Неточные совпадения
Люди двигались около огня и казались длинными привидениями. Они
тянулись куда-то кверху, потом вдруг сокращались и припадали
к земле. Я спросил Захарова, не проплывало ли мимо что-нибудь по реке. Он ответил отрицательно.
От горизонта
к берегу
тянулась узкая, дрожащая серебряная дорожка; среди моря она пропадала, лишь кое-где изредка вспыхивали ее блестки, — и вдруг у самой
земли широко расплескивалась живым, сверкающим металлом, опоясывая берег.
Он жадно наклонился
к ней, но вода была соленая… Это уже было взморье, — два-три паруса виднелись между берегом и островом. А там, где остров кончался, — над линией воды
тянулся чуть видный дымок парохода. Матвей упал на
землю, на береговом откосе, на самом краю американской
земли, и жадными, воспаленными, сухими глазами смотрел туда, где за морем осталась вся его жизнь. А дымок парохода тихонько таял, таял и, наконец, исчез…
«А, какая там жизнь!» или: «Живем, как горох при дороге!» А иные посмелее принимались рассказывать иной раз такое, что не всякий соглашался слушать.
К тому же у них
тянулась долгая тяжба с соседним помещиком из-за чинша [Чинш (польск.) — плата, вносимая владельцу
земли за ее бессрочную наследственную аренду.], которую лозищане сначала проиграли, а потом вышло как-то так, что наследник помещика уступил… Говорили, что после этого Лозинские стали «еще гордее», хотя не стали довольнее.
Дом Кожемякина раньше был конторою господ Бубновых и примыкал
к их усадьбе. Теперь его отделял от
земли дворян пустырь, покрытый развалинами сгоревшего флигеля, буйно заросший дикою коноплёю, конским щавелём, лопухами, жимолостью и высокой, жгучей крапивой. В этой густой, жирно-зелёной заросли плачевно торчали обугленные стволы деревьев, кое-где от их корней бессильно
тянулись к солнцу молодые побеги, сорные травы душили их, они сохли, и тонкие сухие прутья торчали в зелени, как седые волосы.
— Это
тянулось долго — часов семь, потом ветер сразу переменился, густо хлынул
к берегу, и нас понесло
к земле. Тут я обрадовался, закричал...
К следующему дню снег наполовину стаял. Кое-где проглянула черная
земля, а
к вечеру прихватило чуть-чуть изморозью. Воздух стал прозрачнее для света и звуков. Шум поездов несся так отчетливо и ясно, что, казалось, можно различить каждый удар поршней локомотива, а когда поезд выходил из лощины, то было видно мелькание колес. Он
тянулся черной змеей над пестрыми полями, и под ним что-то бурлило, варилось и клокотало…
А по краям дороги, под деревьями, как две пёстрые ленты,
тянутся нищие — сидят и лежат больные, увечные, покрытые гнойными язвами, безрукие, безногие, слепые… Извиваются по
земле истощённые тела, дрожат в воздухе уродливые руки и ноги, простираясь
к людям, чтобы разбудить их жалость. Стонут, воют нищие, горят на солнце их раны; просят они и требуют именем божиим копейки себе; много лиц без глаз, на иных глаза горят, как угли; неустанно грызёт боль тела и кости, — они подобны страшным цветам.
Молчание. Бальзаминов
тянется к Капочке, она
к нему, целуются и потупляют глаза в
землю.
И вдруг Я увидел, что весь воздух пронизан напряженно дрожащими струнами, они
тянутся от звезды
к звезде, разбегаются по
земле, соединяются — и все проходят через мое сердце… как телефонные провода через центральную станцию, если ты хочешь более понятных сравнений!
Вдоль прямой дороги, шедшей от вокзала
к городу,
тянулись серые каменные здания казенного вида. Перед ними, по эту сторону дороги, было большое поле. На утоптанных бороздах валялись сухие стебли каоляна, под развесистыми ветлами чернела вокруг колодца мокрая, развороченная копытами
земля. Наш обоз остановился близ колодца. Отпрягали лошадей, солдаты разводили костры и кипятили в котелках воду. Главный врач поехал разузнавать сам, куда нам двигаться или что делать.
Солнце садилось, небо стало ясным, тихим. Пахло весною, было тепло. Высоко в небе, беззаботные
к тому, что творилось на
земле, косяками летели на север гуси. А кругом в пыли все
тянулись усталые обозы, мчались, ни на кого не глядя, проклятые парки и батареи, брели расстроенные толпы солдат.
Мы двинулись
к железной дороге и пошли вдоль пути на юг. Валялись разбитые в щепы телеграфные столбы, по
земле тянулась исковерканная проволока. Нас нагнал казак и вручил обоим главным врачам по пакету. Это был приказ из корпуса. В нем госпиталям предписывалось немедленно свернуться, уйти со станции Шахе (предполагалось, что мы уж там) и воротиться на прежнее место стоянки
к станции Суятунь.