Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия
ушла в поход, Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия — в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Неточные совпадения
Кончился
поход — воин
уходил в луга и пашни, на днепровские перевозы, ловил рыбу, торговал, варил пиво и был вольный козак.
Но Калитин и Мокеев
ушли со двора. Самгин пошел
в дом, ощущая противный запах и тянущий приступ тошноты. Расстояние от сарая до столовой невероятно увеличилось; раньше чем он прошел этот путь, он успел вспомнить Митрофанова
в трактире,
в день
похода рабочих
в Кремль, к памятнику царя; крестясь мелкими крестиками, человек «здравого смысла» горячо шептал: «Я — готов, всей душой! Честное слово: обманывал из любви и преданности».
Я должен упомянуть, что знал одного охотника, который уверял меня, что перепелки не улетают, а
уходят и что ему случилось заметить, как они пропадали
в одном месте и показывались во множестве, но не стаей,
в другом, где их прежде было очень мало, и что направление этого
похода, совершаемого днем, а не ночью, по ею замечаниям, производилось прямо на юг.
Партия строилась к
походу, и, не сказавшись никому, я
ушел с гимназистами
в противоположную сторону, и мы вскоре оказались на страшном обрыве, под которым дома, люди и лошади казались игрушечными, а Терек — узенькой ленточкой.
Поражения, претерпенные от половцев, оправдываются большею частью тем, что мы не могли противиться превосходному множеству. Рассказывая о вероломном убийстве Китана и Итларя половецких (1095), автор говорит о том, что Владимир Мономах сначала противился этому, но не упоминает ничего о том, что он наконец на это согласился. О
походе 1095 года, когда Святополк купил мир у половцев, сказано
в «Записках», что Святополк пошел на них с войском, а они, «уведав о приходе великого князя, не мешкав,
ушли».
Мавра Тарасовна. Да как же ты жив-то? Я давно, как ты
в поход ушел, тебя за упокой поминаю. Видно, не дошла моя грешная молитва!
— Перестаньте, благородный рыцарь, — начал Гримм с чуть заметной иронией
в слове «благородный», — разнеживаться теперь над полумертвой… Что тратить время по пустякам. Она от вас не
уйдет. Идите-ка лучше собирать
в поход своих товарищей и когда они все выберутся из замка, мы с Павлом перенесем ее отсюда к вам. Вы, проводив рыцарей, не захотите марать благородных рук своих
в драке с русскими и вернетесь домой… Там вас будет ожидать Эмма и мы с нашими услугами.
Только теперь, очутившись один
в четырех стенах своей одинокой избы, Ермак Тимофеевич снова ощутил
в сердце то радостное чувство, с которым он ехал
в поселок, после того как расстался с Яшкой на дне оврага. Это чувство было на некоторое время заглушено грустным расставаньем с есаулом и ушедшими
в поход казаками — горьким чувством остающегося воина, силою обстоятельств принужденного сидеть дома, когда его сподвижники
ушли на ратные подвиги. Но горечь сменилась сладостным воспоминанием!
— Я сейчас же это дело обделаю… Ты войди
в рукодельную, поработай с полчасика, да и уведи Антиповну, а я мигом сбегаю, благо он теперь у себя
в избе и один… Ивана Ивановича нет,
в поход ушел.
— Да как приехал, наши молодцы мне сказывали…
В поход он
ушел, Ермак-то Тимофеевич… А тебя, Семен Аникич, уж как мне и благодарить, не знаю…
— Перестаньте, благородный рыцарь, — начал Гримм с чуть заметной иронией
в слове «благородный», — разнеживаться теперь над полумертвою… Что тратить время по пустякам. Она от вас не
уйдет. Идите-ка лучше собирать
в поход своих товарищей, и, когда они все выберутся из замка, мы с Павлом перенесем ее отсюда к вам. Вы, проводив рыцарей, не захотите марать благородных рук своих
в драке с русскими и вернетесь домой… Там вас будет ожидать Эмма и мы с нашими услугами.
— Идёшь
в походе, жарко, — рассказывал мне один офицер, — подойдёшь к солдатику: «Послушай-ка, у тебя
в манерке, кажется, вода есть?» — «Так что, ваше благородие, вам не годится». — «Почему не годится?» — «Так что из грязного ручья брал.» — «Зачем же ты брал?» — «Так что думал: ничего, сойдёт»… И старается от меня
уйти. Но при первом чистом ручейке уже несколько манерок, полных воды, протягиваются ко мне. — «Извольте кушать, ваше благородие»…
— Говорю ей толком, что надо-де Ермаку заслужить царское прощение, а для этого надумал он
в поход идти со своими людьми за Каменный пояс, воевать сибирские земли… Так зачем
уходить…