Неточные совпадения
Бывало, выйдя из благовонной ванны, вся
теплая и разнеженная, она замечтается о ничтожности жизни, об ее горе, труде и
зле…
Сегодня она казалась
злою, но когда я спросил, отчего у нее такие длинные волосы, она сказала вчерашним
теплым и мягким голосом...
Прошло лето, прошла осень
Прошла
теплая весна,
Наступило
злое время.
То холодная зима.
Она была в фантастическом костюме древней эпохи: плотно облегающее черное платье, остро подчеркнуто белое открытых плечей и груди, и эта
теплая, колыхающаяся от дыхания тень между… и ослепительные, почти
злые зубы…
Голос женщины,
тёплый и гибкий, извивался вокруг
злых слов старика и стирал их из памяти Евсея.
На барке давно стояла мертвая тишина; теперь все головы обнажились и посыпались усердные кресты. Народ молился от всей души той
теплой, хорошей молитвой, которая равняет всех в одно целое — и хороших и дурных, и
злых и добрых. Шум усиливался: это ревел Молоков.
— И у нас тоже не лучше, брат! Что делать, приходится терпеть… Ух какой
злой ветер бывает!.. Тут, брат, не заснешь… Я все на одной ножке прыгаю, чтобы согреться. А люди смотрят и говорят: «Посмотрите, какой веселенький воробушек!» Ах, только бы дождаться
тепла… Да ты уж опять, брат, спишь?
И — оглянулся, услыхав, что слова звучали фальшиво. Спокойное течение реки смывало гнев; тишина, серенькая и
тёплая, подсказывала мысли, полные тупого изумления. Самым изумительным было то, что вот сын, которого он любил, о ком двадцать лет непрерывно и тревожно думал, вдруг, в несколько минут, выскользнул из души, оставив в ней
злую боль. Артамонов был уверен, что ежедневно, неутомимо все двадцать лет он думал только о сыне, жил надеждами на него, любовью к нему, ждал чего-то необыкновенного от Ильи.
На море в нем всегда поднималось широкое,
теплое чувство, — охватывая всю его душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любил видеть себя лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют — первые — остроту, вторая — цену. По ночам над морем плавно носится мягкий шум его сонного дыхания, этот необъятный звук вливает в душу человека спокойствие и, ласково укрощая ее
злые порывы, родит в ней могучие мечты…
Высоко вскидывая передние ноги, круто согнув шею, мимо меня плывет лошадь — большая, серая в темных пятнах; сверкает
злой, налитый кровью глаз. На козлах, туго натянув вожжи, сидит Егор, прямой, точно вырезанный из дерева; в пролетке развалился хозяин, одетый в тяжелую лисью шубу, хотя и
тепло.
Отольется она тебе с лихвою, твоя слезинка жемчужная, в долгую ночь, в горемычную ночь, когда станет грызть тебя
злая кручинушка, нечистая думушка — тогда на твое сердце горячее, все за ту же слезинку капнет тебе чья-то иная слеза, да кровавая, да не
теплая, а словно топленый свинец; до крови белу грудь разожжет, и до утра, тоскливого, хмурого, что приходит в ненастные дни, ты в постельке своей прометаешься, алу кровь точа, и не залечишь своей раны свежей до другого утра!
Чего не знаешь, ты б не говорил.
Я вот и знаю, да молчу. Ты лучше
Смотрел бы на себя, а не корил
Поклепом
злым людей, себя честнее.
Тебя с собой я не зову к Москве;
Тебе и в Тушине
тепло бывало.
Я про тебя скажу такое слово,
Что ты язык прикусишь.
Тридцати недель не прошло с той поры, как
злые люди его обездолили, четырех месяцев не минуло, как, разоренный пожаром и покражами, скрепя сердце, благословлял он сыновей идти из
теплого гнезда родительского на трудовой хлеб под чужими кровлями…
В индийском законе сказано так: как верно то, что зимою бывает холодно, а летом
тепло, так же верно и то, что
злому человеку бывает дурно, а доброму хорошо. Пусть никто не входит в ссору, хотя бы он и был обижен и страдал, пусть не оскорбляет никого ни делом, ни словом, ни мыслью. Всё это лишает человека истинного блага.
Студент сонно и хмуро поглядел на завешенные окна усадьбы, мимо которой проезжала тройка. За окнами, подумал он, вероятно, спят люди самым крепким, утренним сном и не слышат почтовых звонков, не ощущают холода, не видят
злого лица почтальона; а если разбудит колокольчик какую-нибудь барышню, то она повернется на другой бок, улыбнется от избытка
тепла и покоя и, поджав ноги, положив руки под щеку, заснет еще крепче.
— Еще и как-то хорошо, милый барин! Просто и нельзя сказать, как хорошо! Ишь, ведь оно выходит какое ласковое да приветное. Радуйся, мол, на меня всякая божья тварь,
зла не думай… Пользуйся
теплом и благодари господа!
Мужики приналягут, сил и рук не щадят, но все попусту… все сейчас же, как словно по
злому наговору, и захолоднеет: ни дымка, ни
теплой струйки, точно все водой залито.
Всю остальную дорогу мы лишь изредка перекидывались незначащими замечаниями. Наташа упорно смотрела в сторону, и с ее нахмуренного лица не сходило это
злое, жесткое выражение. Мне тоже не хотелось говорить. Солнце село,
теплый вечер спускался на поля; на горизонте вспыхивали зарницы. Тоскливо было на сердце.
Зима,
злая, темная, длинная, была еще так недавно, весна пришла вдруг, но для Марьи Васильевны, которая сидела теперь в телеге, не представляли ничего нового и интересного ни
тепло, ни томные, согретые дыханием весны прозрачные леса, ни черные стаи, летавшие в поле над громадными лужами, похожими на озера, ни это небо, чудное, бездонное, куда, кажется, ушел бы с такою радостью.
«светом становится все, чего я коснусь, углем становится все, что я оставляю». И сиявшее таким ярким светом личное счастье превращается в перегоревший уголь, в
золу, которая совершенно неспособна дать душе ни света, ни
тепла.
Что ж, думаю, перестелю,
теплее будет, да и черный-от пол заодно поисправлю,
золой его забью, чтоб не дуло.
В страхе и чаду она не слыхала его слов; почему-то теперь, в этот опасный момент, когда колени ее приятно пожимались, как в
теплой ванне, она с каким-то
злым ехидством искала в своих ощущениях смысла.