Неточные совпадения
От него есть избавленье только в двух крайних сортах нравственного достоинства: или в том, когда
человек уже
трансцендентальный негодяй, восьмое чудо света плутовской виртуозности, вроде Aли-паши Янинского, Джеззар — паши Сирийского, Мегемет — Али Египетского, которые проводили европейских дипломатов и (Джеззар) самого Наполеона Великого так легко, как детей, когда мошенничество наросло на
человеке такою абсолютно прочною бронею, сквозь которую нельзя пробраться ни до какой человеческой слабости: ни до амбиции, ни до честолюбия, ни до властолюбия, ни до самолюбия, ни до чего; но таких героев мошенничества чрезвычайно мало, почти что не попадается в европейских землях, где виртуозность негодяйства уже портится многими человеческими слабостями.
Это определяется тем, что познает не
трансцендентальный субъект, не универсальный разум, как учил германский идеализм, а конкретный
человек с известной душевной структурой, с зависимостью от социальных отношений
людей.
Что представляет собою молитва по своему «
трансцендентальному» составу? прежде всего, устремление всех духовных сил
человека, всей человеческой личности к Трансцендентному: всякая молитва (конечно, искренняя и горячая, а не внешняя только) осуществляет веление: transcende te ipsum [Превзойди себя самого (лат.) — тезис философии Августина (Об истинной религии XXXIX, 72)].
Ведь философствует-то
человек в онтологической его полноте, а не фантастический «
трансцендентальный субъект», который есть только регулятивная идея, разрез сознания, методологическая фикция, хотя, может быть, и плодотворная.
Вот я и спрашиваю, в чем благодатное, просветляющее действие
трансцендентального сознания гносеологического субъекта или мирового духа на
человека, на живую, конкретную личность, как раскрывается сила и прочность познания в
человеке, и притом в данном
человеке, а не в сфере внечеловеческой.
Мне, как живому конкретному существу, как
человеку, поставившему себе дерзновенную задачу познавать, нисколько не легче от того, что существует
трансцендентальное сознание, что в нем есть a priori, что скептицизм и релятивизм в этой внечеловеческой сфере побеждены извечно.
Теория познания, идущая от Канта, подменяет проблему
человека и его силы познавать бытие проблемой
трансцендентального сознания, гносеологического субъекта или мирового духа, божественного разума.
Я говорил уже в первой главе, что проблема
человека не может быть подменена ни проблемой субъекта,
трансцендентального сознания, ни проблемой души, психологического сознания, ни проблемой духа, ни проблемой идеальных ценностей, идей добра, истины, красоты и пр.
Между тем как основной вопрос познания есть вопрос об отношении между
трансцендентальным сознанием или гносеологическим субъектом и
человеком, живой и конкретной человеческой личностью.
Но и
трансцендентальное сознание, и психологическое сознание одинаково не есть
человек.
Разрыв между
трансцендентальным сознанием, гносеологическим субъектом, идеальным логическим бытием и живым
человеком, в сущности, делает познание невозможным.
Пусть
трансцендентальное сознание имеет твердые и незыблемые основания для познания, но
трансцендентальное сознание совсем не есть
человек;
человек обречен быть психологическим сознанием, которое находится во власти релятивизма.
Теория познания должна стать философской антропологией, учением о
человеке, а не учением о
трансцендентальном сознании и гносеологическом субъекте, но и не психологическим или социологическим учением о
человеке, а онтологическим и пневмотологическим учением о
человеке.
Субъект творит весь мир, но этот субъект не
человек, это есть
трансцендентальное сознание, сознание вообще, сверхличный субъект, абсолютный дух.