Неточные совпадения
Женщина эта принадлежала к тем
удивительным явлениям русской жизни, которые мирят с нею, которых все существование —
подвиг, никому не ведомый, кроме небольшого круга друзей.
Кроме Белоконской и «старичка сановника», в самом деле важного лица, кроме его супруги, тут был, во-первых, один очень солидный военный генерал, барон или граф, с немецким именем, — человек чрезвычайной молчаливости, с репутацией
удивительного знания правительственных дел и чуть ли даже не с репутацией учености, — один из тех олимпийцев-администраторов, которые знают всё, «кроме разве самой России», человек, говорящий в пять лет по одному «замечательному по глубине своей» изречению, но, впрочем, такому, которое непременно входит в поговорку и о котором узнается даже в самом чрезвычайном кругу; один из тех начальствующих чиновников, которые обыкновенно после чрезвычайно продолжительной (даже до странности) службы, умирают в больших чинах, на прекрасных местах и с большими деньгами, хотя и без больших
подвигов и даже с некоторою враждебностью к
подвигам.
Это был настоящий мученический
подвиг, и Аглаида часто думала про этого
удивительного старца.
Я взглянул на него с презрением, гордо поправил фуражку, подбоченился и вместо ответа перескочил на моем верблюде с
удивительною ловкостию лужу, аршина в два шириною; но этим и кончились все блестящие
подвиги моего парадера.
Один из ученых профессоров наших, разбирая народную русскую литературу, с
удивительной прозорливостью сравнил русский народ с Ильей Муромцем, который сидел сиднем тридцать лет и потом вдруг, только выпивши чару пива крепкого от калик перехожиих, ощутил в себе силы богатырские и пошел совершать дивные
подвиги.
Он с
удивительною откровенностью рассказывает свои
подвиги и при этом энергически ругает себя, превосходя в этом случае Корепанова и Лузгина настолько, насколько натура его размашистее их натур.
—
Удивительный человек, всемогущий человек! — говорила она. — Как всемогуще его искусство! Посуди, Жорж, какой высокий
подвиг: бороться с природой и побороть!
Не Гарибальди вдохновляет его, — этот
удивительный человек, не знающий, что такое невозможность, — не
подвиги его лихих волонтеров, не радостно-грозная стихия поднявшегося за свободу народа, нет!
— Может быть, все вы и правы! — сказал Васильев, поднимаясь и начиная ходить из угла в угол. — Может быть! Но мне всё это кажется
удивительным! Что я был на двух факультетах — в этом видят
подвиг; за то, что я написал сочинение, которое через три года будет брошено и забудется, меня превозносят до небес, а за то, что о падших женщинах я не могу говорить так же хладнокровно, как об этих стульях, меня лечат, называют сумасшедшим, сожалеют!