Неточные совпадения
Грэй машинально взглянул на Летику, продолжавшего быть
тихим и скромным, затем его глаза обратились к пыльной дороге, пролегающей у трактира, и он ощутил как бы
удар — одновременный
удар в сердце и голову.
За спиною Самгина, толкнув его вперед, хрипло рявкнула женщина, раздалось
тихое ругательство,
удар по мягкому, а Самгин очарованно смотрел, как передовой солдат и еще двое, приложив ружья к плечам, начали стрелять. Сначала упал, высоко взмахнув ногою, человек, бежавший на Воздвиженку, за ним, подогнув колени, грузно свалился старик и пополз, шлепая палкой по камням, упираясь рукой в мостовую; мохнатая шапка свалилась с него, и Самгин узнал: это — Дьякон.
«Это — свойство художника, — подумал он, приподняв воротник пальто, засунул руки глубоко в карманы и пошел
тише. — Художники, наверное, думают так в своих поисках наиболее характерного в главном. А возможно, что это — своеобразное выражение чувства самозащиты от разрушительных
ударов бессмыслицы».
Какой готовлю ей
удар!»
И он глядит: на
тихом ложе
Как сладок юности покой!
Вдруг в
тихом вечернем воздухе пронеслись странные звуки: то были
удары в бубен, и вслед за тем послышалось пение, похожее на стон и плач.
Под влиянием внезапных приливов самоуверенности она несколько раз подходила к своему инструменту и открывала крышку с намерением заглушить певучими
ударами клавишей
тихую дудку.
В этом крике было что-то суровое, внушительное. Печальная песня оборвалась, говор стал
тише, и только твердые
удары ног о камни наполняли улицу глухим, ровным звуком. Он поднимался над головами людей, уплывая в прозрачное небо, и сотрясал воздух подобно отзвуку первого грома еще далекой грозы. Холодный ветер, все усиливаясь, враждебно нес встречу людям пыль и сор городских улиц, раздувал платье и волосы, слепил глаза, бил в грудь, путался в ногах…
И горе этого дня было, как весь он, особенное, — оно не сгибало голову к земле, как тупой, оглушающий
удар кулака, оно кололо сердце многими уколами и вызывало в нем
тихий гнев, выпрямляя согнутую спину.
Приятно слышать последние вздохи жизни, но после каждого
удара колокола становится
тише, тишина разливается, как река по лугам, все топит, скрывает. Душа плавает в бескрайней, бездонной пустоте и гаснет, подобно огню спички во тьме, растворяясь бесследно среди океана этой пустоты, где живут, сверкая, только недосягаемые звезды, а все на земле исчезло, ненужно и мертво.
Он снова с веселой яростью, обезумевший от радости при виде того, как корчились и метались эти люди под
ударами его речей, начал выкрикивать имена и площадные ругательства, и снова негодующий шум стал
тише. Люди, которых не знал Фома, смотрели на него с жадным любопытством, одобрительно, некоторые даже с радостным удивлением. Один из них, маленький, седой старичок с розовыми щеками и глазками, вдруг обратился к обиженным Фомой купцам и сладким голосом пропел...
Ожидая ругательства или
удара, он согнул шею, но услыхал
тихий смех и осторожно поднял голову. Сыщик смотрел на конверт, широко улыбаясь, глаза у него весело блестели.
Смотрел на круглый одинокий шар луны — она двигалась по небу толчками, точно прыгала, как большой светлый мяч, и он слышал
тихий звук её движения, подобный
ударам сердца. Не любил он этот бледный, тоскующий шар, всегда в тяжёлые минуты жизни как бы наблюдавший за ним с холодной настойчивостью. Было поздно, но город ещё не спал, отовсюду неслись разные звуки.
Княгиня не успела договорить своей
тихой речи, как тяжелая малахитовая щетка взвилась со стола, у которого стоял князь, и молодой Михайлушка, зорко следивший за движениями своего грозного владыки, тяжело грохнулся к ногам княгини, защитив ее собственным телом от направленного в ее голову смертельного
удара.
Растаптывая пол тяжёлыми
ударами ног, поручик, хлопнув дверью, исчез, оставив за собой
тихий звон стекла висячей лампы и коротенький визг Полины. Яков встал на мягкие ноги, они сгибались, всё тело его дрожало, как озябшее; среди комнаты под лампой стояла Полина, рот у неё был открыт, она хрипела, глядя на грязненькую бумажку в руке своей.
Самое главное дело состоит в том, чтобы отгадать меру расстояния, пункт, с которого
тихое, медленное опущение остроги должно мгновенно перейти в быстрый
удар.
Раздалось двенадцать мерных и звонких
ударов в колокол. Когда последний медный звук замер, дикая музыка труда уже звучала
тише. Через минуту еще она превратилась в глухой недовольный ропот. Теперь голоса людей и плеск моря стали слышней. Это — наступило время обеда.
В эту минуту раздались три
тихие и почтительные
удара в дверь; отворили — стучал коридорный слуга, а за ним, в нескольких шагах, стоял Потапыч. Послы были от бабушки. Требовалось сыскать и доставить меня немедленно; «сердятся», — сообщил Потапыч.
— Кончился, — прошептала Катерина Львовна и только что привстала, чтобы привесть все в порядок, как стены
тихого дома, сокрывшего столько преступлений, затряслись от оглушительных
ударов: окна дребезжали, полы качались, цепочки висячих лампад вздрагивали и блуждали по стенам фантастическими тенями.
Огуревна. Нет, как можно, не в пример
тише стал. Да доктор говорит, чтоб не сердился, а то вторительный
удар ошибет, так и жив не будет. Он теперь совсем на Веру Филипповну расположился, так уж и не наглядится; все-то смотрит на нее, да крестит, да шепчет ей: «Молись за меня, устрой мою душу, раздавай милостыню, не жалей!» А уж такая ль она женщина, чтоб пожалела!
Пусть иногда воспоминают они о любезной, но без тоски и страдания; пусть
удар горести изредка отдается в их сердце, но
тише и
тише, подобно эху, которое повторяется слабее, слабее, и наконец… замолкает.
Левка умел мастерски гресть, он отдавался в каком-то опьянении ритму рассекаемых волн и вдруг поднимал оба весла, лодка тихо, тихо скользила по волнам, и тишина, заступавшая мерные
удары, клонила к какому-то полусну, а издали слышались песни празднующих поречан, носимые ветром, то
тише, то громче.
Но стук опять повторился, такой же
тихий и настойчивый; и сердце затрепыхалось так беспорядочно, с такой болью и силой, что, казалось, от его
ударов готова была лопнуть грудь.
Потеряв всякую надежду уснуть, я поднялся и сел на кровати.
Тихий ропот дождя постепенно обращался в сердитый рев, который я так любил, когда душа моя была свободна от страха и злости… Теперь же этот рев казался мне зловещим.
Удар грома следовал за
ударом.
Она осталась верна себе, эта милая мечтательница. Такая же, какою была и в институте. Но в ее заоблачных грезах мало для меня утешительного. Ольга, нежная,
тихая и покорная, не рождена для житейской борьбы. Она склоняется под
ударами судьбы. А по-моему, надо бороться до последних сил, чтобы победить непобедимое.
— Уже два года, — начала несколько дрожащим голосом мать Досифея, — как ты в нашей святой обители нашла
тихое пристанище от мирских треволнений, хотя злые люди старались нанести тебе и здесь смертельный
удар, но Господь не допустил извести тебя, что, конечно, было их целью.
Удар грома, наверное, не поразил бы так Савина, как эти
тихие слова полицейского офицера.
Ребятенки тут поодаль в бабки играли. Меткий
удар — легким словом подстегнуть первое дело… Ан и их зацепило: руками машут, голоса черт унес. Испужались они, вздумали было зареветь, да и рева-то нет… Прыснули они
тихими воробьями по хатам к матерям. Какая уж тут, без крика, без визга, игра.