Неточные совпадения
— Как жалко, что вы так много
знаете ненужного вам, — сказала ему Нехаева с досадой и снова обратилась к младшему Самгину, расхваливая «
Принцессу Грезу» Ростана.
До самого утра этаким манером гарцевали, а потом наши господа отобрали себе по
принцессе и нас из избы по шеям; я порядки эти ихние в тонкости
знаю, а когда играл на губах, одну бутылочку с финшалпалом в пазуху спрятал.
«Если я не скоро явлюсь в Петербурге, это будет ваша ошибка, граф», — прибавила
принцесса и просила его прислать кого-нибудь в Кобленц, где посланный
узнает ее адрес.
Принцесса, жадно ловившая все газетные новости,
знала, конечно, о разглашавшейся поддержке Пугачева турками.
Императрица не могла удовольствоваться одним романом захваченной пленницы, ей нужно было
знать имена недоброжелателей, хотевших в лице мнимой
принцессы создать одно из политических затруднений ее царствования.
Орлов не поляк, не англичанин, не кардинал, он лучше ее самой
знал партии, существовавшие тогда в России, ему надобно было называть имена, а кого бы назвала
принцесса?
Что они говорили между собой, не
знаем, но известно, что женщина, жившая в разных городах Европы под разными именами и выдававшая себя то за немку, то за француженку, теперь, в Париже, стала выдавать себя за русскую и сделалась известною под именем «
принцессы Владимирской» (princesse de Volodimir).
Ничего не
знали, что случилось с
принцессой Владимирскою, ее друзья в Париже, в Трире, в Оберштейне.
Он, по собственным словам его [«Донесение императрице Екатерине графа Алексея Орлова» от 27 сентября 1774 г.], до тех пор будто бы не
знал, что существуют на свете дети, рожденные императрицей Елизаветой от законного брака, и не имел ни малейшего понятия о «всклепавшей на себя имя»
принцессы Елизаветы.
Нелепость этой сказки, имеющей следы польского происхождения, была бы очевидна для всякого русского, знающего, что никаких князей Владимирских с XIV столетия не бывало, но во Франции, где об России, ее истории и внутренней жизни
знали не больше, как о каком-нибудь персидском или другом азиатском государстве, слухи о Владимирской
принцессе не могли казаться нелепыми, особенно если их поддерживали если не сам польский посланник, Михаил Огинский, то такие польские знаменитости, как, например, княгиня Сангушко.
Нельзя думать, чтобы все эти люди
знали о самозванстве
принцессы и таким образом сознательно участвовали в обмане.
О спутниках
принцессы 13 января 1776 года в тайной экспедиции фельдмаршалом князем Голицыным и генерал-прокурором князем Вяземским постановлен был следующий приговор: «Принимая во уважение, что нельзя доказать участие Чарномского и Доманского в преступных замыслах самозванки, ни в чем не сознавшейся, что они оставались при ней скорее по легкомыслию и не
зная намерений обманщицы, к тому же Доманский был увлечен и страстью к ней, положено следствие об обоих прекратить.
Взятым вместе с
принцессой князь Голицын, по воле императрицы, объявил, что из показаний их ясно обнаружилось, что они
знали не только замыслы самозванки, но и самих зачинщиков ее замыслов.
Орлов отвечал, что и сам не
знает, на сколько времени задержит его в Ливорно неприятное дело и долго ли будет он лишен удовольствия находиться в обществе обворожительной
принцессы.
До тех пор
принцесса не теряла надежды на освобождение, пока не
узнала, что эскадра поднимает якори, чтоб идти в Балтийское море.
Князь Лимбург, прочитав письмо Огинского и
зная, что без денег любезная его не может достигнуть осуществления своих замыслов, сильно поколебался. В то же время немецкие газеты извещали, что счастие, доселе благоприятствовавшее союзнику
принцессы, Пугачеву, изменило ему. Бибиков успешно подавил мятеж, Оренбург был освобожден, Яицкий Городок занят верными императрице войсками, и Пугачев, как писали, совершенно разбит.
Вероятно, в это время
принцесса Владимирская уже
знала, что названный ее «братец» 10 января (ст. ст.) сложил буйную свою голову в Москве на Болоте.
«Иностранная дама» (так называет Доманский
принцессу),
узнав из газет, что князь Радзивил намеревается отправиться в Константинополь, приехала в Венецию, чтобы под его покровительством отправиться туда же.
Видя отечество разоренным войной, которая с каждым днем усиливается, а если и прекратится, то разве на самое короткое время, внимая мольбам многочисленных приверженцев, страдающих под тяжким игом,
принцесса, приступая к своему делу, руководится не одним своим правом, но и стремлениями чувствительного сердца. Она желала бы
знать: примете ли вы, граф, участие в ее предприятии.
Правду сказал барон Сакен, донося польскому правительству: «мне из верных источников известно, и я положительно
знаю, что смерть сумасшедшей, так называемой
принцессы Елизаветы, последовала совершенно естественно, но, вероятно, это не помешает распространению разных слухов».
«
Принцесса Елизавета всероссийская желает
знать: чью сторону примете вы, граф, при настоящих обстоятельствах?
О судьбе обманутой им
принцессы он, по всей вероятности, не
знал ничего верного, и когда через одиннадцать лет после того, как он захватил ее в Ливорно, в Ивановском монастыре помещена была настоящая княжна Тараканова, граф Алексей Орлов, как говорит предание, никогда не ездил мимо этого монастыря, полагая, что там томится в заключении его жертва, некогда любившая его страстно, предавшаяся ему беззаветно и так ужасно обманутая его притворною любовью.
Где воспитывалась
принцесса Августа и где она находилась до 1785 года, то есть до сорокалетнего возраста, мы не
знаем [В статье г. Самгина («Современная летопись» 1865 г. № 13) сказано, что бабушке его, г-же Головиной, инокиня Досифея, в минуту откровенности, взяв с нее предварительно клятву, что она до смерти ее никому не расскажет, что услышит, сказала следующее...
— А ведь я
знал, что эта не солжет, — снова уже серьезно проговорил Иван Петрович, обращаясь ко всем вместе и ни к кому в особенности. — Не солжет, — повторил он задумчиво и, подняв пальцами мой подбородок, добавил ласково: — Такие глаза лгать не могут, не умеют… Правдивые глаза! Чистые по мысли! Спасибо, княжна, спасибо,
принцесса Горийская, что не надула старого друга!
— Я пришла сюда, чтобы научиться искусству, которое я люблю всем сердцем, всем существом моим… Не
знаю, что выйдет из меня: актриса или бездарность, но… какая-то огромная сила владеет мною… Что-то поднимает меня от земли и носит вихрем, когда я читаю стихи в лесу, в поле, у озера или просто так, дома… В моих мечтах я создала замок Трумвиль, в котором была я
принцессой Брандегильдой, а мой муж рыцарем Трумвилем… А мой маленький принц, мой ребенок…
Валя жалел бедную русалочку, которая так любила красивого принца, что пожертвовала для него и сестрами, и глубоким, спокойным океаном; а принц не
знал про эту любовь, потому что русалка была немая, и женился на веселой
принцессе; и был праздник, на корабле играла музыка, и окна его были освещены, когда русалочка бросилась в темные волны, чтобы умереть.