Неточные совпадения
Предвидя конечную гибель, она решилась
умереть геройскою смертью и, собрав награбленные
в казне деньги,
в виду всех взлетела на
воздух вместе с казначеем и бухгалтером.
Дни мчались:
в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он не сделался поэтом,
Не
умер, не сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окна, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы
в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый снег.
Куда по нем свой быстрый бег...
Кивнув головой, Самгин осторожно прошел
в комнату, отвратительно пустую, вся мебель сдвинута
в один угол. Он сел на пыльный диван, погладил ладонями лицо, руки дрожали, а пред глазами как бы стояло
в воздухе обнаженное тело женщины, гордой своей красотой. Трудно было представить, что она
умерла.
— Помнишь,
умирал музыкант? Мы сидели
в саду, и над трубой серебряные струйки…
воздух. Ведь — только
воздух? Да?
Кажется, ни за что не
умрешь в этом целебном, полном неги
воздухе,
в теплой атмосфере, то есть не
умрешь от болезни, а от старости разве, и то когда заживешь чужой век. Однако здесь оканчивает жизнь дочь бразильской императрицы, сестра царствующего императора. Но она прибегла к целительности здешнего
воздуха уже
в последней крайности, как прибегают к первому знаменитому врачу — поздно: с часу на час ожидают ее кончины.
У них было трое детей, два года перед тем
умер девятилетний мальчик, необыкновенно даровитый; через несколько месяцев
умер другой ребенок от скарлатины; мать бросилась
в деревню спасать последнее дитя переменой
воздуха и через несколько дней воротилась; с ней
в карете был гробик.
Хотя время еще раннее, но
в рабочей комнате солнечные лучи уже начинают исподволь нагревать
воздух. Впереди предвидится жаркий и душный день. Беседа идет о том, какое барыня сделает распоряжение. Хорошо, ежели пошлют
в лес за грибами или за ягодами, или нарядят
в сад ягоды обирать; но беда, ежели на целый день за пяльцы да за коклюшки засадят — хоть
умирай от жары и духоты.
Оставалось
умереть. Все с часу на час ждали роковой минуты, только сама больная продолжала мечтать. Поле, цветы, солнце… и много-много
воздуха! Точно живительная влага из полной чаши, льется ей
воздух в грудь, и она чувствует, как под его действием стихают боли, организм крепнет. Она делает над собой усилие, встает с своего одра, отворяет двери и бежит, бежит…
Гром, хохот, песни слышались тише и тише. Смычок
умирал, слабея и теряя неясные звуки
в пустоте
воздуха. Еще слышалось где-то топанье, что-то похожее на ропот отдаленного моря, и скоро все стало пусто и глухо.
Это до такой степени справедливо, что когда Держиморда
умер и преемники его начали относиться к двугривенным с презрением, то жить сделалось многим тяжельше. Точно вот
в знойное, бездождное лето, когда и без того некуда деваться от духоты и зноя, а тут еще чуются
в воздухе признаки какой-то неслыханной повальной болезни.
— Да и где же, — говорит, — тебе это знать. Туда,
в пропасть, и кони-то твои передовые заживо не долетели — расшиблись, а тебя это словно какая невидимая сила спасла: как на глиняну глыбу сорвался, упал, так на ней вниз, как на салазках, и скатился. Думали, мертвый совсем, а глядим — ты дышишь, только
воздухом дух оморило. Ну, а теперь, — говорит, — если можешь, вставай, поспешай скорее к угоднику: граф деньги оставил, чтобы тебя, если
умрешь, схоронить, а если жив будешь, к нему
в Воронеж привезть.
В училище меня учили, как командовать солдатом, но совсем не показали, как с ним разговаривать. Ну, я понимаю — атака. Враг впереди и близко. «Ребята, вся Россия на нас смотрит, победим или
умрем». Выхватываю шашку из ножен, потрясаю ею
в воздухе. «За мной, богатыри. Урррраааа…»
Был знойный летний день 1892 года.
В высокой синева тянулись причудливые клочья рыхлого белого тумана.
В зените они неизменно замедляли ход и тихо таяли, как бы
умирая от знойной истомы
в раскаленном
воздухе. Между тем кругом над чертой горизонта толпились, громоздясь друг на друга, кудрявые облака, а кое-где пали как будто синие полосы отдаленных дождей. Но они стояли недолго, сквозили, исчезали, чтобы пасть где-нибудь
в другом месте и так же быстро исчезнуть…
Она приехала
в последние годы царствования покойной императрицы Екатерины портнихой при французской труппе; муж ее был второй любовник, но, по несчастию, климат Петербурга оказался для него гибелен, особенно после того, как, оберегая с большим усердием, чем нужно женатому человеку, одну из артисток труппы, он был гвардейским сержантом выброшен из окна второго этажа на улицу; вероятно, падая, он не взял достаточных предосторожностей от сырого
воздуха, ибо с той минуты стал кашлять, кашлял месяца два, а потом перестал — по очень простой причине, потому что
умер.
Хотя трудно с этим согласиться, но положим, что такая уверенность справедлива, да для рыбы эта отрава очень вредна: та, которая наглоталась кукольванца много,
умирает скоро, всплывает наверх, бывает собрана и съедена; но несравненно большая часть окормленной рыбы
в беспамятстве забивается под берега, под коряги и камни, под кусты и корни дерев,
в густые камыши и травы, растущие иногда на глубоких местах — и
умирает там, непримеченная самими отравителями, следовательно пропадает совершенно даром и гниением портит воду и
воздух.
Но вольный
воздух и свет, вопреки всем предосторожностям погибающего самодурства, врываются
в келью Катерины, она чувствует возможность удовлетворить естественной жажде своей души и не может долее оставаться неподвижною: она рвется к новой жизни, хотя бы пришлось
умереть в этом порыве.
— И отлично это! — подхватил князь, и, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить себя от задушавшей его тоски, он вышел на платформу и стал жадно вдыхать свежий и холодный
воздух; при этом ему несколько раз приходила
в голову мысль броситься на рельсы, чтобы по нем прошел поезд. «Но тут можно, пожалуй, не
умереть, — думал он: — а сделаться только уродом; револьвер,
в этом случае, гораздо вернее».
Это была настоящая рождественская Елочка — Аленушка сразу ее узнала. Ах какая милая Елочка!.. Аленушка наклонилась, чтобы сказать ей, какая она милая, и вдруг полетела вниз. Ух как страшно!.. Она перевернулась несколько раз
в воздухе и упала прямо
в мягкий снег. Со страха Аленушка закрыла глаза и не знала, жива ли она или
умерла.
Этак говорили скептики, но как скептиков даже и
в Германии меньше, чем легковерных, то легковерные их перекричали и решили на том, что «а вот же купил!» Но это уж были старые споры; теперь говорилось только о том, что эта жена
умирает у Бера,
в его волчьей норе, и что он, наконец, решился вывезти ее, дать ей вздохнуть другим
воздухом, показать ее людям.
Подобные случаи повторялись со мною не один раз: я имел возможность иногда наблюдать своими глазами и во всех подробностях такие, для охотника любопытные, явления, то есть: как по-видимому неподстреленная птица вдруг начнет слабеть, отделяться от других и прятаться по инстинкту
в крепкие места; не успев еще этого сделать, иногда на
воздухе, иногда на земле, вдруг начнет биться и немедленно
умирает, а иногда долго томится, лежа неподвижно
в какой-нибудь ямочке. Вероятно, иная раненая птица выздоравливает.
Он втянул
в себя
воздух, остановился на половине вздоха, потянулся и
умер.
Марья Дмит<ревна>. Мне должно, моя воля — ехать
в деревню. Там у меня тридцать семейств мужиков живут гораздо спокойнее, чем графы и князья. Там,
в уединении, на свежем
воздухе мое здоровье поправится — там хочу я
умереть. Ваши посещения мне более не нужны: благодарю за всё… позвольте вручить вам последний знак моей признательности…
Моряк выслал шесть, и мера эта оказалась вовсе не излишней; от сильного мороза и слабых тулупов две лучшие кормилицы, отправленные на пятый день после родов, простудились, и так основательно, что потом, сколько их старуха птичница не окуривала калганом и сабуром, все-таки водяная сделалась; у третьей на дороге с ребенком родимчик приключился, вероятно от дурного глаза, и, несмотря на чистый
воздух и прочие удобства зимнего пути,
в пошевнях он
умер, не доезжая Реполовки, где обыкновенно липовские останавливались; так как у матери от этого молоко поднялось
в голову, то она и оказалась не способною кормить грудью.
Раздался дребезжащий звон разбитого колокола — призыв к работе. Звуки торопливо неслись
в воздухе один за другим и
умирали в веселом шорохе волн.
Многие превращались
в куколок, а многие
умирали, вероятно от недостатка свежего
воздуха или пищи.
Фортка закрывалась, звонкий воробьиный крик
умирал так же внезапно, как и родился, но больные точно еще надеялись найти спрятанные отголоски его, торопливо входили
в палату, беспокойно оглядывали ее и жадно дышали расплывающимися волнами свежего
воздуха.
— Там, вы знаете, — умиленно шептал Чистяков, — там
в Христиании Бьернсону заживо памятник поставили. И Ибсену. И они каждый день… мимо ходят и видят это. Господи! Хоть бы только коснуться той благородной земли, хоть бы только раз вздохнуть тем
воздухом!.. Грудь у меня слабая, чахотка, говорят, может быть.
Умереть бы там.
Пленные англичане, когда побыли там несколько часов, стали задыхаться, — и под конец ночи из них 123
умерло, а остальные вышли еле живые и больные. Сначала
в пещере
воздух был хорош; но когда пленные выдышали весь хороший
воздух, а нового не проходило, — сделался дурной
воздух, похожий на тот, что был
в колодце, и они померли. Отчего делается дурной
воздух из хорошего, когда соберутся много людей? Оттого, что люди, когда дышат, то собирают
в себя хороший
воздух, а выдыхают дурной.
Бывают места под землей, где этот
воздух собирается, и если попадешь
в такое место, то сейчас
умираешь. Для этого
в рудниках делают лампы, и прежде чем человеку идти
в такое место, спускают туда лампу. Если лампа тухнет, то и человеку нельзя идти; тогда пускают туда чистого
воздуха до тех пор, пока может огонь гореть.
А звуки все таяли и
умирали в благовонном июньском
воздухе. На смену им рождались новые вдохновенно-прекрасные, молодые и мощные, без конца, без конца. Как никогда прежде, божественно хорошо играл
в этот вечер счастливый любящий Вальтер.
Научная литература — если, например, исследовать жилище рабочего: сколько кубического
воздуха, какой процент детей
умирает, сколько рабочий
в год выпивает водки…
Шумели, к великому его удивлению,
в комнате молодых… Он постоял около двери, пожал плечами и слегка приотворил ее… Заглянув
в спальную, он съежился и чуть не
умер от удивления: среди спальни стоял Максим Кузьмич и выделывал
в воздухе отчаяннейшие salto mortale; возле него стояла Леля и аплодировала. Лица обоих светились счастьем.
По ночам, когда обезумевшие люди на минуту забываются сном, или
в разгаре дневного боя, когда самый ясный день становится призраком, они являются внезапно и стреляют из призрачных пушек, наполняя
воздух призрачным гулом, и люди, живые, но безумные люди, пораженные внезапностью, бьются насмерть против призрачного врага, сходят с ума от ужаса, седеют мгновенно и
умирают.
Гордым франтом, грудью вперед, летел над осокою комар с тремя длинными ниточками от брюшка. Это, кажется, поденка… Эфемерида! Она живет всего один день и нынче с закатом солнца
умрет. Жалкий комар. Всех он ничтожнее и слабее, смерть на носу. А он, танцуя, плывет
в воздухе, — такой гордый жизнью, как будто перед ним преклонился мир и вечность.
Агнеса
умерла в мае.
В то же время каждый год цветет на ее могиле белая сирень и кругом ее наполняет
воздух своим благоуханием. Так цвела и благоухала душа ее!
Пришел Великий пост. Одноцветно затренькал глухой колокол, и его серые, печальные, скромно зовущие звуки не могли разорвать зимней тишины, еще лежавшей над занесенными полями. Робко выскакивали они из колокольни
в гущу мглистого
воздуха, падали вниз и
умирали, и долго никто из людей не являлся на тихий, но все более настойчивый, все более требовательный зов маленькой церкви.
А
в наглухо закрытые ставни упорно стучал осенний дождь, и тяжко и глубоко вздыхала ненастная ночь. Отрезанные стенами и ночью от людей и жизни, они точно крутились
в вихре дикого и безысходного сна, и вместе с ними крутились, не
умирая, дикие жалобы и проклятия. Само безумие стояло у дверей; его дыханием был жгучий
воздух, его глазами — багровый огонь лампы, задыхавшийся
в глубине черного, закопченного стекла.
— Что однако? Куда ни глянь — все чудо: вода ходит
в облаке,
воздух землю держит, как перышко; вот мы с тобою прах и пепел, а движемся и мыслим, и то мне чудесно; а
умрем, и прах рассыпется, а дух пойдет к тому, кто его
в нас заключил. И то мне чудно: как он наг безо всего пойдет? кто ему крыла даст, яко голубице, да полетит и почиет?