Неточные совпадения
Клим быстро вошел во двор, встал
в угол; двое людей втащили
в калитку третьего; он
упирался ногами, вспахивая снег, припадал на колени, мычал. Его били, кто-то сквозь
зубы шипел...
Прислонясь спиной к стволу клёна, Лунёв смотрел на могилу убитого им человека. Он прижал свою фуражку затылком к дереву, и она поднялась у него со лба. Брови его нахмурились, верхняя губа вздрагивала, обнажая
зубы. Руки он засунул
в карманы пиджака, а ногами
упёрся в землю.
Там,
упираясь руками о стол, стоял Фома. Оскалив
зубы, он молча оглядывал купечество горящими, широко раскрытыми глазами. Нижняя челюсть у него тряслась, плечи вздрагивали, и пальцы рук, крепко вцепившись
в край стола, судорожно царапали скатерть. При виде его по-волчьи злого лица и этой гневной позы купечество вновь замолчало на секунду.
Часто, раздевшись, он не ложился, а долго сидел на краю постели,
упираясь в перину одною рукой, а другой дёргая себя за ухо или растирая бороду по щеке, точно у него болели
зубы.
Изредка признаки ласки к нам, детям, выражались у него тем же сдержанным образом. Никого не гладя по голове или по щеке, он сложенными косточками кулака
упирался в лоб счастливца и сквозь
зубы ворчал что-то вроде: «Ну…»
Говоря, Шапошников становился почти страшен. Лицо у него было смуглое, тонкое, волосы курчавые и черные, как у цыгана, из-за синеватых губ сверкали волчьи
зубы. Темные глаза его неподвижно
упирались прямо
в лицо противника, и трудно было выдержать этот тяжелый, сгибающий взгляд — он напоминал мне глаза больного манией величия.
Посредине комнаты стоял письменный стол, покрытый клеенкой. Медвежонок по ножке стола добрался до клеенки, ухватил ее
зубами,
уперся лапами
в ножку и принялся тащить что было мочи. Тащил, тащил, пока не стащил всю клеенку, вместе с ней — лампу, две чернильницы, графин с водой и вообще все, что было разложено на столе.
В результате — разбитая лампа, разбитый графин, разлитые по полу чернила, а виновник всего скандала забрался
в самый дальний угол; оттуда сверкали только одни глаза, как два уголька.
Действительно, лицо его было страшно
в эту минуту. Мрачные глаза потухли, а на висках и
в щеках, словно железные, упруго и круто заходили старческие мускулы. Майор только
уперся напряженными пальцами
в стол и стоял неподвижно. Он ломал себя нравственно, делал над собою какое-то страшное усилие, пряча
в самую сокровенную глубину души великий груз своего неисходного горя. Устинов, отвернувшись, слышал только, как раза два коротким, невыразимо-болезненным скрежетом заскрипели его
зубы.
Здесь,
упершись спиной
в скалу, передними лапами —
в бурелом, а задними —
в смерзшуюся гальку, ему удалось
зубами захватить наконечник стрелы и вырвать из своей лапы.