Но она не философствовала, как тот, не волновалась до слез, как это делал агент
уголовной полиции, но она тоже была настроена в чем-то однотонно с ним.
«В конце концов получается то, что он отдает себя в мою волю. Агент
уголовной полиции. Уголовной, — внушал себе Самгин. — Порядочные люди брезгуют этой ролью, но это едва ли справедливо. В современном обществе тайные агенты такая же неизбежность, как преступники. Он, бесспорно… добрый человек. И — неглуп. Он — человек типа Тани Куликовой, Анфимьевны. Человек для других…»
Неточные совпадения
— С двадцати трех лет служу агентом сыскной
полиции по
уголовным делам, переведен сюда за успехи в розысках…
Пристав принял показания, и дело пошло своим порядком,
полиция возилась,
уголовная палата возилась с год времени; наконец суд, явным образом закупленный, решил премудро: позвать мужа Ярыжкиной и внушить ему, чтоб он удерживал жену от таких наказаний, а ее самое, оставя в подозрении, что она способствовала смерти двух горничных, обязать подпиской их впредь не наказывать.
Время было таково, что начальник отделения департамента
полиции исполнительной, коллежский советник Власов, пораженный всем, что он встретил на каторге, прямо заявил, что строй и система наших наказаний служат развитию важных
уголовных преступлений и понижают гражданскую нравственность.
Иногда удавалось доставать такие сведения
уголовного характера, которые и
полиция не знала, — а это в те времена ценилось и читалось публикой даже в такой сухой газете, как «Русские ведомости».
Дело Тулузова, как надобно было ожидать, уездный суд решил весьма скоро и представил на ревизию в
уголовную палату. По этому решению Тулузов оставлен был в подозрении и вместе с делом перевезен из уездного острога в губернский, откуда его, впрочем, немедля выпустили и оставили содержаться под присмотром
полиции у себя на квартире.
На Хитровке, в ее трех трактирах, журналы и газеты получались и читались за столами вслух, пока совсем истреплются. Взасос читалась
уголовная и судебная хроника (особенно в трактире «Каторга»), и я не раз при этом чтении узнавал такие подробности, которые и не снились ни следователям, ни
полиции, ни судьям. Меня не стеснялись, а тем, кто указывал на меня, как на чужого, говорили...
Но так как, по сообщенным мне
полицией сведениям, вы русский офицер Савин, преследуемый за разные
уголовные дела в России и притом бежавший от немецких властей во время следования в Россию, то до разъяснения всего этого или оправдания вас судом я обязан заключить вас в предварительную тюрьму.
— Христос говорит: вам внушено, вы привыкли считать хорошим и разумным то, чтобы силой отстаиваться от зла и вырывать глаз за глаз, учреждать
уголовные суды,
полицию, войско, отстаиваться от врагов, а я говорю: не делайте насилия, не участвуйте в насилии, не делайте зла никому, даже тем, которых вы называете врагами.