Неточные совпадения
Каким образом могли сочетаться все мирные впечатления и наслаждения затишьем
с мучительно сладкими и
тревожными биениями
сердца при предчувствии близких бурных решений — не знаю, но все опять отношу к «широкости».
…Сбитый
с толку, предчувствуя несчастия, недовольный собою, я жил в каком-то
тревожном состоянии; снова кутил, искал рассеяния в шуме, досадовал за то, что находил его, досадовал за то, что не находил, и ждал, как чистую струю воздуха середь пыльного жара, несколько строк из Москвы от Natalie. Надо всем этим брожением страстей всходил светлее и светлее кроткий образ ребенка-женщины. Порыв любви к Р. уяснил мне мое собственное
сердце, раскрыл его тайну.
И потому в два часа ночи, едва только закрылся уютный студенческий ресторан «Воробьи» и все восьмеро, возбужденные алкоголем и обильной пищей, вышли из прокуренного, чадного подземелья наверх, на улицу, в сладостную,
тревожную темноту ночи,
с ее манящими огнями на небе и на земле,
с ее теплым, хмельным воздухом, от которого жадно расширяются ноздри,
с ее ароматами, скользившими из невидимых садов и цветников, то у каждого из них пылала голова и
сердце тихо и томно таяло от неясных желаний.
«Не много вас, которые за правду…» Она шагала, опустив голову, и ей казалось, что это хоронят не Егора, а что-то другое, привычное, близкое и нужное ей. Ей было тоскливо, неловко.
Сердце наполнялось шероховатым
тревожным чувством несогласия
с людьми, провожавшими Егора.
Она забыла осторожность и хотя не называла имен, но рассказывала все, что ей было известно о тайной работе для освобождения народа из цепей жадности. Рисуя образы, дорогие ее
сердцу, она влагала в свои слова всю силу, все обилие любви, так поздно разбуженной в ее груди
тревожными толчками жизни, и сама
с горячей радостью любовалась людьми, которые вставали в памяти, освещенные и украшенные ее чувством.
Александра Петровна неожиданно подняла лицо от работы и быстро,
с тревожным выражением повернула его к окну. Ромашову показалось, что она смотрит прямо ему в глаза. У него от испуга сжалось и похолодело
сердце, и он поспешно отпрянул за выступ стены. На одну минуту ему стало совестно. Он уже почти готов был вернуться домой, но преодолел себя и через калитку прошел в кухню.
Дойдя до ограды собора, откуда было видно улицу и дом, где жила Горюшина, он остановился, сдерживая
тревожное биение
сердца, собираясь
с мыслями. Жара истощала силы, наливая голову горячим свинцом. Всё раскалялось, готовое растаять и разлиться по земле серыми ручьями.
Прошло еще пять дней, и я настолько окреп, что пешком, без малейшей усталости, дошел до избушки на курьих ножках. Когда я ступил на ее порог, то
сердце забилось
с тревожным страхом у меня в груди. Почти две недели не видал я Олеси и теперь особенно ясно понял, как была она мне близка и мила. Держась за скобку двери, я несколько секунд медлил и едва переводил дыхание. В нерешимости я даже закрыл глаза на некоторое время, прежде чем толкнуть дверь…
Лента странных впечатлений быстро опутывала
сердце, мешая понять то, что происходит. Климков незаметно ушёл домой, унося
с собою предчувствие близкой беды. Она уже притаилась где-то, протягивает к нему неотразимые руки, наливая
сердце новым страхом. Климков старался идти в тени, ближе к заборам, вспоминая
тревожные лица, возбуждённые голоса, бессвязный говор о смерти, о крови, о широких могилах, куда, точно мусор, сваливались десятки трупов.
Рано проснешься поутру, оденешься задолго до света и
с тревожным нетерпением Дожидаешься зари; наконец, пойдешь и к каждой поставушке подходишь
с сильным биением
сердца, издали стараясь рассмотреть, не спущен ли самострел, не уронена ли плашка, не запуталось ли что-нибудь в сильях, и когда в самом деле попалась добыча, то
с какой, бывало, радостью и торжеством возвращаешься домой, снимаешь шкурку, распяливаешь и сушишь ее у печки и потом повесишь на стену у своей кровати, около которой в продолжение зимы набиралось и красовалось иногда десятка три разных шкурок.
Под лампой, изливающей скверный
тревожный свет, лежал доктор Поляков, и
с первого же взгляда на его безжизненные, словно каменные, ступни валенок у меня привычно екнуло
сердце.
— У тебя и руки холодные, — сказала она
с застенчивой неловкостью. Было в этом человеке что-то неожиданное,
тревожное, совсем непонятное для нее. — Руки холодные —
сердце горячее.
Михаленко, покрывшись
с головой одеялом, пугливо прислушивался к глухому и
тревожному биению своего
сердца.
Как-то играли в собрании в ландскнехт. Игра — официально недозволенная в офицерском клубе, но на это смотрели — вот так! Подошел и я. Везло мне зверски в этот вечер, просто до глупости везло, но
сердце у меня было какое-то
тревожное, невеселое. И еще вот что странно: встретился я в передней
с подпоручиком Бакановым, не поздоровались мы даже
с ним, а только так, мельком взглянули друг на друга, но отчего-то сделалось мне вдруг как-то грустно и противно.
Девка — чужая добыча: не я, так другой бы…» Но, как ни утешал себя Алексей, все-таки страхом подергивало его
сердце при мысли: «А как Настасья да расскажет отцу
с матерью?..» Вспоминались ему
тревожные сны: страшный образ гневного Патапа Максимыча
с засученными рукавами и тяжелой дубиной в руках, вспоминались и грозные речи его: «Жилы вытяну, ремней из спины накрою!..» Жмурит глаза Алексей, и мерещится ему сверкающий нож в руках Патапа, слышится вой ватаги работников, ринувшихся по приказу хозяина…
Рыженький немец-управляющий,
с рижской сигаркой в зубах, флегматически заложив за спину короткие руки, вытащил на своре пару своих бульдогов и вместе
с ними вышел на крыльцо господского дома — полюбоваться предстоящим зрелищем. Вслед за ним вышел туда же и Хвалынцев.
Сердце его стучало смутной тоской какого-то
тревожного ожидания.
Тихо и ясно стало нá
сердце у Дунюшки
с той ночи, как после катанья она усмирила молитвой
тревожные думы. На что ни взглянет, все светлее и краше ей кажется. Будто дивная завеса опустилась перед ее душевными очами, и невидимы стали ей людская неправда и злоба. Все люди лучше, добрее ей кажутся, и в себе сознает она, что стала добрее и лучше. Каждый день ей теперь праздник великий. И мнится Дуне, что будто от тяжкого сна она пробудилась, из темного душного морока на высоту лучезарного света она вознеслась.
Сердце его усиленно забилось
тревожным, но вместе
с тем каким-то безотчетно-радостным биением.
Детские игры и забавы
с летами привели к другому чувству, заставившему юные
сердца товарищей детства, как это бывает всегда, забиться сильнее и
тревожнее.
С тревожным биением
сердца зорким, ревнивым взглядом он следил за своею изменившеюся подругой детства, которая составляла для него все в этой жизни, даже более, чем сама эта жизнь.