Неточные совпадения
Прапрадед мой по матери
Был и того
древней:
«Князь Щепин
с Васькой Гусевым
(Гласит другая грамота)
Пытал поджечь Москву,
Казну пограбить думали,
Да их казнили смертию»,
А было то, любезные,
Без мала триста
лет.
Константинополь, бывшая Византия, а ныне губернский город Екатериноград, стоит при излиянии Черного моря в
древнюю Пропонтиду и под сень Российской Державы приобретен в 17…
году,
с распространением на оный единства касс (единство сие в том состоит, что византийские деньги в столичном городе Санкт-Петербурге употребление себе находить должны).
И он стал читать — вернее, говорить и кричать — по книге
древние слова моря. Это был первый урок Грэя. В течение
года он познакомился
с навигацией, практикой, кораблестроением, морским правом, лоцией и бухгалтерией. Капитан Гоп подавал ему руку и говорил: «Мы».
Старуха нагнулась к больному, который сладко уснул под ее говор, перекрестила его три раза
древним большим крестом и, свернувшись ежичком на оттоманке, уснула тем спокойным сном, каким вряд ли нам
с вами, читатель, придется засыпать в ее
лета.
Анисимушко — старик
древний,
лет под восемьдесят, но еще бодрый на вид, хотя и ходит
с палкою.
Вот — о Дне Единогласия, об этом великом дне. Я всегда любил его —
с детских
лет. Мне кажется, для нас — это нечто вроде того, что для
древних была их «Пасха». Помню, накануне, бывало, составишь себе такой часовой календарик —
с торжеством вычеркиваешь по одному часу: одним часом ближе, на один час меньше ждать… Будь я уверен, что никто не увидит, — честное слово, я бы и нынче всюду носил
с собой такой календарик и следил по нему, сколько еще осталось до завтра, когда я увижу — хоть издали…
Домашняя птица дохла от повальных болезней, комнаты пустовали, нахлебники ругались из-за плохого стола и не платили денег, и периодически, раза четыре в
год, можно было видеть, как худой, длинный, бородатый Зегржт
с растерянным потным лицом носился по городу в чаянии перехватить где-нибудь денег, причем его блинообразная фуражка сидела козырьком на боку, а
древняя николаевская шинель, сшитая еще до войны, трепетала и развевалась у него за плечами наподобие крыльев.
В комнате, куда он вбежал вслед за девушкой, на старомодном диване из конского волоса лежал, весь белый — белый
с желтоватыми отливами, как воск или как
древний мрамор, — мальчик
лет четырнадцати, поразительно похожий на девушку, очевидно ее брат.
В октябре 1888
года по Москве разнесся слух о крушении царского поезда около станции Борки. Говорили смутно о злостном покушении. Москва волновалась. Потом из газет стало известно, что катастрофа чудом обошлась без жертв. Повсюду служились молебны, и на всех углах ругали вслух инженеров
с подрядчиками. Наконец пришли вести, что Москва ждет в гости царя и царскую семью: они приедут поклониться
древним русским святыням.
Жандармский ключ бежал по дну глубокого оврага, спускаясь к Оке, овраг отрезал от города поле, названное именем
древнего бога — Ярило. На этом поле, по семикам, городское мещанство устраивало гулянье; бабушка говорила мне, что в
годы ее молодости народ еще веровал Яриле и приносил ему жертву: брали колесо, обвертывали его смоленой паклей и, пустив под гору,
с криками,
с песнями, следили — докатится ли огненное колесо до Оки. Если докатится, бог Ярило принял жертву:
лето будет солнечное и счастливое.
Через два
года княгиню посетило новое горе: ее сын
с невесткой умерли друг за другом в течение одной недели, и осиротелая,
древняя старушка снова осталась и воспитательницей и главной опекуншею малолетнего внука.
Когда она была еще девочкой, он пугал ее напоминанием о звездах, о
древних мудрецах, о наших предках, подолгу объяснял ей, что такое жизнь, что такое долг; и теперь, когда ей было уже двадцать шесть
лет, продолжал то же самое, позволяя ей ходить под руку только
с ним одним и воображая почему-то, что рано или поздно должен явиться приличный молодой человек, который пожелает вступить
с нею в брак из уважения к его личным качествам.
Древний ткач Борис Морозов, маленький, хилый старичок,
с восковым личиком, уютно спрятанным в седой, позеленевшей бороде, белый весь и вымытый, как покойник, встал, опираясь о плечо старшего сына, мужика
лет шестидесяти, и люто кричал, размахивая костяной, без мяса, рукою...
В эти дни старые хитрые балаклавские листригоны сидели по кофейням, крутили самодельные папиросы, пили крепкий бобковый кофе
с гущей, играли в домино, жаловались на то, что погода не пускает, и в уютном тепле, при свете висячих ламп, вспоминали
древние легендарные случаи, наследие отцов и дедов, о том, как в таком-то и в таком-то
году морской прибой достигал сотни саженей вверх и брызги от него долетали до самого подножия полуразрушенной Генуэзской крепости.
Царь Соломон не достиг еще среднего возраста — сорока пяти
лет, — а слава о его мудрости и красоте, о великолепии его жизни и пышности его двора распространилась далеко за пределами Палестины. В Ассирии и Финикии, в Верхнем и Нижнем Египте, от
древней Тавризы до Иемена и от Исмара до Персеполя, на побережье Черного моря и на островах Средиземного —
с удивлением произносили его имя, потому что не было подобного ему между царями во все дни его.
Такого рода системе воспитания хотел подвергнуть почтенный профессор и сироту Бахтиарова; но, к несчастию, увидел, что это почти невозможно, потому что ребенок был уже четырнадцати
лет и не знал еще ни одного
древнего языка и, кроме того, оказывал решительную неспособность выучивать длинные уроки, а
лет в пятнадцать, ровно тремя
годами ранее против системы немца, начал обнаруживать явное присутствие страстей, потому что, несмотря на все предпринимаемые немцем меры, каждый почти вечер присутствовал за театральными кулисами, бегал по бульварам, знакомился со всеми соседними гризетками и, наконец, в один прекрасный вечер пойман был наставником в довольно двусмысленной сцене
с молоденькой экономкой, взятою почтенным профессором в дом для собственного комфорта.
Систему воспитания он имел свою, и довольно правильную: он полагал, что всякий человек до десяти
лет должен быть на руках матери и воспитываться материально, то есть спать часов по двадцати в сутки, поедать неимоверное количество картофеля и для укрепления тела поиграть полчаса в сутки мячиком или в кегли, на одиннадцатом
году поступить к родителю или наставнику, под ферулой которого обязан выучить полупудовые грамматики и лексиконы
древнего мира и десятка три всякого рода учебников; после этого,
лет в восемнадцать,
с появлением страстей, поступить в какой-нибудь германский университет, для того чтобы приобресть факультетское воспитание и насладиться жизнию.
— Вспомянуть бы вам, отцы, матери, вспомянуть бы вам
лета древние и старых преподобных отец!.. Почитать бы вам письма Аввакума священномученика, иже
с самим волком Никоном мужески брань сотворил… Вельми похваляет он самовольное сожжение за Христа и за древлее благочестие… Сам сый в Пустозерске сожженный, благословляет он великим благословением себя и обители свои сожигать, да не будем яты врагом нечестивым!.. Тако глаголет: «Блажен извол сей о Господе!.. Самовольнии мученицы Христови!..»
Старше его по жительству в ските никого не было, кроме
древней матери Ксенофонты, впавшей в детство и уж больше пяти
годов не слезавшей
с печки, да матери Клеопатры Ерахтурки, чтимой всем Керженцем, всем Чернораменьем за преклонную старость, за непомерную ревность по вере, за что пять раз в остроге сидела и много ради древлего благочестия нужд и скорбей претерпела.
Была пора, и в сердце молодом
Кипела страсть, не знавшая преград;
На каждый бой
с бестрепетным челом
Я гордо шел, весенним грозам рад.
Была пора, огонь горел в крови,
И думал я, что песнь моя сильна,
Что правды луч, что луч святой любви
Зажжет в сердцах озлобленных она.
Где ж силы те, отвага прежних
лет?
Сгубила все неравная борьба.
И пустота — бесплодной жизни след —
Ждет неизбежная, как
древняя судьба.
Еще
с самых
древних времен мудрецы учили тому, что не надо есть мяса животных, а питаться растениями, но мудрецам не верили, и все ели мясо. Но в наше время
с каждым
годом находится всё больше и больше людей, которые считают грехом есть мясо и не едят его.
Кладенец разросся за последние десять
лет; но старая сердцевина
с базарными рядами почти что не изменилась.
Древнее село стояло на двух высоких крутизнах в котловине между ними, шедшей справа налево. По этой котловине вилась бревенчатая улица книзу, на пристань, и кончалась за полверсты от того места береговой низины, где останавливались пароходы.
Сорбонна была настолько еще в тисках старых традиций, что в ней не было даже особой кафедры старого французского языка. И эту кафедру, заведенную опять-таки в College de France, занимал ученый, в те
годы уже знаменитый специалист Paulin Paris, отец Гастона, к которому перешла потом кафедра отца. У него впоследствии учились многие наши филологи и лингвисты. Именами вообще College de France щеголял сравнительно
с древней Сорбонной.
Древний и чудотворный этот образ находился
с тех пор в Благовещенском соборе в иконостасе, подле царских врат, а через восемь
лет после того, по просьбе смоленского епископа Михаила, бывшего в свите посольства от польского князя Казимира к великому князю Василию III, святыня эта возвращена в Смоленск, а список
с нее оставлен в Благовещенском соборе.
По преданию известно, что находящаяся в этом храме икона
с древних времен составляла собственность, цареградских патриархов, и один из них, святой Афанасий, посетив в 1656
году царя Алексея Михайловича в Москве, поднес ему эту икону, и она
с тех пор находилась во дворце, благоговейно почитаемая и называвшаяся фамильною.
Смотрите, в грозной красоте,
Воздушными полками,
Их тени мчатся в высоте
Над нашими шатрами…
О Святослав, бич
древних лет,
Се твой полёт орлиный.
«Погибнем! мёртвым срама нет!» —
Гремит перед дружиной.
И ты, неверных страх, Донской,
С четой двух соименных,
Летишь погибельной грозой
На рать иноплеменных.
Певец
Сей кубок чадам
древних лет!
Вам слава, наши деды!
Друзья, уже могущих нет;
Уж нет вождей победы;
Их домы вихорь разметал;
Их гро́бы срыли плуги;
И пламень ржавчины сожрал
Их шлемы и кольчуги;
Но дух отцов воскрес в сынах;
Их поприще пред нами…
Мы там найдём их славный прах
С их славными делами.