В том месте, где стояли они оба, было совершенно темно, и только по временам
тусклое пламя лампады, колеблемое ветром, врывавшимся через отворенное узкое стекло окна, озаряло трепетным блеском лицо ее, которого каждая черта врезалась в память юноши, мутила зрение его и глухою, нестерпимою болью надрывала его сердце.
Из-за домов и строений не видать еще было самого пожарища, но страшные языки густого и
тусклого пламени, казалось, облизывали небо.
Губы несчастного помертвели; два багровые пятна, подобные тем, какие видим у чахотных, выступили на его щеках; глаза его горели
тусклым пламенем: все в нем сказывало, что появление нечаянного гостя убило его надежды.
Неточные совпадения
Пламя камина освещало его изломанные черты, клочки седых волос, выглядывавших из-под платка,
тусклый, апатический, устремленный на очаг взгляд и тихо шевелившиеся губы.
Большие восковые свечи горели
тусклым красным
пламенем; волны густого дыма от ладана застилали глаза; монотонное чтение раскольничьего кануна нагоняло тяжелую дремоту.
Пламя сальных свечей горело неподвижно, окруженное желтыми,
тусклыми кругами; оно с трудом проникало сгущенную атмосферу.
Восковые свечи горели
тусклым красным
пламенем; дым ладана густыми волнами тянул в открытые окна, унося с собой торжественно грустный мотив заупокойного пения, замиравший в глухом шелесте ближнего леса…
Нужно было немало времени, пока наконец представитель почтового ведомства, совавший голову чуть не в самое
пламя и разминавший льдины полузастывшими пальцами, предстал перед нами в своем настоящем виде: молодое, но значительно отекшее лицо, беспокойные, но
тусклые глаза, испуганная подвижность во всей фигуре, короткий и узкий мундир, лопнувший по швам, и заячьи чулки на ногах.
При
тусклом свете огарка и красной лампадки картины представляли из себя одну сплошную полосу, покрытую черными кляксами; когда же изразцовая печка, желая петь в один голос с погодой, с воем вдыхала в себя воздух, а поленья, точно очнувшись, вспыхивали ярким
пламенем и сердито ворчали, тогда на бревенчатых стенах начинали прыгать румяные пятна, и можно было видеть, как над головой спавшего мужчины вырастали то старец Серафим, то шах Наср-Эддин, то жирный коричневый младенец, таращивший глаза и шептавший что-то на ухо девице с необыкновенно тупым и равнодушным лицом…