Неточные совпадения
Со своей стороны Чичиков оглянул также, насколько позволяло приличие, брата Василия. Он был ростом пониже Платона, волосом
темней его и лицом далеко не так красив; но в
чертах его лица было много жизни и одушевленья. Видно было, что он не пребывал в дремоте и спячке.
Иван Иванович Тушин был молодец собой. Высокий, плечистый, хорошо сложенный мужчина, лет тридцати осьми, с
темными густыми волосами, с крупными
чертами лица, с большими серыми глазами, простым и скромным, даже немного застенчивым взглядом и с густой
темной бородой. У него были большие загорелые руки, пропорциональные росту, с широкими ногтями.
Он перечитал, потом вздохнул и, положив локти на стол, подпер руками щеки и смотрел на себя в зеркало. Он с грустью видел, что сильно похудел, что прежних живых красок, подвижности в
чертах не было. Следы молодости и свежести стерлись до конца. Не даром ему обошлись эти полгода. Вон и седые волосы сильно серебрятся. Он приподнял рукой густые пряди черных волос и тоже не без грусти видел, что они редеют, что их
темный колорит мешается с белым.
Правильные
черты лица, большие
темные глаза, тонкие губы и теперь еще свидетельствовали о некогда знаменитой ее красоте.
И она посмотрела на вошедшего учителя. Студент был уже не юноша, человек среднего роста или несколько повыше среднего, с
темными каштановыми волосами, с правильными, даже красивыми
чертами лица, с гордым и смелым видом — «не дурен и, должно быть, добр, только слишком серьезен».
И я не увидел их более — я не увидел Аси.
Темные слухи доходили до меня о нем, но она навсегда для меня исчезла. Я даже не знаю, жива ли она. Однажды, несколько лет спустя, я мельком увидал за границей, в вагоне железной дороги, женщину, лицо которой живо напомнило мне незабвенные
черты… но я, вероятно, был обманут случайным сходством. Ася осталась в моей памяти той самой девочкой, какою я знавал ее в лучшую пору моей жизни, какою я ее видел в последний раз, наклоненной на спинку низкого деревянного стула.
Черты, костюм,
темные волосы — все это придавало столько изящества и грации его личности, стоявшей на пределе ушедшей юности и богато развертывающейся возмужалости, что и не увлекающемуся человеку нельзя было остаться равнодушным к нему.
— Скажи, пожалуйста, — с такими словами она приступила к нему, — ты не свихнул еще с последнего ума? Была ли в одноглазой башке твоей хоть капля мозгу, когда толкнул ты меня в
темную комору? счастье, что не ударилась головою об железный крюк. Разве я не кричала тебе, что это я? Схватил, проклятый медведь, своими железными лапами, да и толкает! Чтоб тебя на том свете толкали
черти!..
— Не поможет! не поможет, брат! Визжи себе хоть
чертом, не только бабою, меня не проведешь! — и толкнул его в
темную комору так, что бедный пленник застонал, упавши на пол, а сам в сопровождении десятского отправился в хату писаря, и вслед за ними, как пароход, задымился винокур.
В
черте капитанской усадьбы, на небольшом холмике над прудиком, высилось старинное
темное здание с остроконечной крышей загадочного вида и назначения.
Попробуем указать несколько
черт из отношений Русакова к дочери и к окружающим; мы увидим, что здесь основанием всей истории является опять-таки то же самодурство, на котором утверждаются все семейные и общественные отношения этого «
темного царства».
Мы приводим этот разговор, потому что в нем, кроме подтверждения нашей мысли, находим один из примеров того мастерства, с каким Островский умеет передавать неуловимейшие
черты пошлости и тупоумия, повсюду разлитых в этом «
темном царстве» и служащих, вместе с самодурством, главным основанием его быта.
Островский, так верно я полно изобразивши нам «
темное царство», показавши нам все разнообразие его обитателей и давши нам заглянуть в их душу, где мы успели разглядеть некоторые человеческие
черты, должен был дать нам указание и на возможность выхода на вольный свет из этого
темного омута…
В
темный быт Русаковых он внес луч постороннего света, сгладил и уравнял некоторые грубые
черты; но и в этом смягченном видет если всмотреться внимательнее, — сущность дела осталась та же.
— Эй, солдат, кислая шерсть, чаю захотел?.. Завели канпанию, нечего сказать: один двухорловый, а другой совсем
темная копейка. Ужо который которого обует на обе ноги… Ах,
черти деревянные, что придумали!.. На одной бы веревке вас удавить обоих: вот вам какая канпания следовает…
Эти слова, страстные и повелительные, действовали на Гладышева как гипноз. Он повиновался ей и лег на спину, положив руки под голову. Она приподнялась немного, облокотилась и, положив голову на согнутую руку, молча, в слабом полусвете, разглядывала его тело, такое белое, крепкое, мускулистое, с высокой и широкой грудной клеткой, с стройными ребрами, с узким тазом и с мощными выпуклыми ляжками.
Темный загар лица и верхней половины шеи резкой
чертой отделялся от белизны плеч и груди.
Странный и страшный сон мне приснился в эту самую ночь. Мне чудилось, что я вхожу в низкую
темную комнату… Отец стоит с хлыстом в руке и топает ногами; в углу прижалась Зинаида, и не на руке, а на лбу у ней красная
черта… а сзади их обоих поднимается весь окровавленный Беловзоров, раскрывает бледные губы и гневно грозит отцу.
Опять шел Ромашов домой, чувствуя себя одиноким, тоскующим, потерявшимся в каком-то чужом,
темном и враждебном месте. Опять горела на западе в сизых нагроможденных тяжелых тучах красно-янтарная заря, и опять Ромашову чудился далеко за
чертой горизонта, за домами и полями, прекрасный фантастический город с жизнью, полной красоты, изящества и счастья.
Он ходил по комнате, садился за стол, брал лист бумаги,
чертил на нем несколько строк — и тотчас их вымарывал… Вспоминал удивительную фигуру Джеммы, в
темном окне, под лучами звезд, всю развеянную теплым вихрем; вспоминал ее мраморные руки, подобные рукам олимпийских богинь, чувствовал их живую тяжесть на плечах своих… Потом он брал брошенную ему розу — и казалось ему, что от ее полузавядших лепестков веяло другим, еще более тонким запахом, чем обычный запах роз…
— Куда прешь, леший! — на первых же порах слышит Иона возгласы из
темной движущейся взад и вперед массы. — Куда
черти несут? Пррава держи!
Черта между землей и небом
потемнела, поля лежали синие, затянутые мглой, а белые прежде облака — теперь отделялись от туч какие-то рыжие или опаловые, и на них умирали последние отблески дня, чтобы уступить молчаливой ночи.
Прасковья Ивановна была не красавица, но имела правильные
черты лица, прекрасные умные, серые глаза, довольно широкие, длинные,
темные брови, показывающие твердый и мужественный нрав, стройный высокий рост, и в четырнадцать лет казалась осьмнадцатилетнею девицей; но, несмотря на телесную свою зрелость, она была еще совершенный ребенок и сердцем и умом: всегда живая, веселая, она резвилась, прыгала, скакала и пела с утра до вечера.
Черты ее лица могли показаться слишком мужественными и почти грубыми, ежели бы не этот большой стройный рост и могучая грудь и плечи и, главное, ежели бы не это строгое и вместе нежное выражение длинных черных глаз, окруженных
темною тенью под черными бровями, и ласковое выражение рта и улыбки.
В эту тяжелую минуту для кандидата отворилась дверь его комнатки, и какая-то фигура, явным образом не столичная, вошла, снимая
темный картуз с огромным козырьком. Козырек этот бросал тень на здоровое, краснощекое и веселое лицо человека пожилых лет;
черты его выражали эпикурейское спокойствие и добродушие. Он был в поношенном коричневом сюртуке с воротником, какого именно тогда не носили, с бамбуковой палкой в руках и, как мы сказали, с видом решительного провинциала.
Какая-то страшная сила выталкивала его за
черту органического существования, в
темное безграничное пространство, ужасавшее его своим бессознательным существованием.
— Н-ну, знаете, — поморщился тот, — эта ваша Александра — дрянь женщина! Какая-то —
темная… скучно с ней,
черт ее возьми! Холодная, как лягушка, брр! Нет, я ей дам отставку…
А в притворе церкви была картина, изображавшая, как святой поймал
чёрта и бьёт его. Святой был
тёмный, высокий, жилистый, с длинными руками, а
чёрт — красненький, худощавый недоросточек, похожий на козлёнка. Сначала Евсей не смотрел на
чёрта, ему даже хотелось плюнуть на него, а потом стало жалко несчастного чертёнка, и, когда вокруг никого не было, он тихонько гладил рукой искажённую страхом и болью козлиную мордочку нечистого.
— А я им говорю, что они сычи ночные, что они лупоглазые, бельмистые сычи, которым их бельма ничего не дают видеть при Божьем свете! Ночь! Ночь им нужна! Вот тогда, когда из
темных нор на землю выползают колючие ежи, кроты слепые, землеройки, а в сонном воздухе нетопыри шмыгают — тогда им жизнь, тогда им жизнь, канальям!.. И вот же
черт их не возьмет и не поест вместо сардинок!
За ними
темные ели рисовались зубчатою
чертой: далее высились красивые осокори и величавые сосны.
Тут были женщины в
темных скитских платьях, какой-то очень длинный субъект с резкими
чертами, молодой мальчишка с сумой нищего, с лицом, покрытым оспой, и лохматый юродивый…
Коридор был в ширину с полметра да еще, пожалуй, и дюйма четыре сверх того; в вышину же достигал четырех метров; таким образом, он представлялся длинной, как тротуар, скважиной, в дальний конец которой было так же странно и узко смотреть, как в глубокий колодец. По разным местам этого коридора, слева и справа, виднелись
темные вертикальные
черты — двери или сторонние проходы, стынущие в немом свете. Далекий конец звал, и я бросился навстречу скрытым чудодейственным таинствам.
Я прошел до первой вертикальной
черты слева, принимая ее за дверь, но вблизи увидел, что это узкая арка, от которой в
темный, неведомой глубины низ сходит узкая витая лестница с сквозными чугунными ступенями и медными перилами.
Такая заря горела, когда Ида взяла с этажерки свою библию. Одна самая нижняя полоса уже вдвигалась в янтарный фон по красной
черте горизонта. Эта полоса была похожа цветом на полосу докрасна накаленного чугуна. Через несколько минут она должна была остывать, синеть и, наконец, сравняться с
темным фоном самого неба.
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между
темными волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная
черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
— Баба, баба! — выпевал он, и желтая кожа его лица разгоралась румянцем,
темные глаза сияли восхищением. — Ради бабы я — на все пойду. Для нее, как для
черта, — нет греха! Живи влюблен, лучше этого ничего не придумано!
—
Черт их знает, как они думают, — народишко
темный, — ответил он, бросив окурок папиросы в реку и следя за ним.
И стал я рассказывать о себе, не скрывая ни одного тайного помысла, ни единой мысли, памятной мне; он же, полуприкрыв глаза, слушает меня так внимательно, что даже чай не пьёт. Сзади его в окно вечер смотрит, на красном небе чёрные сучья деревьев
чертят свою повесть, а я свою говорю. А когда я кончил — налил он мне рюмку
тёмного и сладкого вина.
— Не ври, Мишка! Ты пошли его к
чёрту, Матвей! Никаких богов! Это —
тёмный лес: религия, церковь и всё подобное;
тёмный лес, и в нём — разбойники наши! Обман!
Впрочем, Софья Николаевна не очень постарела; но когда я видел ее в последний раз — ей минул шестнадцатый год, а с тех пор прошло девять лет.
Черты лица ее стали еще правильнее и строже; они по-прежнему выражали искренность чувств и твердость; но вместо прежнего спокойствия в них высказывалась какая-то затаенная боль и тревога. Глаза ее углубились и
потемнели. Она стала походить на свою мать…
Лучков был роста небольшого, неказист; лицо имел малое, желтоватое, сухое, волосы жиденькие, черные,
черты лица обыкновенные и
темные глазки.
Это — колдуны, кудесники, знахари, ведуны, ворожеи, ведьмы; и их почитают и боятся за то, что они находятся в неразрывном договоре с
темной силой, знают слово, сущность вещей, понимают, как обратить эти вещи на вред или на пользу, и потому отделены от простых людей недоступной
чертой.
Темные глаза глядели по временам задумчиво и умно, все
черты выражали энергию; обращение его было свободно, в тоне слышалось удовлетворенное самолюбие гордой натуры.
Теперь эта душа открылась перед молодым человеком; он понял, чего искал бродяга своим
темным умом; понял, что и перед человеком с грубыми
чертами могут вставать проклятые вопросы. Жизнь оскорбила этого человека — вот он восстал, и он ставит эти вопросы, обращая их к жизни, требуя у нее ответа.
Вид его поразил всех; на голове его была надета черная пуховая шляпа с широкими полями; длинные седые волосы лежали по плечам; крупные
черты лица были выразительны; одет он был в
темный сюртук; в руках держал камышовую трость с золотым набалдашником.
Передо мной, точно живой, встал образ «убивца», с угрюмыми
чертами, со страдальческою складкой между бровей, с затаенною думой в глазах. «Скликает воронья на мою головушку, проклятый!» — вспомнилось мне его тоскливое предчувствие. Сердце у меня сжалось. Теперь это воронье кружилось над его угасшими очами в
темном логу, и прежде уже омрачившем его чистую жизнь своею зловещею тенью.
Орлову было лет под тридцать. Нервное лицо с тонкими
чертами украшали маленькие
тёмные усы, резко оттеняя полные, красные губы. Над большим хрящеватым носом почти срастались густые брови; из-под них смотрели всегда беспокойно горевшие, чёрные глаза. Среднего роста, немного сутулый от своей работы, мускулистый и горячий, он, долго сидя на розвальнях в каком-то оцепенении, рассматривал раскрашенную стену, глубоко дыша здоровой, смуглой грудью.
Лабзин был среднего роста и крепкого сложения: выразительные
черты лица, орлиный взгляд
темных, глубоко-знаменательных глаз и голос, в котором слышна была привычка повелевать, произвели на меня сильное впечатление.
Зодчий — старик в широких и
темных одеждах.
Чертами лица и сединами напоминает Короля.
Лицо у него было некрасивое, но выразительное и с очень тонкими
чертами; несколько наивный вид ему придавали вихры
темных волос, завивающихся «гнездышками» по обеим сторонам высокого лба, но большие серые глаза — слишком большие для такого худенького детского лица — смотрели умно, твердо и не по-детски серьезно.
Как из большой, не по рисунку, рамки выглядывало из них маленькое,
темное лицо с правильными, но миниатюрными
чертами.