Неточные совпадения
Мне показалось, что я вдруг очутился
на каком-нибудь нашем московском толкучем рынке или
на ярмарке губернского города, вдалеке от Петербурга, где еще не завелись ни широкие
улицы, ни магазины; где в одном месте и
торгуют, и готовят кушанье, где продают шелковый товар в лавочке, между кипящим огромным самоваром и кучей кренделей, где рядом помещаются лавка с фруктами и лавка с лаптями или хомутами.
Летом с пяти, а зимой с семи часов вся квартира
на ногах. Закусив наскоро, хозяйки и жильцы, перекидывая
на руку вороха разного барахла и сунув за пазуху туго набитый кошелек, грязные и оборванные, бегут
на толкучку,
на промысел. Это съемщики квартир, которые сами работают с утра до ночи. И жильцы у них такие же. Даже детишки вместе со старшими бегут
на улицу и
торгуют спичками и папиросами без бандеролей, тут же сфабрикованными черт знает из какого табака.
На Тверской, против Брюсовского переулка, в семидесятые и в начале восьмидесятых годов, почти рядом с генерал-губернаторским дворцом, стоял большой дом Олсуфьева — четырехэтажный, с подвальными этажами, где помещались лавки и винный погреб. И лавки и погребок имели два выхода:
на улицу и во двор — и
торговали на два раствора.
Птицын семнадцати лет
на улице спал, перочинными ножичками
торговал и с копейки начал; теперь у него шестьдесят тысяч, да только после какой гимнастики!
Швейка принадлежала ко второй категории, и скоро Горизонту удалось без большого труда, убедить ее выходить
на улицу торговать собой.
Рассказала она также с большими подробностями и о том, как, очутившись внезапно без мужской поддержки или вообще без чьего-то бы ни было крепкого постороннего влияния, она наняла комнату в плохонькой гостинице, в захолустной
улице, как с первого же дня коридорный, обстрелянная птица, тертый калач, покушался ею
торговать, даже не спрося
на это ее разрешения, как она переехала из гостиницы
на частную квартиру, но и там ее настигла опытная старуха сводня, которыми кишат дома, обитаемые беднотой.
Колокольчик звякнул над наружной дверью. Молодой крестьянский парень в меховой шапке и красном жилете вошел с
улицы в кондитерскую. С самого утра ни один покупатель не заглядывал в нее… «Вот так-то мы
торгуем!» — заметила со вздохом во время завтрака фрау Леноре Санину. Она продолжала дремать; Джемма боялась принять руку от подушки и шепнула Санину: «Ступайте поторгуйте вы за меня!» Санин тотчас же
на цыпочках вышел в кондитерскую. Парню требовалось четверть фунта мятных лепешек.
— А откуда бы тебе знать, как они живут? Али ты в гости часто ходишь к ним? Здесь, парень,
улица, а
на улице человеки не живут,
на улице они
торгуют, а то — прошел по ней скоренько да и — опять домой!
На улицу люди выходят одетые, а под одежей не знать, каковы они есть; открыто человек живет у себя дома, в своих четырех стенах, а как он там живет — это тебе неизвестно!
— Ладно, ладно… Ты вот за Нюшей-то смотри, чего-то больно она у тебя хмурится, да и за невестками тоже. Мужик если и согрешит, так грех
на улице оставит, а баба все домой принесет.
На той неделе мне сказывали, что Володька Пятов повадился в нашу лавку ходить, когда Ариша
торгует… Может, зря болтают только, — бабенки молоденькие. А я за ребятами в два глаза смотрю, они у меня и воды не замутят.
— Верно! Не успокаивает… Какой мне выигрыш в том, что я,
на одном месте стоя,
торгую? Свободы я лишился. Выйти нельзя. Бывало, ходишь по
улицам, куда хочешь… Найдёшь хорошее, уютное местечко, посидишь, полюбуешься… А теперь торчу здесь изо дня в день и — больше ничего…
И вот Илья начал
торговать. С утра до вечера он ходил по
улицам города с ящиком
на груди и, подняв нос кверху, с достоинством поглядывал
на людей. Нахлобучив картуз глубоко
на голову, он выгибал кадык и кричал молодым, ломким голосом...
Я орловский старожил. Весь наш род — все были не последние люди. Мы имели свой дом
на Нижней
улице, у Плаутина колодца, и свои ссыпные амбары, и свои барки; держали артель трепачей,
торговали пенькой и вели хлебную ссыпку. Отчаянного большого состояния не имели, но рубля
на полтину никогда не ломали и слыли за людей честных.
Нельзя, чтоб люди умирали с голоду и замерзали
на улицах, — но общество все в целом должно организовать для них помощь, а не сваливать заботу
на отдельных домовладельцев только потому, что у них есть незанятые квартиры, и
на булочников, потому что они
торгуют именно хлебом.
Улица эта носила ранее название Адмиралтейской, но во время царствования Екатерины II
на ней жил и
торговал купец Горохов, который был
на столько популярен, что заставил забыть народ прежнее название
улицы и звать ее по его фамилии — Гороховою.