Неточные совпадения
Замолкла Тимофеевна.
Конечно, наши странники
Не пропустили случая
За здравье губернаторши
По чарке осушить.
И видя, что хозяюшка
Ко стогу приклонилася,
К ней подошли гуськом:
«Что ж дальше?»
— Сами знаете:
Ославили счастливицей,
Прозвали губернаторшей
Матрену с
той поры…
Что дальше? Домом правлю я,
Ращу детей… На радость ли?
Вам тоже надо знать.
Пять сыновей! Крестьянские
Порядки нескончаемы, —
Уж взяли одного!
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о
том, что делают и думают они,
те самые, которые не хотели принимать его проектов и были причиной всего зла в России, что тогда уже близко было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович
замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
В
то время как Степан Аркадьич заходил за трельяж и говоривший мужской голос
замолк, Левин смотрел на портрет, в блестящем освещении выступавший из рамы, и не мог оторваться от него.
Должен сказать, что последний случай редко встречается в практике, — сказал адвокат и, мельком взглянув на Алексея Александровича,
замолк, как продавец пистолетов, описавший выгоды
того и другого оружия и ожидающий выбора своего покупателя.
Губернский предводитель, несмотря на
то, что он чувствовал в воздухе приготовляемый ему подвох, и несмотря на
то, что не все просили его, всё-таки решился баллотироваться. Всё в зале
замолкло, секретарь громогласно объявил, что баллотируется в губернские предводители ротмистр гвардии Михаил Степанович Снетков.
Ему хотелось еще сказать, что если общественное мнение есть непогрешимый судья,
то почему революция, коммуна не так же законны, как и движение в пользу Славян? Но всё это были мысли, которые ничего не могли решить. Одно несомненно можно было видеть — это
то, что в настоящую минуту спор раздражал Сергея Ивановича, и потому спорить было дурно; и Левин
замолчал и обратил внимание гостей на
то, что тучки собрались и что от дождя лучше итти домой.
И вдруг совершенно неожиданно голос старой княгини задрожал. Дочери
замолчали и переглянулись. «Maman всегда найдет себе что-нибудь грустное», сказали они этим взглядом. Они не знали, что, как ни хорошо было княгине у дочери, как она ни чувствовала себя нужною тут, ей было мучительно грустно и за себя и за мужа с
тех пор, как они отдали замуж последнюю любимую дочь и гнездо семейное опустело.
Когда поручик Вулич подошел к столу,
то все
замолчали, ожидая от него какой-нибудь оригинальной выходки.
Недвижим он лежал, и странен
Был томный мир его чела.
Под грудь он был навылет ранен;
Дымясь, из раны кровь текла.
Тому назад одно мгновенье
В сем сердце билось вдохновенье,
Вражда, надежда и любовь,
Играла жизнь, кипела кровь;
Теперь, как в доме опустелом,
Всё в нем и тихо и темно;
Замолкло навсегда оно.
Закрыты ставни, окна мелом
Забелены. Хозяйки нет.
А где, Бог весть. Пропал и след.
Долго еще находился Гриша в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы.
То твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением;
то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова;
то слышны были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и
замолк.
Чем больше горячился папа,
тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа
замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали в разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно — выражало сознание своего достоинства и вместе с
тем подвластности,
то есть: я прав, а впрочем, воля ваша!
Катерина Ивановна, которая действительно была расстроена и очень устала и которой уже совсем надоели поминки, тотчас же «отрезала» Амалии Ивановне, что
та «мелет вздор» и ничего не понимает; что заботы об ди веше дело кастелянши, а не директрисы благородного пансиона; а что касается до чтения романов, так уж это просто даже неприличности, и что она просит ее
замолчать.
— Э-эх, Соня! — вскрикнул он раздражительно, хотел было что-то ей возразить, но презрительно
замолчал. — Не прерывай меня, Соня! Я хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после
того мне объяснил, что не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь! Принимай гостя! Если б я не вошь был,
то пришел ли бы я к тебе? Слушай: когда я тогда к старухе ходил, я только попробовать сходил… Так и знай!
— Ну так что ж красильщик? — с каким-то особенным неудовольствием перебил Зосимов болтовню Настасьи.
Та вздохнула и
замолчала.
Оба
замолчали. Разумихин был более чем в восторге, и Раскольников с отвращением это чувствовал. Тревожило его и
то, что Разумихин сейчас говорил о Порфирии.
—
«А ты, красавица, божусь,
Лишь только
замолчишь,
то жду я, не дождусь,
Чтоб начала ты снова…
Однажды, после
того, как Маракуев устало
замолчал и сел, отирая пот с лица, Дьякон, медленно расправив длинное тело свое, произнес точно с амвона...
Он
замолчал, вздохнув облегченно, видимо, довольный
тем, что высказал все, что тяготило его.
Через несколько минут он растянулся на диване и
замолчал; одеяло на груди его волнообразно поднималось и опускалось, как земля за окном. Окно
то срезало верхушки деревьев,
то резало деревья под корень; взмахивая ветвями, они бежали прочь. Самгин смотрел на крупный, вздернутый нос, на обнаженные зубы Стратонова и представлял его в деревне Тарасовке, пред толпой мужиков. Не поздоровилось бы печнику при встрече с таким барином…
— Лидию кадеты до
того напугали, что она даже лес хотела продать, а вчера уже советовалась со мной, не купить ли ей Отрадное Турчаниновых? Скучно даме. Отрадное — хорошая усадьба! У меня — закладная на нее… Старик Турчанинов умер в Ницце, наследник его где-то заблудился… — Вздохнула и,
замолчав, поджала губы так, точно собиралась свистнуть. Потом, утверждая какое-то решение, сказала...
Она снова
замолчала, сказав, видимо, не
то, что хотелось, а Клим, растерянно ловя отдельные фразы, старался понять: чем возмущают его слова матери?
— В Полтавской губернии приходят мужики громить имение. Человек пятьсот. Не свои — чужие; свои живут, как у Христа за пазухой. Ну вот, пришли, шумят, конечно. Выходит к ним старик и говорит: «Цыцте!» — это по-русски значит: тише! — «Цыцте, Сергий Михайлович — сплять!» —
то есть — спят. Ну-с, мужики
замолчали, потоптались и ушли! Факт, — закончил он квакающим звуком успокоительный рассказ свой.
Клим
замолчал, найдя его изумление, смех и жест — глупыми. Он раза два видел на столе брата нелегальные брошюры; одна из них говорила о
том, «Что должен знать и помнить рабочий», другая «О штрафах». Обе — грязненькие, измятые, шрифт местами в черных пятнах, которые напоминали дактилоскопические оттиски.
— Хорошо, я
замолчу, — сказал он, — только, ради Бога, не уходите так, а
то у меня на душе останется такой камень…
Предметы теряли свою форму; все сливалось сначала в серую, потом в темную массу. Пение птиц постепенно ослабевало; вскоре они совсем
замолкли, кроме одной какой-то упрямой, которая, будто наперекор всем, среди общей тишины, одна монотонно чирикала с промежутками, но все реже и реже, и
та, наконец, свистнула слабо, незвучно, в последний раз, встрепенулась, слегка пошевелив листья вокруг себя… и заснула.
Он
замолчал, припоминал Беловодову, разговор с ней, сходство между
той и другой, и разные причины этого сходства, и причины несходства.
В городе прежде был, а потом
замолк, за давностию, слух о
том, как Тит Никоныч, в молодости, приехал в город, влюбился в Татьяну Марковну, и Татьяна Марковна в него. Но родители не согласились на брак, а назначили ей в женихи кого-то другого.
Но, разглядев две наши отворенные двери, проворно притворила свою, оставив щелку и из нее прислушиваясь на лестницу до
тех пор, пока не
замолкли совсем шаги убежавшей вниз Оли. Я вернулся к моему окну. Все затихло. Случай пустой, а может быть, и смешной, и я перестал об нем думать.
Ойе, с сердцем, быстро что-то проговорил ему, и
тот боязливо
замолчал.
Солнце всходило высоко; утренний ветерок
замолкал; становилось тихо и жарко; кузнечики трещали, стрекозы начали реять по траве и кустам; к нам врывался по временам в карт овод или шмель, кружился над лошадьми и несся дальше, а не
то так затрепещет крыльями над головами нашими большая, как птица, черная или красная бабочка и вдруг упадет в сторону, в кусты.
«Да, я делаю
то, что должно, я каюсь», подумал Нехлюдов. И только что он подумал это, слезы выступили ему на глаза, подступили к горлу, и он, зацепившись пальцами за решетку,
замолчал, делая усилие, чтобы не разрыдаться.
Он сказал
то, что думал. Сначала было графиня Катерина Ивановна согласилась с племянником, но потом
замолчала. Так же как и все, и Нехлюдов чувствовал, что этим рассказом он сделал что-то в роде неприличия.
Нехлюдов
замолчал,
тем более что трудно было говорить от грохота колес. Недалеко от острога извозчик съехал с мостовой на шоссе, так что легко было говорить, и опять обратился к Нехлюдову.
Ляховский до
того неистовствовал на этот раз, что с ним пришлось отваживаться. Дядюшка держал себя невозмутимо и даже превзошел самого Альфонса Богданыча. Он ни разу не повысил тона и не
замолчал, как это делал в критические минуты Альфонс Богданыч.
Прокурор
замолк. Он разгорячился. Он не скрывал своей досады, почти злобы, и выложил все накопившееся, даже не заботясь о красоте слога,
то есть бессвязно и почти сбивчиво.
Дерсу
замолк и задумался. Перед ним воскресло далекое прошлое. Он весь ушел в эти воспоминания. Задумался и я. Действительно, Приморье быстро колонизировалось. Недалеко уже
то время, когда от первобытной, девственной тайги и следа не останется. Исчезнут и звери.
— Да ты бы…
того… — заговорил внезапно Степушка, смешался,
замолчал и принялся копаться в горшке.
Тут Иван Иванович совершенно обиделся,
замолчал и принялся убирать индейку, несмотря на
то что она не так была жирна, как
те, на которые противно смотреть.
Обрадованный таким благосклонным вниманием, кузнец уже хотел было расспросить хорошенько царицу о всем: правда ли, что цари едят один только мед да сало, и
тому подобное; но, почувствовав, что запорожцы толкают его под бока, решился
замолчать; и когда государыня, обратившись к старикам, начала расспрашивать, как у них живут на Сечи, какие обычаи водятся, — он, отошедши назад, нагнулся к карману, сказал тихо: «Выноси меня отсюда скорее!» — и вдруг очутился за шлагбаумом.
Если ребенок плачет или шалит,
то ему кричат со злобой: «
Замолчи, чтоб ты издох!» Но все-таки, что бы ни говорили и как бы ни причитывали, самые полезные, самые нужные и самые приятные люди на Сахалине — это дети, и сами ссыльные хорошо понимают это и дорого ценят их.
К токующему глухому косачу ранней весною подходить не только из-за дерева, но даже по чистому месту, наблюдая
ту осторожность, чтоб идти только в
то время, когда он токует, и вдруг останавливаться, когда он
замолчит; весь промежуток времени, пока косач не токует, охотник должен стоять неподвижно, как статуя; забормочет косач — идти смело вперед, пока подойдет в меру.
Княгине холодно; в
ту ночь
Мороз был нестерпим,
Упали силы; ей невмочь
Бороться больше с ним.
Рассудком ужас овладел,
Что не доехать ей.
Ямщик давно уже не пел,
Не понукал коней,
Передней тройки не слыхать.
«Эй! жив ли ты, ямщик?
Что ты
замолк? не вздумай спать!»
— «Не бойтесь, я привык...
На этот раз князь до
того удивился, что и сам
замолчал и тоже смотрел на него, выпучив глаза и ни слова не говоря.
Говорил он мало, и
то только на вопросы, и наконец совсем
замолк, сидел и всё слушал, но видимо утопая в наслаждении.
Когда я упрусь и
замолчу,
то даже очень благоразумным кажусь, и к
тому же обдумываю.
Старинных бумаг и любопытных документов, на которые рассчитывал Лаврецкий, не оказалось никаких, кроме одной ветхой книжки, в которую дедушка его, Петр Андреич, вписывал —
то «Празднование в городе Санкт-Петербурге замирения, заключенного с Турецкой империей его сиятельством князем Александр Александровичем Прозоровским»;
то рецепт грудного декохтас примечанием: «Сие наставление дано генеральше Прасковье Федоровне Салтыковой от протопресвитера церкви Живоначальныя троицы Феодора Авксентьевича»;
то политическую новость следующего рода: «О тиграх французах что-то
замолкло», — и тут же рядом: «В Московских ведомостях показано, что скончался господин премиер-маиор Михаил Петрович Колычев.
— И ничего, ничего! И пусть знают, — горячо возразил Лихонин. — Зачем стесняться своего прошлого,
замалчивать его? Через год ты взглянешь смело и прямо в глаза каждому человеку и скажешь: «Кто не падал,
тот не поднимался». Идем, идем, Любочка!
Если я только
замолчу,
то он ничего не сделает, пожалуй, до
тех самых пор, покуда вы не выйдете замуж; а как неустройство вашего состояния может помешать вашему замужству и лишить вас хорошего жениха,
то я даю вам слово, что в продолжение нынешнего же года все будет сделано.
Вихров велел им обоим
замолчать и позвал к себе
того высокого мужика, отец которого покупал Парфена за свое семейство в рекруты.
Он
замолчал и пытливо, с
той же злобой смотрел на меня, придерживая мою руку своей рукой, как бы боясь, чтоб я не ушел. Я уверен, что в эту минуту он соображал и доискивался, откуда я могу знать это дело, почти никому не известное, и нет ли во всем этом какой-нибудь опасности? Так продолжалось с минуту; но вдруг лицо его быстро изменилось; прежнее насмешливое, пьяно-веселое выражение появилось снова в его глазах. Он захохотал.