Неточные совпадения
Нет, уж извини, но я считаю аристократом
себя и людей подобных мне, которые в прошедшем могут
указать на три-четыре честные поколения семей, находившихся на высшей степени образования (дарованье и ум — это другое дело), и которые никогда ни
перед кем не подличали, никогда ни в ком не нуждались, как жили мой отец, мой дед.
Он рассказал до последней черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада(деревянной дощечки с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним студент,
передав все, что они между
собой говорили; как он, преступник, сбежал потом с лестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался в пустой квартире, пришел домой, и в заключение
указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте, под воротами, под которым найдены были вещи и кошелек.
Софья Андреева (эта восемнадцатилетняя дворовая, то есть мать моя) была круглою сиротою уже несколько лет; покойный же отец ее, чрезвычайно уважавший Макара Долгорукого и ему чем-то обязанный, тоже дворовый, шесть лет
перед тем, помирая, на одре смерти, говорят даже, за четверть часа до последнего издыхания, так что за нужду можно бы было принять и за бред, если бы он и без того не был неправоспособен, как крепостной, подозвав Макара Долгорукого, при всей дворне и при присутствовавшем священнике, завещал ему вслух и настоятельно,
указывая на дочь: «Взрасти и возьми за
себя».
Нам хотелось поговорить, но переводчика не было дома. У моего товарища был портрет Сейоло, снятый им за несколько дней
перед тем посредством фотографии. Он сделал два снимка: один
себе, а другой так, на случай. Я взял портрет и показал его сначала Сейоло: он посмотрел и громко захохотал, потом
передал жене. «Сейоло, Сейоло!» — заговорила она, со смехом
указывая на мужа, опять смотрела на портрет и продолжала смеяться. Потом отдала портрет мне. Сейоло взял его и стал пристально рассматривать.
Оставя жандармов внизу, молодой человек второй раз пошел на чердак; осматривая внимательно, он увидел небольшую дверь, которая вела к чулану или к какой-нибудь каморке; дверь была заперта изнутри, он толкнул ее ногой, она отворилась — и высокая женщина, красивая
собой, стояла
перед ней; она молча
указывала ему на мужчину, державшего в своих руках девочку лет двенадцати, почти без памяти.
— Что такое наша полиция, я на
себе могу
указать вам пример… Вот
перед этим поваром был у меня другой, старик, пьяница, по прозванью Поликарп Битое Рыло, но, как бы то ни было, его находят в городе мертвым вблизи кабака, всего окровавленного… В самом кабаке я, через неделю приехавши, нашел следы человеческой крови — явно ведь, что убит там?.. Да?
Она не торопясь подошла к лавке и села, осторожно, медленно, точно боясь что-то порвать в
себе. Память, разбуженная острым предчувствием беды, дважды поставила
перед нею этого человека — один раз в поле, за городом после побега Рыбина, другой — в суде. Там рядом с ним стоял тот околодочный, которому она ложно
указала путь Рыбина. Ее знали, за нею следили — это было ясно.
— Я вам все это рассказываю, — продолжала она, — во-первых, для того, чтобы не слушать этих дураков (она
указала на сцену, где в это мгновение вместо актера подвывала актриса, тоже выставив локти вперед), а во-вторых, для того, что я
перед вами в долгу: вы вчера мне про
себя рассказывали.
— Ах, как это жаль! — произнес опять с чувством князь и за обедом, который вскоре последовал, сразу же, руководимый способностями амфитриона, стал как бы не гостем, а хозяином: он принимал из рук хозяйки тарелки с супом и
передавал их по принадлежности;
указывал дамам на куски говядины, которые следовало брать; попробовав пудинг из рыбы, окрашенной зеленоватым цветом фисташек, от восторга поцеловал у
себя кончики пальцев; расхвалил до невероятности пьяные конфеты, поданные в рюмках.
Про свое собственное училище барон сказал, что оно пока еще зерно, из которого, может быть, выйдет что-нибудь достойное внимания общества;
себя при этом он назвал сеятелем, вышедшим в поле с добрыми пожеланиями, которые он надеется привести к вожделенному исполнению с помощию своих добрых и уважаемых сослуживцев, между которыми барон как-то с особенною резкостью в похвалах
указал на избранную им начальницу заведения, г-жу Петицкую, добродетели которой, по его словам, как светоч, будут гореть
перед глазами ее юных воспитанниц.
Я воображаю
себе физиономию Петра Иваныча, когда он увидел, что дело принимает такой оборот. Его личный враг, его заведомый оскорбитель стоит
перед ним — а оказывается, что Петр Иваныч не только не может достать его, но что этот же враг ему же
указывает, в кого в настоящую минуту палить следует. Разве не трагическое это положение!
— Вы видите, Домна Осиповна,
перед собой одного из образованнейших людей России, — начал граф,
указывая на Долгова.
— Не будем стараться повторять жизнь, — продолжал он, — не будем лгать сами
перед собою. А что нет старых тревог и волнений, и слава богу! Нам нечего искать и волноваться. Мы уж нашли, и на нашу долю выпало довольно счастия. Теперь нам уж нужно стираться и давать дорогу вот кому, — сказал он,
указывая на кормилицу, которая с Ваней подошла и остановилась у дверей террасы. — Так-то, милый друг, — заключил он, пригибая к
себе мою голову и целуя ее. Не любовник, а старый друг целовал меня.
Но и люди с более ограниченною восприимчивостью, с более слабым, только бы верным, чутьем, не проходят без следа и заслуживают внимания, если хоть одну черту разъяснили или даже только
указали нам в этой жизни, которая у всех нас
перед глазами, всех задевает
собою и, однако же, так немногих наводит на серьезную думу, так немногими понимается.
Его редкие жесты — наливает ли он
себе в стакан из бутылки пиво, закуривает ли он папиросу,
передает ли соседу блюдо,
указывает ли пальцем на многоводную Неву — спокойны, ритмичны, медленны и обдуманно-осторожны, как, впрочем, и у всех первоклассных укротителей, которых сама профессия приучает навсегда быть поддельно-равнодушным и как бы притворно-сонным.
Так в общих чертах провел я ночь
перед днем суда. Не стану описывать те ощущения, которые я испытывал, когда передо мной отворилась дверь и судебный пристав
указал мне на скамью подсудимых. Скажу только, что я побледнел и сконфузился, когда, оглянувшись назад, увидел тысячи смотрящих на меня глаз; и я прочел
себе отходную, когда взглянул на серьезные, торжественно-важные физиономии присяжных…
До сих пор я могу еще представить
себе: как он сидит и читает письмо в первом акте, как дрожит
перед пьяным Хлестаковым, как
указывает квартальным на бумажку посредине гостиной, как наскакивает на квартального с подавленным криком: «Не по чину берешь!» Друг и единомышленник Гоголя сказывался и в том, как он произносил имя квартального Держиморды.
Отпуская в путь, дал ему государь письмо к старому боярину Карголомскому. А тот Карголомский жил по старым обычаям. И с бородой не пожелал было расстаться, но когда царь
указал, волком взвыл, а бороды
себя лишил. Зато в другом во всем крепко старинки держался. Был у него сын, да под Нарвой убили его, после него осталась у старика Карголомского внучка. Ни за ним, ни
перед ним никого больше не было. А вотчин и в дому богатства — тьма тьмущая.
Как прошла у него ночь, он не мог дать
себе ясного отчета. Помнит только, что усталый, иззябший, с дрожью во всем теле, очень поздно дотащился он до своей квартиры. Как сквозь туман, мелькнули
перед ним опухшие от сна глаза Татьяны. Кажется, что-то она ему пробормотала. В плохо протопленном кабинете, где он продолжал спать, все та же Татьяна
указывала ему на какой-то квадратный синеватый пакет с бумажной печатью.