Неточные совпадения
Вместе
с этим Степану Аркадьичу, любившему веселую шутку, было приятно иногда озадачить мирного человека тем, что если уже гордиться породой, то не следует останавливаться на Рюрике и отрекаться от первого родоначальника —
обезьяны.
Он считал русского мужика стоящим по развитию на переходной ступени от
обезьяны к человеку, а вместе
с тем на земских выборах охотнее всех пожимал руку мужикам и выслушивал их мнения.
— Редактирую сочинение «О методах борьбы
с лесными пожарами», — старичок один сочинил. Малограмотный старичок, а — бойкий. Моралист, гуманист, десять заповедей, нагорная проповедь. «Хороший тон», — есть такое евангелие, изданное «Нивой». Забавнейшее, —
обезьян и собак дрессировать пригодно.
Крылатые
обезьяны, птицы
с головами зверей, черти в форме жуков, рыб и птиц; около полуразрушенного шалаша испуганно скорчился святой Антоний, на него идут свинья, одетая женщиной
обезьяна в смешном колпаке; всюду ползают различные гады; под столом, неведомо зачем стоящим в пустыне, спряталась голая женщина; летают ведьмы; скелет какого-то животного играет на арфе; в воздухе летит или взвешен колокол; идет царь
с головой кабана и рогами козла.
Его лицо, слепленное из мелких черточек и густо покрытое черным волосом, его быстро бегающие глаза и судорожные движения тела придавали ему сходство
с обезьяной «мартышкой», а говорил он так, как будто одновременно веровал, сомневался, испытывал страх, обжигающий его.
Прошло человек тридцать каменщиков, которые воздвигали пятиэтажный дом в улице, где жил Самгин, почти против окон его квартиры, все они были, по Брюсову, «в фартуках белых». Он узнал их по фигуре артельного старосты, тощего старичка
с голым черепом,
с плюшевой мордочкой
обезьяны и пронзительным голосом страдальца.
Когда Самгин протер запотевшие очки, он увидел в классной, среди беспорядочно сдвинутых парт, множество людей, они сидели и стояли на партах, на полу, сидели на подоконниках, несколько десятков голосов кричало одновременно, и все голоса покрывала истерическая речь лысоватого человека
с лицом
обезьяны.
Ко мне в каюту толпой стали ломиться индийцы, малайцы, китайцы,
с аттестатами от судов разных наций, все портные, прачки, комиссионеры. На палубе настоящий базар: разноплеменные гости разложили товары, и каждый горланил на своем языке, предлагая материи, раковины,
обезьян, птиц, кораллы.
Гляжу и не могу разглядеть, кто еще сидит
с ними:
обезьяна не
обезьяна, но такое же маленькое существо,
с таким же маленьким, смуглым лицом, как у
обезьяны, одетое в большое пальто и широкую шляпу.
Мы завидели мыс Номо, обозначающий вход на нагасакский рейд. Все собрались на юте, любуясь на зеленые, ярко обливаемые солнцем берега. Но здесь нас не встретили уже за несколько миль лодки
с фруктами, раковинами,
обезьянами и попугаями, как на Яве и в Сингапуре, и особенно
с предложением перевезти на берег: напротив!
Между тем нас окружило множество малайцев и индийцев. Коричневые, красноватые, полуголые, без шляп и в конических тростниковых или черепаховых шляпах, собрались они в лодках около фрегата. Все они кричали, показывая — один
обезьяну, другой — корзинку
с кораллами и раковинами, третий — кучу ананасов и бананов, четвертый — живую черепаху или попугаев.
Перед нами стояло существо, едва имевшее подобие человека, ростом
с обезьяну.
Он же никого не любил и ко всем выдающимся людям относился как к соперникам и охотно поступил бы
с ними, как старые самцы-обезьяны поступают
с молодыми, если бы мог.
Знаменитый Мина оказался небольшим плотным человеком,
с длинными, как у
обезьяны, руками и загорелым лицом, на котором странно выделялась очень светлая заросль. Длинный прямой нос как будто утопал в толстых, как два полена, светлых усах. Перестав звонить, он взглянул на моего жизнерадостного покровителя и сказал...
Стабровский кое-как уговорил мисс Дудль остаться, и это послужило только к тому, что Дидя окончательно ее возненавидела и начала преследовать
с ловкостью
обезьяны. Изобретательность маленького инквизитора, казалось, не имела границ, и только английское терпение мисс Дудль могло переносить эту домашнюю войну. Дидя травила англичанку на каждом шагу и, наконец, заявила ей в глаза.
Черная
обезьяна в перьях оглушительно орет что-то похожее на слова бабушки, — старуха смеется радостно, дает птице просяной каши
с пальца и говорит...
У ворот избы Тараса действительно сидел Кишкин, а рядом
с ним Окся. Старик что-то расшутился и довольно галантно подталкивал свою даму локтем в бок. Окся сначала ухмылялась, показывая два ряда белых зубов, а потом, когда Кишкин попал локтем в непоказанное место,
с быстротой
обезьяны наотмашь ударила его кулаком в живот. Старик громко вскрикнул от этой любезности, схватившись за живот обеими руками, а развеселившаяся Окся треснула его еще раз по затылку и убежала.
Никто не знал только одного: Окся каждый раз выносила из дудки куски кварца
с золотом, завернутые в разном тряпье, а потом прятала их в дедушкиной конторке, — безопаснее места не могло и быть. Она проделывала всю операцию
с ловкостью
обезьяны и бесстрастным спокойствием лунатика.
А Нюрочка улыбалась ему
с крыши, напрасно отыскивая глазами своего веселого спутника, — пристанской разбойник, завидев Петра Елисеича,
с ловкостью
обезьяны кубарем скатился по крыше, прыгнул на росшую в саду липу, а по ней уже добрался благополучно до земли.
Посредине ресторана, на эстраде, играли румыны в красных фраках, все смуглые, белозубые,
с лицами усатых, напомаженных и прилизанных
обезьян.
Он очень верно подражал жужжанию мухи, которую пьяный ловит на оконном стекле, и звукам пилы; смешно представлял, став лицом в угол, разговор нервной дамы по телефону, подражал пению граммофонной пластинки и, наконец, чрезвычайно живо показал мальчишку-персиянина
с ученой
обезьяной.
— Будет шутить! — недоверчиво возразил Лихонин.Что же тебя заставляет здесь дневать и ночевать? Будь ты писатель-дело другого рода. Легко найти объяснение: ну, собираешь типы, что ли… наблюдаешь жизнь… Вроде того профессора-немца, который три года прожил
с обезьянами, чтобы изучить их язык и нравы. Но ведь ты сам сказал, что писательством не балуешься?
Ясноглазые красавцы и уроды, злобно исковерканные природой, глухонемые, слепые, безносые,
с дряблыми, отвислыми телами,
с зловонным дыханием, плешивые, трясущиеся, покрытые паразитами — брюхатые, геморроидальные
обезьяны.
Она мне рассказывала, что Азорка прежде
с комедиантами по улицам ходил, и служить умел, и
обезьяну на себе возил, и ружьем умел делать, и много еще умел…
Горничные шныряли из комнаты в комнату
с рассказом об
обезьянах, как мыши, побывавшие в муке.
«У Раисы Павловны Нерон, а у Нины Леонтьевны
обезьяны… Так-с. Ох, уж эти дамы, дамы!.. А имя, должно быть, заграничное! Нина… Должно быть, какая-нибудь черкешенка, черт ее возьми совсем. Злющие канальи, говорят, эти черкешенки!»
Дельцы окинули друг друга
с ног до головы проницательными взглядами, как люди, которые видятся в первый раз и немного не доверяют друг другу. Нина Леонтьевна держала в руках серебряную цепочку, на которой прыгала
обезьяна Коко — ее любимец.
Братковский бывал в господском доме и по-прежнему был хорош, но о генерале Блинове, о Нине Леонтьевне и своей сестре, видимо, избегал говорить. Сарматов и Прозоров были в восторге от тех анекдотов, которые Братковский рассказывал для одних мужчин; Дымцевич в качестве компатриота ходил во флигель к Братковскому запросто и познакомился
с обеими
обезьянами Нины Леонтьевны. Один Вершинин заметно косился на молодого человека, потому что вообще не выносил соперников по части застольных анекдотов.
Лежит в серебряном ящике под дурацкими султанами одна дохлая
обезьяна, а другие живые
обезьяны идут за ней следом,
с вытянутыми мордами, понавесив на себя и спереди и сзади смешные звезды и побрякушки…
Вслед за ней вышел и сам папаша. Это был худой и высокий мужчина
с выдавшеюся вперед, как у
обезьян, нижнею челюстью, в щеголеватом вицмундире и со звездой на правой стороне. При появлении его все подтянулись.
—
С чего ты это взял? Из чего я стану себе портить кровь? и не думал сердиться. Я только хотел разыграть роль медведя в басне «Мартышка и зеркало». [Мартышка и зеркало. — Имеется в виду басня И.А. Крылова «Зеркало и
Обезьяна»] Что, ведь искусно разыграл? Лиза, а?
— Гм. А вот я хотел вас, Александр Петрович, спросить: правда ли, говорят, есть такие
обезьяны, у которых руки до пяток, а величиной
с самого высокого человека?
Спутники их переглянулись; одни, которые неопытнее, заключили, что
с ними путешествуют инкогнито два средних лет чимпандзе, [Чимпандзе — особый вид из семейства человекообразных
обезьян, после гориллы наиболее подходящий своею физическою организацией к человеку.
Чухонка Лиза уже три раза вихрем пронеслась по улице взад и вперед, собирая на лету последние известия, чтобы сейчас же разнести их
с проворством
обезьяны по всем трем этажам нашего деревянного домика.
Федосья была убеждена в существовании этой таинственной особы и
с ехидством
обезьяны каждый раз сама приносила письма Пепке.
А у молодых из-под них кудри, как лен светлые. Север. И во всем север, дикий север дикого серого моря. Я удивляюсь, почему у Шекспира при короле не было шута? Ведь был же шут — «бедный Йорик». Нужен и живой такой же Йорик. Может быть, и арапчик, вывезенный из дальних стран вместе
с добычей, и
обезьяна в клетке. Опять флейта? Дудка, а не флейта! Дудками и барабанами встречают Фортинбраса.
Изо всех собравшихся на станции только один этот человек,
с чахоточной фигурой и лицом старой
обезьяны, сохранял свою обычную невозмутимость. Он приехал позднее всех и теперь медленно ходил взад и вперед по платформе, засунув руки по локоть в карманы широких, обвисших брюк и пожевывая свою вечную сигару. Его светлые глаза, за которыми чувствовался большой ум ученого и сильная воля авантюриста, как и всегда, неподвижно и равнодушно глядели из-под опухших, усталых век.
Из двери белого домика, захлестнутого виноградниками, точно лодка зелеными волнами моря, выходит навстречу солнцу древний старец Этторе Чекко, одинокий человечек, нелюдим,
с длинными руками
обезьяны,
с голым черепом мудреца,
с лицом, так измятым временем, что в его дряблых морщинах почти не видно глаз.
Климкову начинало казаться, что брат торопливо открывает перед ним ряд маленьких дверей и за каждой из них всё более приятного шума и света. Он оглядывался вокруг, всасывая новые впечатления, и порою тревожно расширял глаза — ему казалось, что в толпе мелькнуло знакомое лицо товарища по службе. Стояли перед клеткой
обезьян, Яков
с доброй улыбкой в глазах говорил...
Они привозили из Африки слоновую кость,
обезьян, павлинов и антилоп; богато украшенные колесницы из Египта, живых тигров и львов, а также звериные шкуры и меха из Месопотамии, белоснежных коней из Кувы, парваимский золотой песок на шестьсот шестьдесят талантов в год, красное, черное и сандаловое дерево из страны Офир, пестрые ассурские и калахские ковры
с удивительными рисунками — дружественные дары царя Тиглат-Пилеазара, художественную мозаику из Ниневии, Нимруда и Саргона; чудные узорчатые ткани из Хатуара; златокованые кубки из Тира; из Сидона — цветные стекла, а из Пунта, близ Баб-эль-Мандеба, те редкие благовония — нард, алоэ, трость, киннамон, шафран, амбру, мускус, стакти, халван, смирну и ладан, из-за обладания которыми египетские фараоны предпринимали не раз кровавые войны.
Мне тогда было, может быть, семь, может быть, восемь лет, я помню верблюдов в золотой сбруе, покрытых пурпурными попонами, отягощенных тяжелыми ношами, помню мулов
с золотыми бубенчиками между ушами, помню смешных
обезьян в серебряных клетках и чудесных павлинов.
В воскресенье мы открыли лавку после обедни, и тотчас же к нашему крыльцу стали собираться мужики. Первым явился Матвей Баринов, грязный, растрепанный человек,
с длинными руками
обезьяны и рассеянным взглядом красивых, бабьих глаз.
В следовавшей затем товарищеской беседе Эдвардс старался всякий раз доказать, что метод обучения Беккера никуда не годится, что страхом и побоями ничего не возьмешь не только
с детьми, но даже при обучении собак и
обезьян; что страх внушает, несомненно, робость, а робость — первый враг гимнаста, потому что отымает у него уверенность и удаль; без них можно только вытянуть себе сухие жилы, сломать шею или перебить позвонки на спине.
Когда он был здоров, его постоянно можно было видеть
с каким-нибудь ребенком из труппы; за неимением такого, он возился
с собакой,
обезьяной, птицей и т. д.; привязанность его рождалась всегда как-то вдруг, но чрезвычайно сильно. Он всегда отдавался ей тем упорнее, чем делался молчаливее
с товарищами, начинал избегать
с ними встреч и становился все более и более сумрачным.
Не говоря уже об анекдотах, о каламбурах, об оркестре из «Фенеллы», просвистанном им
с малейшими подробностями, он представил даже бразильскую
обезьяну, лезущую на дерево при виде человека, для чего и сам влез удивительно ловко на дверь, и, наконец, вечером усадил Юлию и Катерину Михайловну за стол, велев им воображать себя девочками — m-me Санич беспамятною Катенькою, а Юлию шалуньей Юленькою и самого себя — надев предварительно чепец, очки и какую-то кацавейку старой экономки — их наставницею под именем m-me Гримардо, которая и преподает им урок, и затем начал им рассказывать нравственные анекдоты из детской книжки, укоряя беспрестанно Катеньку за беспамятство, а Юленьку за резвость.
Здесь каждый вечер, уже много лет подряд, играл на скрипке для удовольствия и развлечения гостей музыкант Сашка — еврей, — кроткий, веселый, пьяный, плешивый человек,
с наружностью облезлой
обезьяны неопределенных лет.
Он был среднего роста, широкий в плечах и еще более широкий к тазу,
с короткими, толстыми и кривыми, как корни могучего дерева, ногами, длиннорукий и сгорбленный, как большая, сильная
обезьяна.
Сотни мужчин, от древних старцев, клавших на ночь свои зубы в стакан
с водой, до мальчишек, у которых в голосе бас мешается
с дискантом, штатские, военные, люди плешивые и обросшие, как
обезьяны,
с ног до головы шерстью, взволнованные и бессильные, морфинисты, не скрывавшие перед ней своего порока, красавцы, калеки, развратники, от которых ее иногда тошнило, юноши, плакавшие от тоски первого падения, — все они обнимали ее
с бесстыдными словами,
с долгими поцелуями, дышали ей в лицо, стонали от пароксизма собачьей страсти, которая — она уже заранее знала — сию минуту сменится у них нескрываемым, непреодолимым отвращением.
— Да, я проносился, пропился и пал до того, что живу в одной грязной клетке
с такой мерзкой
обезьяной, как ты.
Денщик Авилова, Никифор Чурбанов — ловкий, веселый, и безобразный, точно
обезьяна, солдат, — уже раздувал на крыльце снятым
с ноги сапогом самовар. Увидя барина, он бросил сапог на землю и вытянулся.