойно переводя
глазами с товарища прокурора на председателя и обратно.
Звонок повторился
с новой силой, и когда Лука приотворил дверь, чтобы посмотреть на своего неприятеля, он даже немного попятился назад: в дверях стоял низенький толстый седой старик
с желтым калмыцким лицом, приплюснутым носом и узкими черными, как агат,
глазами. Облепленный грязью татарский азям и смятая войлочная шляпа свидетельствовали о том, что
гость заявился прямо
с дороги.
— Вот не ожидал!.. — кричал Ляховский навстречу входившему
гостю. — Да для меня это праздник… А я, Василий Назарыч, увы!.. — Ляховский только указал
глазами на кресло
с колесами, в котором сидел. — Совсем развинтился… Уж извините меня, ради бога! Тогда эта болезнь Зоси так меня разбила, что я совсем приготовился отправляться на тот свет, да вот доктор еще придержал немного здесь…
Старцеву представили Екатерину Ивановну, восемнадцатилетнюю девушку, очень похожую на мать, такую же худощавую и миловидную. Выражение у нее было еще детское и талия тонкая, нежная; и девственная, уже развитая грудь, красивая, здоровая, говорила о весне, настоящей весне. Потом пили чай
с вареньем,
с медом,
с конфетами и
с очень вкусными печеньями, которые таяли во рту.
С наступлением вечера, мало-помалу, сходились
гости, и к каждому из них Иван Петрович обращал свои смеющиеся
глаза и говорил...
Да, к нему, к нему подошел он, сухенький старичок,
с мелкими морщинками на лице, радостный и тихо смеющийся. Гроба уж нет, и он в той же одежде, как и вчера сидел
с ними, когда собрались к нему
гости. Лицо все открытое,
глаза сияют. Как же это, он, стало быть, тоже на пире, тоже званный на брак в Кане Галилейской…
— Петр Ильич, кажется, нарочно поскорей прогнал Мишу, потому что тот как стал пред
гостем, выпуча
глаза на его кровавое лицо и окровавленные руки
с пучком денег в дрожавших пальцах, так и стоял, разиня рот от удивления и страха, и, вероятно, мало понял изо всего того, что ему наказывал Митя.
Бывало, сядет она против
гостя, обопрется тихонько на локоть и
с таким участием смотрит ему в
глаза, так дружелюбно улыбается, что
гостю невольно в голову придет мысль: «Какая же ты славная женщина, Татьяна Борисовна!
Сколько раз наедине, в своей комнате, отпущенный наконец «
с Богом» натешившейся всласть ватагою
гостей, клялся он, весь пылая стыдом,
с холодными слезами отчаяния на
глазах, на другой же день убежать тайком, попытать своего счастия в городе, сыскать себе хоть писарское местечко или уж за один раз умереть
с голоду на улице.
— Не вовремя
гость — хуже татарина, — сказал Лопухов, шутливым тоном, но тон выходил не совсем удачно шутлив. — Я тревожу тебя, Александр; но уж так и быть, потревожься. Мне надобно поговорить
с тобою серьезно. Хотелось поскорее, утром проспал, не застал бы. — Лопухов говорил уже без шутки. «Что это значит? Неужели догадался?» подумал Кирсанов. — Поговорим — ко, — продолжал Лопухов, усаживаясь. — Погляди мне в
глаза.
Со всем тем княгиня, в сущности, после смерти мужа и дочерей скучала и бывала рада, когда старая француженка, бывшая гувернанткой при ее дочерях, приезжала к ней
погостить недели на две или когда ее племянница из Корчевы навещала ее. Но все это было мимоходом, изредка, а скучное
с глазу на
глаз с компаньонкой не наполняло промежутков.
…На другой день я поехал в Стаффорд Гауз и узнал, что Гарибальди переехал в Сили, 26, Prince's Gate, возле Кензинтонского сада. Я отправился в Prince's Gate; говорить
с Гарибальди не было никакой возможности, его не спускали
с глаз; человек двадцать
гостей ходило, сидело, молчало, говорило в зале, в кабинете.
— Намеднись такая ли перестрелка в Вялицыне (так называлась усадьба Урванцовых) была — как только до убийства не дошло! — сообщал кто-нибудь из приезжих
гостей. — Вышли оба брата в березовую рощу грибков посбирать. Один
с одного конца взялся, другой —
с другого. Идут задумавшись навстречу и не замечают друг друга. Как вдруг столкнулись. Смотрят друг дружке в
глаза — он ли, не он ли? — никто не хочет первый дорогу дать. Ну, и пошло тут у них, и пошло…
Еще за кутьей, этим поминовенным кушаньем, состоявшим из холодного риса
с изюмом, и за блинами со свежей икрой, которую лакеи накладывали полными ложками на тарелки, слышался непрерывный топот вместе
с постукиванием ножей. Если закрыть
глаза, представлялось, что сидишь в конюшне
с деревянным полом. Это
гости согревали ноги.
А то представитель конкурса, узнав об отлучке должника из долгового отделения, разыскивает его дома, врывается, иногда ночью, в семейную обстановку и на
глазах жены и детей вместе
с полицией сам везет его в долговое отделение. Ловили должников на улицах, в трактирах, в
гостях, даже при выходе из церкви!
Если иной раз, придя к ней в
гости, нам случалось разыграться, — дверь кабинета слегка приотворялась, и в щелке появлялось чисто выбритое лицо
с выпуклыми блестящими
глазами.
Галактиону Михеичу вдруг сделалось совестно, потому что он не мог ответить невесте так же искренне и просто. Собственно невеста ему и нравилась, ему хотелось иногда ее приласкать, сказать ласковое словечко, но все как-то не выходило, да и свадебные
гости мешали. Жениху
с невестой не приходилось оставаться
с глазу на
глаз.
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь
с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все
глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел
гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
Но особенно он памятен мне в праздничные вечера; когда дед и дядя Михаил уходили в
гости, в кухне являлся кудрявый, встрепанный дядя Яков
с гитарой, бабушка устраивала чай
с обильной закуской и водкой в зеленом штофе
с красными цветами, искусно вылитыми из стекла на дне его; волчком вертелся празднично одетый Цыганок; тихо, боком приходил мастер, сверкая темными стеклами очков; нянька Евгенья, рябая, краснорожая и толстая, точно кубышка,
с хитрыми
глазами и трубным голосом; иногда присутствовали волосатый успенский дьячок и еще какие-то темные, скользкие люди, похожие на щук и налимов.
Г-н Сузуки не скрывал своего восторга и оглядывал орден со всех сторон блестящими
глазами, как ребенок игрушку; на его «красивом и мужественном» лице я читал борьбу; ему хотелось поскорее побежать к себе и показать орден своей молоденькой жене (он недавно женился), и в то же время вежливость требовала, чтобы он оставался
с гостями.
Мать смотрела на сына
с печалью в
глазах.
Глаза Эвелины выражали сочувствие и беспокойство. Один Максим будто не замечал, какое действие производит шумное общество на слепого, и радушно приглашал
гостей наведываться почаще в усадьбу, обещая молодым людям обильный этнографический материал к следующему приезду.
Тот продолжал моргать
глазами и утираться. Лиза пришла в гостиную и села в угол; Лаврецкий посмотрел на нее, она на него посмотрела — и обоим стало почти жутко. Он прочел недоумение и какой-то тайный упрек на ее лице. Поговорить
с нею, как бы ему хотелось, он не мог; оставаться в одной комнате
с нею,
гостем в числе других
гостей, — было тяжело: он решился уйти. Прощаясь
с нею, он успел повторить, что придет завтра, и прибавил, что надеется на ее дружбу.
Из кабака Кишкин отправился к Петру Васильичу, который сегодня случился дома. Это был испитой мужик, кривой на один
глаз. На сходках он был первый крикун. На Фотьянке у него был лучший дом, единственный новый дом и даже
с новыми воротами. Он принял
гостя честь честью и все поглядывал на него своим уцелевшим оком. Когда Кишкин объяснил, что ему было нужно, Петр Васильевич сразу смекнул, в чем дело.
Кожин сам отворил и провел
гостя не в избу, а в огород, где под березой, на самом берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку
с водкой. Вот это называется ударить человека прямо между
глаз… Да и место очень уж было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее на солнце, как расплавленное. У самой воды стояла каменная кожевня, в которой летом работы было совсем мало.
С каждой новой рюмкой
гости делались все разговорчивее. У Яши начали сладко слипаться
глаза, и он чувствовал себя уже совсем хорошо.
Время от времени мальчик приотворял дверь в комнату, где сидел отец
с гостями, и сердито сдвигал брови. Дьячок Евгеньич был совсем пьян и, пошатываясь, размахивал рукой, как это делают настоящие регенты. Рачитель и учитель Агап пели козлиными голосами, закрывая от удовольствия
глаза.
В горницах встретила
гостей жена Груздева, полная и красивая женщина
с белым лицом и точно выцветшими
глазами.
А таких постоянных
гостей у Паши пропасть; многие совершенно искренно, хотя и по-скотски, влюблены в нее, и даже не так давно двое почти одновременно звали ее на содержание: грузин — приказчик из магазина кахетинских вин — и какой-то железнодорожный агент, очень гордый и очень бедный дворянин высокого роста,
с махровыми манжетами,
с глазом, замененным черным кружком на резинке.
Но чаще всего у него не было денег, и он просиживал около своей любовницы целыми вечерами, терпеливо и ревниво дожидаясь ее, когда Соньку случайно брал
гость. И когда она возвращалась обратно и садилась
с ним рядом, то он незаметно, стараясь не обращать на себя общего внимания и не поворачивая головы в ее сторону, все время осыпал ее упреками. И в ее прекрасных, влажных, еврейских
глазах всегда во время этих разговоров было мученическое, но кроткое выражение.
Девицы
с некоторой гордостью рассказывали
гостям о тапере, что он был в консерватории и шел все время первым учеником, но так как он еврей и к тому же заболел
глазами, то ему не удалось окончить курса.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает
с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими
гостями или забавляется, или ругает их в
глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и
с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа
с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Наконец, правда и то, что
с гостями своими обходилась она слишком бесцеремонно, а иногда и грубовато: всем говорила «ты» и без всякой пощады высказывала в
глаза все дурное, что слышала об них или что сама в них замечала.