Неточные совпадения
Максим Максимыч сел за
воротами на скамейку, а я
ушел в свою комнату. Признаться, я также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина; хотя, по рассказу штабс-капитана, я составил себе о нем не очень выгодное понятие, однако некоторые черты
в его характере показались мне замечательными. Через час инвалид принес кипящий самовар и чайник.
Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй и
ушел опять за
ворота в каком-то беспокойстве: явно было, что старика огорчало небрежение Печорина, и тем более, что он мне недавно говорил о своей с ним дружбе и еще час тому назад был уверен, что он прибежит, как только услышит его имя.
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел
уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из
ворот, из дверей домов и становились
в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Клим
ушел от этих людей
в состоянии настолько подавленном, что даже не предложил Лидии проводить ее. Но она сама, выбежав за
ворота, остановила его, попросив ласково, с хитренькой улыбкой
в глазах...
Красавина. Да вот тебе первое. Коли не хочешь ты никуда ездить, так у себя дома сделай: позови баб побольше, вели приготовить отличный обед, чтобы вина побольше разного, хорошего; позови музыку полковую: мы будем пить, а она чтоб играла. Потом все
в сад, а музыка чтоб впереди, да так по всем дорожкам маршем; потом опять домой да песни, а там опять маршем. Да так чтобы три дня кряду, а начинать с утра. А
вороты вели запереть, чтобы не
ушел никто. Вот тебе и будет весело.
Ленивый от природы, он был ленив еще и по своему лакейскому воспитанию. Он важничал
в дворне, не давал себе труда ни поставить самовар, ни подмести полов. Он или дремал
в прихожей, или
уходил болтать
в людскую,
в кухню; не то так по целым часам, скрестив руки на груди, стоял у
ворот и с сонною задумчивостью посматривал на все стороны.
Между тем уж он переехал на дачу и дня три пускался все один по кочкам, через болото,
в лес или
уходил в деревню и праздно сидел у крестьянских
ворот, глядя, как бегают ребятишки, телята, как утки полощутся
в пруде.
Часа
в три мы снялись с якоря, пробыв ровно три месяца
в Нагасаки: 10 августа пришли и 11 ноября
ушли. Я лег было спать, но топот людей, укладка якорной цепи разбудили меня. Я вышел
в ту минуту, когда мы выходили на первый рейд, к Ковальским, так называемым,
воротам. Недавно я еще катался тут. Вон и бухта, которую мы осматривали, вон Паппенберг, все знакомые рытвины и ложбины на дальних высоких горах, вот Каменосима, Ивосима, вон, налево, синеет мыс Номо, а вот и простор, беспредельность, море!
И точно опустился занавес, луна
ушла под облака, и вдруг все потемнело кругом. Старцев едва нашел
ворота, — уже было темно, как
в осеннюю ночь, — потом часа полтора бродил, отыскивая переулок, где оставил своих лошадей.
— Слушай, голубчик: что ты такое тогда сморозил, когда я
уходил от тебя из больницы, что если я промолчу о том, что ты мастер представляться
в падучей, то и ты-де не объявишь всего следователю о нашем разговоре с тобой у
ворот? Что это такое всего? Что ты мог тогда разуметь? Угрожал ты мне, что ли? Что я
в союз, что ли,
в какой с тобою вступал, боюсь тебя, что ли?
Я не дождался конца сделки и
ушел. У крайнего угла улицы заметил я на
воротах сероватого домика приклеенный большой лист бумаги. Наверху был нарисован пером конь с хвостом
в виде трубы и нескончаемой шеей, а под копытами коня стояли следующие слова, написанные старинным почерком...
Когда Марья Алексевна опомнилась у
ворот Пажеского корпуса, постигла, что дочь действительно исчезла, вышла замуж и
ушла от нее, этот факт явился ее сознанию
в форме следующего мысленного восклицания: «обокрала!» И всю дорогу она продолжала восклицать мысленно, а иногда и вслух: «обокрала!» Поэтому, задержавшись лишь на несколько минут сообщением скорби своей Феде и Матрене по человеческой слабости, — всякий человек увлекается выражением чувств до того, что забывает
в порыве души житейские интересы минуты, — Марья Алексевна пробежала
в комнату Верочки, бросилась
в ящики туалета,
в гардероб, окинула все торопливым взглядом, — нет, кажется, все цело! — и потом принялась поверять это успокоительное впечатление подробным пересмотром.
— Ты фальшивый человек, ты обманул меня и хотел обокрасть, бог тебя рассудит… а теперь беги скорее
в задние
ворота, пока солдаты не воротились… Да постой, может, у тебя нет ни гроша, — вот полтинник; но старайся исправить свою душу — от бога не
уйдешь, как от будочника!
Каждый раз, когда она с пестрой ватагой гостей
уходила за
ворота, дом точно
в землю погружался, везде становилось тихо, тревожно-скучно. Старой гусыней плавала по комнатам бабушка, приводя всё
в порядок, дед стоял, прижавшись спиной к теплым изразцам печи, и говорил сам себе...
Если сегодня не удалось
уйти из тюрьмы через открытые
ворота, то завтра можно будет бежать из тайги, когда выйдут на работу 20–30 человек под надзором одного солдата; кто не бежал из тайги, тот подождет месяц-другой, когда отдадут к какому-нибудь чиновнику
в прислуги или к поселенцу
в работники.
После обеда Груздев прилег отдохнуть, а Анфиса Егоровна
ушла в кухню, чтобы сделать необходимые приготовления к ужину. Нюрочка осталась
в чужом доме совершенно одна и решительно не знала, что ей делать. Она походила по комнатам, посмотрела во все окна и кончила тем, что надела свою шубку и вышла на двор.
Ворота были отворены, и Нюрочка вышла на улицу. Рынок, господский дом, громадная фабрика, обступившие завод со всех сторон лесистые горы — все ее занимало.
Вслед за тем небольшие
ворота тихо растворились, и Куля
ушел за Бачинским. Оставленные ими два всадника с четырьмя лошадьми
в это же мгновение приблизились и остановились под деревьями, наблюдая
ворота и хату.
В ее квартире была устроена тайная типография, и когда жандармы, узнав об этом, явились с обыском, она, успев за минуту перед их приходом переодеться горничной,
ушла, встретив у
ворот дома своих гостей, и без верхнего платья,
в легком платке на голове и с жестянкой для керосина
в руках, зимою,
в крепкий мороз, прошла весь город из конца
в конец.
Городовые заперли
ворота. Пристав важно
ушел в свой кабинет.
Гришка сопровождал его. (Глеба не было
в эту минуту дома. Отпустив работника, он тотчас же
ушел в Сосновку.) Во все продолжение пути от
ворот до лодок Захар не переставал свистать и вообще казался
в самом приятном, певучем расположении духа.
Силан (держа его за
ворот).
В гости
ушла, друг любезный. Вот погоди, придет. Вот придет, так повидайся, что ж!
Уходит во флигель, Матрена
в дом, Силан выходит из
ворот.
Курослепов. Ежели которого нет, не отпирай, пусть за
воротами ночует; только хозяйку пусти. А ежели посторонних кого к ним, хоть знакомый-раззнакомый, ни под каким видом. У меня тоже дочь невеста. (
Уходит в дом).
Гаврило идет нога за ногу. Курослепов обходит его и хочет к нему подойти. Гаврило отступает, потом бежит на крыльцо, Курослепов за ним
в дом. Стучат
в калитку. Силан отпирает. Входят Матрена и Параша. Силан, впустив их,
уходит за
ворота.
— Хошь обливайся, когда гонят
в ледяную воду или к
вороту поставят. Только от этой работы много бурлачков на тот свет
уходит… Тут лошадь не пошлешь
в воду, а бурлаки по неделям
в воде стоят.
Ей приснились две большие черные собаки с клочьями прошлогодней шерсти на бедрах и на боках; они из большой лохани с жадностью ели помои, от которых шел белый пар и очень вкусный запах; изредка они оглядывались на Тетку, скалили зубы и ворчали: «А тебе мы не дадим!» Но из дому выбежал мужик
в шубе и прогнал их кнутом; тогда Тетка подошла к лохани и стала кушать, но, как только мужик
ушел за
ворота, обе черные собаки с ревом бросились на нее, и вдруг опять раздался пронзительный крик.
Ахов. Да ты, никак, забылась! Гостем? Что ты мне за комиания! Я таких-то, как ты, к себе дальше
ворот и пускать не велю. А то еще гостем! Не умели с хорошими людьми жить, так на себя пеняй! Близко локоть-то, да не укусишь? (
Уходит в переднюю и сейчас возвращается.) Да нет, постой! Ты меня с толку сбила. Как мне теперь людям глаза показать? Что обо добрые люди скажут?..
Одна за другою мягко подкатывали темные кареты, забирали по двое,
уходили в темноту, туда, где качался под
воротами фонарь. Серыми силуэтами окружали каждый экипаж конвойные, и подковы их лошадей чокали звонко или хлябали по мокрому снегу.
Из окна чердака видна часть села, овраг против нашей избы,
в нем — крыши бань, среди кустов. За оврагом — сады и черные поля; мягкими увалами они
уходили к синему гребню леса, на горизонте. Верхом на коньке крыши бани сидел синий мужик, держа
в руке топор, а другую руку прислонил ко лбу, глядя на Волгу, вниз. Скрипела телега, надсадно мычала корова, шумели ручьи. Из
ворот избы вышла старуха, вся
в черном, и, оборотясь к
воротам, сказала крепко...
Вечером он
ушел куда-то, а часов
в одиннадцать я услышал на улице выстрел, — он хлопнул где-то близко. Выскочив во тьму, под дождь, я увидел, что Михаил Антонович идет к
воротам, обходя потоки воды неторопливо и тщательно, большой, черный.
На другой день Печорин был на службе, провел ночь
в дежурной комнате и сменился
в 12 часов утра. Покуда он переоделся, прошел еще час. Когда он приехал
в департамент, где служил чиновник Красинский, то ему сказали, что этот чиновник куда-то
ушел; Печорину дали его адрес, и он отправился к Обухову мосту. Остановясь у
ворот одного огромного дома, он вызвал дворника и спросил, здесь ли живет чиновник Красинский.
Жмигулина. Вам далеко незачем ходить! Пройдите
в задние
ворота на берег, сядьте на лавочку и любуйтесь на красоту природы. Это место тихое, уединенное, проходящих там мало; для мечтательных молодых людей очень приятная прогулка. Мы с сестрой пойдем этой дорогой, там вы ее и можете видеть. До свидания! (
Уходит.)
Связал свои вещи
в узелок, надел узелок на палку, вышел за
ворота и тихо, не оглянувшись,
ушел по дороге.
(Выскочил Мокроусов. Из двери буфета выглядывают люди, из зала вышел какой-то человек и строго: «Господа, тише!» Троеруков, сидя у стола, самозабвенно любуется портретом. Нестрашный хотел
уйти в зал, — Губин схватил его за
ворот.)
До полуночи просидели мы с ним, и неохотно проводил я его за
ворота, да и он
ушёл тоже нехотя. Стоя у
ворот, смотрю я, как твёрдо и споро шагает он вниз посреди улицы между тёмных изб, сонно и молча прижавшихся к земле. Уже отогретая солнцем весны, спит она и сладко дышит во сне запахами свежих трав. Хорошо было у меня на душе
в тот час — люблю я чувствовать себя на месте и у дела.
Не ждут осенние работы,
Недолог отдых мужиков —
Скрипят колодцы и
воротыПри третьей песне петухов,
Дудит пастух свирелью звонкой,
Бежит по ниве чья-то тень:
То беглый рекрутик сторонкой
Уходит в лес, послышав день.
Искал он, чем бы покормиться,
Ночь не послала ничего,
Придется, видно, воротиться,
А страшно!.. Что ловить его!
Хозяйка старших разбудила —
Блеснули
в ригах огоньки
И застучали молотила.
Бог помочь, братья, мужики...
— Я
уйду навсегда из твоего дома! — выкрикивал Цирельман, задыхаясь, и его тонкие, длинные пальцы судорожно рвали
ворот лапсердака. — Я
уйду и не призову на твою голову отцовского проклятия, которому внимает сам Иегова; но знай, что со мною
уходит твое счастье и твой спокойный сон. Прощай, Абрам, но запомни навсегда мои последние слова:
в тот день, когда твой сын прогонит тебя от порога, ты вспомнишь о своем отце и заплачешь о нем…
По совету Стуколова, уговорились ехать
в скит пообедавши. Перед самым обедом паломник
ушел в заднюю, написал там письмецо и отдал его Силантью. Через полчаса какие-нибудь хозяйский сын верхом на лошади съехал со двора задними
воротами и скорой рысью погнал к Красноярскому скиту.
Привратник
ушел и долго не возвращался. Набежавшие к
воротам псы так и заливались свирепым лаем внутри монастыря. Тут были слышны и сиплый глухой лай какого-то старинного стража Красноярской обители, и тявканье задорной шавки, и завыванье озлившегося волкопеса, и звонкий лай выжлятника… Все сливалось
в один оглушительный содом, а вдали слышались ржанье стоялых коней, мычанье коров и какие-то невразумительные людские речи.
— Чтоб к обительским лошадям и подходить он не смел, — приказывал Патап Максимыч, — а коль Манефа тайком со двора пойдет — за
ворот ее да
в избу… Так и тащи… А чужим не болтай, что у нас тут было, — прибавил он,
уходя, Пантелею.
— Мой клиент — мужчина 52 лет… Несмотря на такой возраст, он еще имеет людей, которые дают ему взаймы. Так, у него два портных, шьющих на него
в кредит.
В лавочках отпускают ему по книжке сколько угодно. Никто лучше его не может
уходить от извозчиков
в проходные
ворота и т. д. Не стану распространяться
в похвалах его деловитости, скажу только для полной характеристики, что он ухитряется даже
в аптеке забирать
в кредит.
Короткая шея
уходила в широкий косой
ворот ночной рубашки, расшитый шелками, так же как и края рукавов; на пальцах остались следы чернил.
В небольшой келье, где пахло кипарисом, где тихий свет лампад смешивался со светом потухающего дня, проникающего
в узкие окна,
в полумраке, возбуждающем благоговение, исповедал Иван Павлович перед настоятелем монастыря свою душу и высказал ему твердое, еще перед
воротами Зачатьевского монастыря появившееся
в нем намерение
уйти из мира.
«Вот они каковы! — неслось у него
в уме. — Провели меня, старика, провели и Антиповну, на что уж зорка старуха… Вот
в чем и знахарство его. Влюбился… Я им покажу слюбиться… Сегодня же этому молодцу от
ворот поворот покажу… Пусть хоть
уходит со своими молодцами куда глаза глядят».