Неточные совпадения
Левин стоял довольно далеко. Тяжело, с хрипом дышавший подле него один дворянин и другой, скрипевший
толстыми подошвами, мешали ему ясно слышать. Он издалека слышал только мягкий
голос предводителя, потом визгливый
голос ядовитого дворянина и потом
голос Свияжского. Они спорили, сколько он мог понять, о значении статьи закона и о значении слов: находившегося под следствием.
И, не в силах будучи удерживать порыва вновь подступившей к сердцу грусти, он громко зарыдал
голосом, проникнувшим
толщу стен острога и глухо отозвавшимся в отдаленье, сорвал с себя атласный галстук и, схвативши рукою около воротника, разорвал на себе фрак наваринского пламени с дымом.
Открытый взгляд, лицо мужественное, бакенбарды и большие усы с проседью, стрижка низкая, а на затылке даже под гребенку, шея
толстая, широкая, так называемая в три этажа или в три складки с трещиной поперек,
голос — бас с некоторою охрипью, движения генеральские.
Но вы, как и большинство, слушаете
голоса всех нехитрых истин сквозь
толстое стекло жизни; они кричат, но вы не услышите.
Посмотрев в лицо Самгина тяжелым стесняющим взглядом мутноватых глаз неопределимого цвета, он взмахнул головой, опрокинул коньяк в рот и, сунув за щеку кусок сахара, болезненно наморщил
толстый нос. Бесцеремонность Пальцева, его небрежная речь, безучастный взгляд мутных глаз — все это очень возбуждало любопытство Самгина; слушая скучный
голос, он определял...
Самгин не заметил, откуда явился офицер в пальто оловянного цвета, рыжий, с
толстыми усами, он точно из стены вылез сзади Самгина и встал почти рядом с ним, сказав не очень сильным
голосом...
«Да, он сильно изменился. Конечно — он хитрит со мной. Должен хитрить. Но в нем явилось как будто новое нечто… Порядочное. Это не устраняет осторожности в отношении к нему.
Толстый.
Толстые говорят высокими
голосами. Юлий Цезарь — у Шекспира — считает
толстых неопасными…»
Толстый сосед Самгина встал и, махая рукой, тяжелым
голосом, хрипло произнес...
Говорков — среднего роста, стройный, смуглолицый, черноглазый, с
толстыми усами и квадратной бородкой, темные, бритые щеки его нервно дрожат, говорит он высоким
голосом, крикливо и как бы откусывая слова, курчавые волосы его лежат на голове гладко, поблескивают, как шелк, и в них немало седых.
Пониже дачи Варавки жил доктор Любомудров; в праздники, тотчас же после обеда, он усаживался к столу с учителем, опекуном Алины и
толстой женой своей. Все трое мужчин вели себя тихо, а докторша возглашала резким
голосом...
В лицо Самгина смотрели, голубовато улыбаясь, круглые, холодненькие глазки, брезгливо шевелилась
толстая нижняя губа, обнажая желтый блеск золотых клыков, пухлые пальцы правой руки играли платиновой цепочкой на животе, указательный палец левой беззвучно тыкался в стол. Во всем поведении этого человека, в словах его, в гибкой игре
голоса было что-то обидно несерьезное. Самгин сухо спросил...
Кутузов, стряхнув пепел папиросы мимо пепельницы, стал говорить знакомо Климу о революционерах скуки ради и ради Христа, из романтизма и по страсти к приключениям; он произносил слова насмешливые, но
голос его звучал спокойно и не обидно. Коротко, клином подстриженная бородка,
толстые, но тоже подстриженные усы не изменяли его мужицкого лица.
Он был так велик, что Самгину показалось: человек этот, на близком от него расстоянии, не помещается в глазах, точно колокольня. В ограде пред дворцом и даже за оградой, на улице, становилось все тише, по мере того как Родзянко все более раздувался,
толстое лицо его набухало кровью, и неистощимый жирный
голос ревел...
В комнате Алексея сидело и стояло человек двадцать, и первое, что услышал Самгин, был
голос Кутузова, глухой, осипший
голос, но — его. Из-за спин и голов людей Клим не видел его, но четко представил тяжеловатую фигуру, широкое упрямое лицо с насмешливыми глазами,
толстый локоть левой руки, лежащей на столе, и уверенно командующие жесты правой.
Из дверей дворца вышел большущий,
толстый человек и зычным, оглушающим
голосом, с яростью закричал...
Бабушка,
толстая и важная, в рыжем кашемировом капоте, смотрела на все сквозь золотой лорнет и говорила тягучим, укоряющим
голосом...
Первым втиснулся в дверь
толстый вахмистр с портфелем под мышкой, с седой, коротко подстриженной бородой, он отодвинул Клима в сторону, к вешалке для платья, и освободил путь чернобородому офицеру в темных очках, а офицер спросил ленивым
голосом...
В шапке черных и, должно быть, жестких волос с густосиними щеками и широкой синей полосой на месте усов, которые как бы заменялись
толстыми бровями, он смотрел из-под нахмуренных бровей мрачно, тяжело вздыхал, его
толстые ярко-красные ‹губы› смачно чмокали, и, спрятав руки за спину, не улыбаясь, звонким, но комически унылым
голосом он рассказывал...
Сковородников, сидевший против Вольфа и всё время собиравший
толстыми пальцами бороду и усы в рот, тотчас же, как только Бе перестал говорить, перестал жевать свою бороду и громким, скрипучим
голосом сказал, что, несмотря на то, что председатель акционерного общества большой мерзавец, он бы стоял за кассирование приговора, если бы были законные основания, но так как таковых нет, он присоединяется к мнению Ивана Семеновича (Бе), сказал он, радуясь той шпильке, которую он этим подпустил Вольфу.
разбитым, сиплым
голосом начала примадонна,
толстая, обрюзгшая девица, с птичьим носом. Хор подхватил, и все кругом точно застонало от пестрой волны закружившихся звуков. Какой-то пьяный купчик с осовелым лицом дико вскрикивал и расслабленно приседал к самому полу.
— Не укушу, Агриппина Филипьевна, матушка, — хриплым
голосом заговорил седой,
толстый, как бочка, старик, хлопая Агриппину Филипьевну все с той же фамильярностью по плечу. Одет он был в бархатную поддевку и ситцевую рубашку-косоворотку; суконные шаровары были заправлены в сапоги с голенищами бутылкой. — Ох, уморился, отцы! — проговорил он, взмахивая короткой
толстой рукой с отекшими красными пальцами, смотревшими врозь.
— Ну, иду, иду, — раздался дребезжащий
голос, и из-за избы направо показался человек низенький,
толстый и хромой.
— А кому начать? — спросил он слегка изменившимся
голосом у Дикого-Барина, который все продолжал стоять неподвижно посередине комнаты, широко расставив
толстые ноги и почти по локоть засунув могучие руки в карманы шаровар.
— У меня, Кирила Петрович, — пропищал
толстый дамский
голос, — в прошлый вторник обедал он у меня…
Исправник, высокий и
толстый мужчина лет пятидесяти с красным лицом и в усах, увидя приближающегося Дубровского, крякнул и произнес охриплым
голосом: «Итак, я вам повторяю то, что уже сказал: по решению уездного суда отныне принадлежите вы Кирилу Петровичу Троекурову, коего лицо представляет здесь господин Шабашкин.
Часа за два перед ним явился старший племянник моего отца, двое близких знакомых и один добрый,
толстый и сырой чиновник, заведовавший делами. Все сидели в молчаливом ожидании, вдруг взошел официант и каким-то не своим
голосом доложил...
Тут философствование нашего Черевика прервано было
толстым и резким
голосом. Пред ним стоял высокий цыган.
Лев
Толстой в «Войне и мире» так описывает обед, которым в 1806 году Английский клуб чествовал прибывшего в Москву князя Багратиона: «…Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами,
толстыми пальцами, твердыми движениями и
голосами».
Отец выписывал «Сын отечества» и теперь сообщил в кратких чертах историю реформы: большинством
голосов в Государственном совете проект
Толстого был отвергнут, но «царь согласился с меньшинством».
Рот у моего жизнерадостного знакомца был открыт до ушей,
толстые щеки измазаны слезами и мелом, он ревел во весь
голос, хватался за косяки, потом даже старался схватиться за гладкие стены…
Сливая в
толстые белые чашки разные жидкости, смотрит, как они дымятся, наполняют комнату едким запахом, морщится, смотрит в
толстую книгу и мычит, покусывая красные губы, или тихонько тянет сиповатым
голосом...
Но особенно он памятен мне в праздничные вечера; когда дед и дядя Михаил уходили в гости, в кухне являлся кудрявый, встрепанный дядя Яков с гитарой, бабушка устраивала чай с обильной закуской и водкой в зеленом штофе с красными цветами, искусно вылитыми из стекла на дне его; волчком вертелся празднично одетый Цыганок; тихо, боком приходил мастер, сверкая темными стеклами очков; нянька Евгенья, рябая, краснорожая и
толстая, точно кубышка, с хитрыми глазами и трубным
голосом; иногда присутствовали волосатый успенский дьячок и еще какие-то темные, скользкие люди, похожие на щук и налимов.
Лаврецкий действительно не походил на жертву рока. От его краснощекого, чисто русского лица, с большим белым лбом, немного
толстым носом и широкими правильными губами, так и веяло степным здоровьем, крепкой, долговечной силой. Сложен он был на славу, и белокурые волосы вились на его голове, как у юноши. В одних только его глазах, голубых, навыкате, и несколько неподвижных, замечалась не то задумчивость, не то усталость, и
голос его звучал как-то слишком ровно.
Капитан был человек крупный, телесный, нрава на вид мягкого, веселого и тоже на вид откровенного.
Голос имел громкий, бакенбарды густейшие, нос
толстый, глазки слащавые и что в его местности называется «очи пивные». Усы, закрывавшие его длинную верхнюю губу, не позволяли видеть самую характерную черту его весьма незлого, но до крайности ненадежного лица. Лет ему было под сорок.
— Телегу! Телегу! — закричал Павел почти бешеным
голосом и побежал назад к усадьбе. Ему встретился полковник, который тоже трусил с своим
толстым брюхом, чтобы поймать сына.
Приехал капитан Тальман с женой: оба очень высокие, плотные; она — нежная,
толстая, рассыпчатая блондинка, он — со смуглым, разбойничьим лицом, с беспрестанным кашлем и хриплым
голосом. Ромашов уже заранее знал, что сейчас Тальман скажет свою обычную фразу, и он, действительно, бегая цыганскими глазами, просипел...
— Есть у меня к вам, Яков Васильич, некоторая просьбица, — начал он каким-то несмелым
голосом. — Это вот-с, — продолжал он, вынимая из шифоньерки довольно
толстую тетрадь, — мои стихотворные грехи. Тут есть элегии, оды небольшие, в эротическом, наконец, роде. Нельзя ли вам из этого хлама что-нибудь сунуть в какой-нибудь журналец и напечатать? А мне бы это на старости лет было очень приятно!
Из ворот по временам выходят с коромыслами на плечах и, переваливаясь с ноги на ногу, проворно идут за водой краснощекие и совсем уже без талии, но с
толстыми задами мещанские девки, между тем как матери их тонкими, звонкими
голосами перебраниваются с такими же звонкоголосыми соседками.
В зале, куда вышел он принять на этот раз Николая Всеволодовича (в другие разы прогуливавшегося, на правах родственника, по всему дому невозбранно), воспитанный Алеша Телятников, чиновник, а вместе с тем и домашний у губернатора человек, распечатывал в углу у стола пакеты; а в следующей комнате, у ближайшего к дверям залы окна, поместился один заезжий,
толстый и здоровый полковник, друг и бывший сослуживец Ивана Осиповича, и читал «
Голос», разумеется не обращая никакого внимания на то, что происходило в зале; даже и сидел спиной.
— Да, непременно!.. Что тут и говорить!.. Кого же и назначить, как не вас?.. — воскликнул Иван Петрович, одновременно потрясая своим красным носом и
толстым животом своим, но потом, сообразив, присовокупил несколько опешенным
голосом: — Только вот тут одно: на эти места назначает не министерство наше, а выбирают дворяне!..
Гимназист побежал, и слышно стало, как захлопали стремительно открытые и с треском закрытые двери. Отец послушал, радостно улыбнулся
толстыми, красными губами, потом опять заговорил сердитым
голосом...
Мурин нравился ей гораздо больше. У него добродушное лицо, а Передонов и улыбаться не умеет. Нравился ей Мурин всем: большой,
толстый, привлекательный, говорит приятным низким
голосом и к ней очень почтителен. Вершина даже подумывала порой, не повернуть ли дело так, чтобы Мурин посватался не к Марте, а к ней. Но она всегда кончала свои размышления тем, что великодушно уступала его Марте.
Отец — человек высокий, тучный, с большой рыжей и круглой, как на образе Максима Грека, бородою, с красным носом. Его серые глаза смотрели неласково и насмешливо, а
толстая нижняя губа брезгливо отвисала. Он двигался тяжело, дышал шумно и часто ревел на стряпуху и рабочих страшным, сиплым
голосом. Матвей долго боялся отца, но однажды как-то сразу и неожиданно полюбил его.
Она шагала твёрдо и отмеривала пройденный путь широкими взмахами
толстой ореховой палки, стучала под окнами властной рукою и, когда обыватель высовывал голову, говорила ему сиплым, неприятным
голосом...
Толкались нищие, просовывая грязные ладони, сложенные лодочками, пальцы их шевелились, как
толстые черви, гнусавые
голоса оглушали, влипая в уши. Кожемякин полусонно совал им копейки и думал...
Сидел рядком с ним провожатый его, человек как будто знакомый мне, с нехорошими такими глазами, выпучены они, словно у рака, и перекатываются из стороны в сторону неказисто, как стеклянные шары. Лицо круглое, жирное, словно блин. Иной раз он объяснял старцевы слова и делал это топорно: идите, говорит, против всех мирских заповедей, душевного спасения ради. Когда говорит, лицо надувает сердито и фыркает, а
голос у него сиповатый и тоже будто знаком. Был там ещё один кривой и спросил он
толстого...
— Сгоришь, дурочка, вот сюда лети, места много, — приговаривал он нежным
голосом, стараясь своими
толстыми пальцами учтиво поймать ее за крылышки и выпустить. — Сама себя губишь, а я тебя жалею.
Иду я вдоль длинного забора по окраинной улице, поросшей зеленой травой. За забором строится новый дом. Шум,
голоса… Из-под ворот вырывается собачонка… Как сейчас вижу: желтая, длинная, на коротеньких ножках, дворняжка с неимоверно
толстым хвостом в виде кренделя. Бросается на меня, лает. Я на нее махнул, а она вцепилась мне в ногу и не отпускает, рвет мои новые штаны. Я схватил ее за хвост и перебросил через забор…
Человек в сером армяке, подпоясанный пестрым кушаком, из-за которого виднелась рукоятка широкого турецкого кинжала, лежал на снегу; длинная винтовка в суконном чехле висела у него за спиною, а с правой стороны к поясу привязана была
толстая казацкая плеть; татарская шапка, с густым околышем, лежала подле его головы. Собака остановилась подле него и, глядя пристально на наших путешественников, начала выть жалобным
голосом.
— Помилуй, Фома Кондратьич! — перервала одна
толстая сваха. — Да разве Татьяна не при мне рассказывала, что боярышня изволила выкликать всеми звериными
голосами?