Неточные совпадения
Говорят, жители не показывались нам более потому, что перед нашим приездом
умерла вдовствующая королева, мать регента, управляющего
островами вместо малолетнего короля. По этому случаю наложен траур
на пятьдесят дней. Мы видели многих в белых травяных халатах. Известно, что белый цвет — траурный
на Востоке.
То представлялась скала, у подножия которой лежит наше разбитое судно, и утопающие напрасно хватаются усталыми руками за гладкие камни; то снилось, что я
на пустом
острове, выброшенный с обломком корабля,
умираю с голода…
Уцелели только кое-какие постройки, уцелел Микрюков, десятка два анекдотов, да остались еще цифры, не заслуживающие никакого доверия, так как ни одна канцелярия тогда не знала, сколько
на острове арестантов, сколько бежало,
умерло и проч.
Разыскал я, наконец, и Смита, а он вдруг и
умри. Я даже
на него живого-то и не успел посмотреть. Тут, по одному случаю, узнаю я вдруг, что
умерла одна подозрительная для меня женщина
на Васильевском
острове, справляюсь — и нападаю
на след. Стремлюсь
на Васильевский, и, помнишь, мы тогда встретились. Много я тогда почерпнул. Одним словом, помогла мне тут во многом и Нелли…
Он, однакоже, жил не
на Васильевском
острову, а в двух шагах от того места, где
умер, в доме Клугена, под самою кровлею, в пятом этаже, в отдельной квартире, состоящей из одной маленькой прихожей и одной большой, очень низкой комнаты с тремя щелями наподобие окон.
Еще в 1871 году, когда я шел в бурлацкой лямке, немало мы схоронили в прибрежных песках Волги умерших рядом с нами товарищей, бурлаков, а придя в Рыбинск и работая конец лета
на пристани, в артели крючников, которые
умирали тут же, среди нас,
на берегу десятками и трупы которых по ночам отвозили в переполненных лодках хоронить
на песчаный
остров, — я немало повидал холерных ужасов.
— Все
умрут, мамочка,
на Острове, все, все, все; а я все буду жить здесь.
— Нет, куда!
Умираю… Вот возьми себе
на память… (Он указал рукой
на грудь.) Что это? — заговорил он вдруг, — посмотри-ка: море… все золотое, и по нем голубые
острова, мраморные храмы, пальмы, фимиам…
— Каждое утро
на остров деньги возит и прячет… Нет у глупого понятия в голове, что для него что песок, что деньги — одна цена…
Умрет — не возьмет с собой. Дай, барин, цигарку!
Прежде
на благодатном
острове, климат которого, благодаря его положению среди океана, один из лучших в мире, не было никаких болезней, и люди
умирали от старости, если преждевременно не погибали в пастях акул,
на ловлю которых они отправлялись в океан и там, бросившись с лодчонки в воду, ныряли с ножами в руках, храбро нападая
на хищников, мясо которых незаслуженно прежде ценили.
Был такой миллионер-железнодорожник — фон Дервиз. Кажется, он тогда уже
умер, и вдова, в его память, открыла
на Васильевском
острове несколько дешевых студенческих столовых. Цель была благотворительная: дать здоровый и недорогой стол студенческой молодежи, отравлявшейся в частных кухмистерских, Но очень скоро случилось, что поставленные во главе столовых отставные обер-офицеры и благородные чиновничьи вдовы стали воровать, и столовки фон Дервиза приняли характер обычных дрянных кухмистерских.
— Позвольте, — вмешалась гостья: — я не о той совсем Диане: я о той, которая сверкнула в лесу
на острове, у которого слышали с корабля, что «
умер великий Пан». — Кажется, ведь это так у Тургенева?
— Эта дача принадлежит одному старому отставному моряку, у которого был единственный сын, с год как женившийся. Они жили втроем
на Васильевском
острове, но домик их был им и тесен и мал. Старик купил здесь место и принялся строить гнездо своим любимцам — молодым супругам, да и для себя убежище
на последние года старости… Все уже было готово, устроено, последний гвоздь был вбит, последняя скобка ввинчена, оставалось переезжать, как вдруг один за другим его сын, а за ним и сноха, заболевшие оспой,
умирают.