Неточные совпадения
Небо раскалилось и целым ливнем зноя обдавало все живущее; в воздухе замечалось словно дрожанье и пахло гарью; земля трескалась и сделалась тверда, как камень, так что ни
сохой, ни даже заступом взять ее было невозможно;
травы и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела и выколосилась необыкновенно рано, но была так редка, и зерно было такое тощее, что не чаяли собрать и семян; яровые совсем не взошли, и засеянные ими поля стояли черные, словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды не родилось; скотина металась, мычала и ржала; не находя в поле пищи, она бежала в город и наполняла улицы.
Было то время года, перевал лета, когда урожай нынешнего года уже определился, когда начинаются заботы о посеве будущего года и подошли покосы, когда рожь вся выколосилась и, серо зеленая, не налитым, еще легким колосом волнуется по ветру, когда зеленые овсы, с раскиданными по ним кустами желтой
травы, неровно выкидываются по поздним посевам, когда ранняя гречиха уже лопушится, скрывая землю, когда убитые в камень скотиной пары́ с оставленными дорогами, которые не берет
соха, вспаханы до половины; когда присохшие вывезенные кучи навоза пахнут по зарям вместе с медовыми
травами, и на низах, ожидая косы, стоят сплошным морем береженые луга с чернеющимися кучами стеблей выполонного щавельника.
Осень стоит долгая и теплая, вследствие этого
травы не
сохнут, а вянут.
Что-то сделалось с солнцем. Оно уже не так светило, как летом, вставало позже и рано торопилось уйти на покой.
Трава на земле начала
сохнуть и желтеть. Листва на деревьях тоже стала блекнуть. Первыми почувствовали приближение зимы виноградники и клены. Они разукрасились в оранжевые, пурпуровые и фиолетовые тона.
— Нет, не называй его отцом моим! Он не отец мне. Бог свидетель, я отрекаюсь от него, отрекаюсь от отца! Он антихрист, богоотступник! Пропадай он, тони он — не подам руки спасти его.
Сохни он от тайной
травы — не подам воды напиться ему. Ты у меня отец мой!
Если лето дождливо, то роскошная растительность сохраняет свою свежесть до начала июля и достигает великолепных размеров; но если июнь сух, то к концу его
травы начинают
сохнуть, а ковыль развивать понемногу свои пуховые нити.
Не говорю о том, что крестьяне вообще поступают безжалостно с лесом, что вместо валежника и бурелома, бесполезно тлеющего, за которым надобно похлопотать, потому что он толст и тяжел, крестьяне обыкновенно рубят на дрова молодой лес; что у старых дерев обрубают на топливо одни сучья и вершину, а голые стволы оставляют
сохнуть и гнить; что косят
траву или пасут стада без всякой необходимости там, где пошли молодые лесные побеги и даже зарости.
Вероятно, взрыхленная
сохою земля и сочные корешки молодой
травы очень им нравились; даже когда начали засевать пар, дупели держались несколько дней кругом, по ковылистым луговинам.
Возвращаясь домой, мы заехали в паровое поле, довольно заросшее зеленым осотом и козлецом, за что отец мой сделал замечание Миронычу; но тот оправдывался дальностью полей, невозможностью гонять туда господские и крестьянские стада для толоки, и уверял, что вся эта
трава подрежется
сохами и больше не отрыгнет, то есть не вырастет.
Время для питья кумыса как лекарства проходило;
травы достигли зрелости, а некоторые даже начинали
сохнуть; кобылье молоко теряло свое целебное свойство, и мы в исходе июля переехали в Уфу.
Дом Кожемякина раньше был конторою господ Бубновых и примыкал к их усадьбе. Теперь его отделял от земли дворян пустырь, покрытый развалинами сгоревшего флигеля, буйно заросший дикою коноплёю, конским щавелём, лопухами, жимолостью и высокой, жгучей крапивой. В этой густой, жирно-зелёной заросли плачевно торчали обугленные стволы деревьев, кое-где от их корней бессильно тянулись к солнцу молодые побеги, сорные
травы душили их, они
сохли, и тонкие сухие прутья торчали в зелени, как седые волосы.
Между тем они приблизились к знакомой роще. Маша вдруг стала задумчивее и наконец замолчала совершенно. Они пришли на то самое место, где ожидал ее Лучков. Измятая
трава еще не успела приподняться; сломанное деревцо уже успело завянуть, листочки уже начинали свертываться в трубочки и
сохнуть. Маша посмотрела кругом и вдруг обратилась к Кистеру...
И снова змеится в зеленой свежей
траве речка, то скрываясь за бархатными холмами, то опять блестя своей зеркальной грудью, снова тянется широкая, черная, изрытая дорога, благоухает талая земля, розовеет вода в полях, ветер с ласковой, теплой улыбкой обвевает лицо, и снова Меркулов покачивается мерно взад и вперед на остром лошадином хребте, между тем как сзади тащится по дороге
соха, перевернутая сошником вверх.
Мгновенно
сохли травы и коренья,
И дымный там за ним тащился след,
И сыпался гранит от сотрясенья.
— Очнись, княжна… От себя никуда не уйдешь. Ты месяца краше, миндаль-цвет перед тобой будто полынь-трава, — ужель красота в подземелье вянуть должна? Который месяц по тебе
сохну, и все без последствий. Все свои дела через тебя забросил, должна ты меня на путь окончательно наставить, а то так закручу, что чертям тошно станет. Себя, девушка, спасаешь, а другого губишь, — это что ж такое выходит?