Неточные совпадения
Эта
книга имела всегда сильное на него влияние: никогда не перечитывал он ее без особенного участия, и чтение это производило в нем всегда
удивительное волнение желчи.
Он говорит о
книгах, пароходах, лесах и пожарах, о глупом губернаторе и душе народа, о революционерах, которые горько ошиблись, об
удивительном человеке Глебе Успенском, который «все видит насквозь».
Теперь, Верочка, эти мысли уж ясно видны в жизни, и написаны другие
книги, другими людьми, которые находят, что эти мысли хороши, но
удивительного нет в них ничего, и теперь, Верочка, эти мысли носятся в воздухе, как аромат в полях, когда приходит пора цветов; они повсюду проникают, ты их слышала даже от твоей пьяной матери, говорившей тебе, что надобно жить и почему надобно жить обманом и обиранием; она хотела говорить против твоих мыслей, а сама развивала твои же мысли; ты их слышала от наглой, испорченной француженки, которая таскает за собою своего любовника, будто горничную, делает из него все, что хочет, и все-таки, лишь опомнится, находит, что она не имеет своей воли, должна угождать, принуждать себя, что это очень тяжело, — уж ей ли, кажется, не жить с ее Сергеем, и добрым, и деликатным, и мягким, — а она говорит все-таки: «и даже мне, такой дурной, такие отношения дурны».
Кривой Пахомий, выпивши, любил хвастаться своей поистине
удивительной памятью, — некоторые
книги он знал «с пальца», — как еврей-ешиботник знает талмуд, — ткнет пальцем в любую страницу, и с того слова, на котором остановится палец, Пахомий начинает читать дальше наизусть мягоньким, гнусавым голоском.
Я уже прочитал «Семейную хронику» Аксакова, славную русскую поэму «В лесах»,
удивительные «Записки охотника», несколько томиков Гребенки и Соллогуба, стихи Веневитинова, Одоевского, Тютчева. Эти
книги вымыли мне душу, очистив ее от шелухи впечатлений нищей и горькой действительности; я почувствовал, что такое хорошая
книга, и понял ее необходимость для меня. От этих
книг в душе спокойно сложилась стойкая уверенность: я не один на земле и — не пропаду!
Но, кроме того, что она интересна, как ни смотреть на нее,
книга эта есть одно из замечательнейших произведений мысли и по глубине содержания, и по
удивительной силе и красоте народного языка, и по древности. А между тем
книга эта остается, вот уже более четырех веков, ненапечатанной и продолжает быть неизвестной, за исключением ученых специалистов.
Узнав, таким образом, сущность учения Хельчицкого, я с тем большим нетерпением ожидал появления «Сети веры» в журнале Академии. Но прошел год, два, три —
книга не появлялась. Только в 1888 году я узнал, что начатое печатание
книги приостановилось. Я достал корректурные листы того, что было отпечатано, и прочел
книгу.
Книга во всех отношениях
удивительная.
— Не люблю новых, — прервал председатель дипломата-советчика, — не люблю-с новых
книг. Вот и теперь перечитывал «Душеньку» в сотый раз и, истинно уверяю вас, с новым
удивительным наслаждением. Какая легкость, какое востроумие! — Да, Ипполит Федорович не завещал никому таланта.
Девушка открыла вечную
книгу на том месте, где в ней лежала широкая матовая голубая лента, и вечная
книга приготовилась рассказывать своим торжественно простым языком свои
удивительные повести.
Потом — священная история. Ее Алеша любил больше.
Удивительные, огромные и фантастические образы. Каин, потом история Иосифа, цари, войны. Как вороны носили хлеб пророку Илии. И картинка была при этом: сидит Илия на камне с большою
книгою, а две птицы летят к нему, держа в носах что-то круглое.
И, несмотря на то, что все эти уважаемые лица были напоены одним духом художников Александра и Дмитрия, о которых упоминается в
книге «Деяний апостольских», тогда, однако, находились
удивительные люди, которые умели что-то различать в них.