Неточные совпадения
— Вот я была в
театральной школе для того, чтоб не жить
дома, и потому, что я не люблю никаких акушерских наук, микроскопов и все это, — заговорила Лидия раздумчиво, негромко. — У меня есть подруга с микроскопом, она верит в него, как старушка в причастие святых тайн. Но в микроскоп не видно ни бога, ни дьявола.
У последнего их было два: один в своем собственном
доме, в Охотном ряду, а другой в
доме миллионера Патрикеева, на углу Воскресенской и
Театральной площадей.
Актеры собирались в «Ливорно» до тех пор, пока его не закрыли. Тогда они стали собираться в трактире Рогова в Георгиевском переулке, на Тверской, вместе с охотнорядцами, мясниками и рыбниками. Вверху в этом
доме помещалась библиотека Рассохина и
театральное бюро…
После спектакля стояла очередью
театральная публика. Слава Тестова забила Турина и «Саратов». В 1876 году купец Карзинкин купил трактир Турина, сломал его, выстроил огромнейший
дом и составил «Товарищество Большой Московской гостиницы», отделал в нем роскошные залы и гостиницу с сотней великолепных номеров. В 1878 году открылась первая половина гостиницы. Но она не помешала Тестову, прибавившему к своей вывеске герб и надпись: «Поставщик высочайшего двора».
Бывали здесь богатые купеческие свадьбы, когда около
дома стояли чудные запряжки; бывали и небогатые, когда стояли вдоль бульвара кареты, вроде
театральных, на клячах которых в обыкновенное время возили актеров императорских театров на спектакли и репетиции. У этих карет иногда проваливалось дно, и ехавшие бежали по мостовой, вопя о спасении… Впрочем, это было безопасно, потому что заморенные лошади еле двигались… Такой случай в восьмидесятых годах был на Петровке и закончился полицейским протоколом.
В одну прелестную лунную ночь, так в конце августа или в начале сентября, они вышли из
дома погулять и шаг за шагом, молча дошли до
Театральной площади. Кто знает Москву, тот может себе представить, какой это был сломан путь.
Ведь вся эта нескладная
театральная суматоха и всеобщая путаница являлась только живым сколком и продолжением того, что считалось за действительность в господском
доме; те же декорации и кулисы, тот же оптический обман на каждом шагу и только меньше фальши и лжи, хотя актеры и актрисы должны были изображать совсем других людей.
Оказалось, что он был когда-то оперным певцом, для баритонных партий, но уже давно прекратил свои
театральные занятия и состоял в семействе Розелли чем-то средним между другом
дома и слугою.
Из помещения на Старой площади редакция «Русского слова» вскоре, переменив несколько квартир, переехала на Петровку, в
дом доктора Левинсона, в нижний этаж, где была когда-то редакция арендуемых у императорских театров
театральных афиш, содержимая А.А. Левинсоном, сыном домовладельца.
Половину первой страницы заняли объявления театров: «Частный оперный театр» в
доме Лианозова, в Газетном переулке; «Новый театр Корша»; «Общедоступный театр Щербинского», носивший название Пушкинского, в
доме барона Гинзбурга на Тверской; «Театр русской комической оперы и оперетки» Сетова в
доме Бронникова, на
Театральной площади.
Редакция «Жизни» помещалась в третьем этаже надворного флигеля
дома Шаблыкина, на Большой Дмитровке, против конторы Большого театра, где впоследствии был
Театральный музей С.И. Зимина.
Но так как вся Москва почти знала, что генерал-губернатор весьма милостиво взглянул на афинские сборища, то оные были возобновлены, и в них принялись участвовать прежние дамы, не выключая и Екатерины Петровны, которая, однако, к великому огорчению своему, перестала на этих сборищах встречать
театрального жен-премьера, до такой степени напуганного происшедшим скандалом, что он не являлся более и на
дом к Екатерине Петровне.
Другая
театральная семья — это была семья Горсткиных, но там были более серьезные беседы, даже скорее какие-то учено-театральные заседания. Происходили они в полухудожественном, в полумасонском кабинете-библиотеке владельца
дома, Льва Ивановича Горсткина, высокообразованного старика, долго жившего за границей, знакомого с Герценом, Огаревым, о которых он любил вспоминать, и увлекавшегося в юности масонством. Под старость он был небогат и существовал только арендой за театр.
— Я не нахожу особенной причины радоваться, — сказал Андрей Ефимыч, которому движение Ивана Дмитрича показалось
театральным и в то же время очень понравилось. — Тюрем и сумасшедших
домов не будет, и правда, как вы изволили выразиться, восторжествует, но ведь сущность вещей не изменится, законы природы останутся всё те же. Люди будут болеть, стариться и умирать так же, как и теперь. Какая бы великолепная заря ни освещала вашу жизнь, все же в конце концов вас заколотят в гроб и бросят в яму.
В начале восьмидесятых годов в Москве были только две
театральные библиотеки. Одна — небольшая, скромно помещавшаяся в меблирашках в
доме Васильева, в Столешниковом переулке, а другая, большая — на Тверской.
Шамбюр и Рославлев вышли из
дома в одно время; первый пустился скорым шагом к квартире генерала Раппа, а последний отправился на
Театральную площадь.
— Вы пошли прогуляться по городу — это было поутру; а около обеда вас нашли недалеко от
Театральной площади, с проломленной головой и без памяти. Кажется, за это вы должны благодарить ваших соотечественников: они в этот день засыпали нас ядрами. И за что они рассердились на кровли бедных
домов? Поверите ль, около театра не осталось почти ни одного чердака, который не был бы совсем исковеркан.
Ступайте на
Театральную площадь; против самого театра, в пятом этаже высокого красного
дома, в комнате под номером шестым, живет одна женщина, она была отчаянно больна.
Когда граф Хвостиков проезжал с дочерью по
Театральной площади мимо
дома Челышева, Елизавета Николаевна вдруг опять закрыла себе лицо рукою и зарыдала.
Зная все это наперед, я запасся
театральными пиесами, чтобы
дома на свободе прочесть их и даже разыграть перед глазами моего семейства, что и было потом исполнено мною с большим успехом и наслаждением.
Я перевезу сюда
театральную школу недели на две; это будет очень полезно для здоровья моих воспитанников и воспитанниц; девицам отдам весь
дом, а сам с воспитанниками и гостями помещусь во флигеле, который для этого исправляют; другой же флигель, для московских дам, уже готов.
Писарев, живший у Кокошкина в
доме и находившийся в самых близких отношениях к нему и Загоскину, даже много обязанный им обоим, прямо попал в
театральную сферу, полюбил ее и определился в службу дирекции переводчиком и помощником репертуарного члена Арсеньева: успехи пиес на сцене, разумеется, еще более увлекли Писарева, и скоро он утонул в закулисном мире…
Нога моя не будет нигде, кроме театра,
домов моих друзей и бедных квартир актеров и актрис, которые лучше, добрее, честнее и только откровеннее бонтонных оценщиц, с презрением говорящих о нравах
театральной сволочи».
Такого рода системе воспитания хотел подвергнуть почтенный профессор и сироту Бахтиарова; но, к несчастию, увидел, что это почти невозможно, потому что ребенок был уже четырнадцати лет и не знал еще ни одного древнего языка и, кроме того, оказывал решительную неспособность выучивать длинные уроки, а лет в пятнадцать, ровно тремя годами ранее против системы немца, начал обнаруживать явное присутствие страстей, потому что, несмотря на все предпринимаемые немцем меры, каждый почти вечер присутствовал за
театральными кулисами, бегал по бульварам, знакомился со всеми соседними гризетками и, наконец, в один прекрасный вечер пойман был наставником в довольно двусмысленной сцене с молоденькой экономкой, взятою почтенным профессором в
дом для собственного комфорта.
Улыбышев как раз перед нашим поступлением в Казань писал свой критический этюд о Бетховене (где оценивал его, как безусловный поклонник Моцарта, то есть по-старинному), а для этого он прослушивал у себя на
дому симфонии Бетховена, которые исполняли ему
театральные музыканты.
…в
доме Секретарева или Немчинова.–В
доме Секретарева на Кисловке и Немчинова на углу Мерзляковского переулка и Поварской были
театральные залы со сценой, которые сдавались под любительские спектакли.
— Упоминание об оперетте Р. Планкетта, очевидно, связано со скандальным событием
театральной хроники: в «Русском календаре на 1885 год А. Суворина», в отделе «Русская летопись», под 7 января 1884 г. напечатано: «Известный антрепренер Лентовский, за постановку 6-ти опереток без разрешения авторов, приговорен Московским окружным судом к заключению в смирительном
доме».] в пользу раненных в битве Б. Маркевича с Театрально-литературным комитетом 1 руб.
И
дом, и самый театр находятся в саду, в
театральном саду с клумбами, дорожками и большой площадкой для публики, посещающей театр. Посреди главной клумбы стоит статуя греческого божка с отбитым носом; какие-то шутники вставили папироску на место погибшего органа обоняния злосчастного божка, и вид у последнего вследствие этого довольно печальный.
Всегда полный разных проектов и планов, Андрей Андреевич не удерживался более месяца на службе, которую ему выхлопатывали ради жены, общей любимицы всех ее знавших, и наконец занялся пресловутой «
театральной агентурой», которая давала ему возможность кутить с артистками и их поклонниками в то время, когда его жена сидела
дома на хлебе и колбасе.
Увоз первой из родительского
дома Савиным, укрывшим свою «невесту», как называли уже Гранпа в
театральных кружках под покров ее бабушки, произвел, конечно, переполох в ее семье, но отец Маргариты побаивался Нины Александровны и предпринимать что-нибудь против старушки, несмотря на настояния своей сожительницы, не решался, даже ездить к Нине Александровне он не смел, так как старушка все равно не приняла бы его, прозевавшего и погубившего, как она выражалась, ее дочь — мать Маргариты.
Другой обыкновенный дворцовый сад и службы занимали все пространство до Большей Садовой и Чернышева моста, то есть всю местность, где теперь находится Александринский театр, Екатерининский сквер, Публичная библиотека, здание
театральной дирекции и
дом против него, который принадлежит министерству внутренних дел, по
Театральной улице.
Первые публичные
театральные представления в Москве происходили при Петре, в «Комедийной Храмине» на Красной площади, и в Немецкой слободе, в
доме генерала Франца Яковлевича Лефорта.
Маргарита привыкла видеть его в первом ряду кресел в театре, привыкла встречать у себя в
театральной уборной и, наконец, у себя
дома, где он был дорогим гостем ее отца.
В остальные же дни он никогда не обедал
дома, а в излюбленном им трактире на
Театральной площади.