Неточные совпадения
Разве ты не знаешь, что уж несколько лет от меня его и в памятцах за
упокой поминали?
Солнце ярко освещало комнату; кадильный дым восходил клубами; священник читал «
Упокой, господи».
В первый раз вошла (я, знаете, устал: похоронная служба, со святыми
упокой, потом лития, закуска, — наконец-то в кабинете один остался, закурил сигару, задумался), вошла в дверь: «А вы, говорит, Аркадий Иванович, сегодня за хлопотами и забыли в столовой часы завести».
—
Упокой, господи, ее душу! — воскликнула Пульхерия Александровна, — вечно, вечно за нее бога буду молить! Ну что бы с нами было теперь, Дуня, без этих трех тысяч! Господи, точно с неба упали! Ах, Родя, ведь у нас утром всего три целковых за душой оставалось, и мы с Дунечкой только и рассчитывали, как бы часы где-нибудь поскорей заложить, чтобы не брать только у этого, пока сам не догадается.
— Ну вот и славно! — сказал он Соне, возвращаясь к себе и ясно посмотрев на нее, —
упокой господь мертвых, а живым еще жить! Так ли? Так ли? Ведь так?
Вот, некогда, на знатном погребенье,
Толпа сих плакальщиц, поднявши вой,
Покойника от жизни скоротечной
В дом провожала вечной
На
упокой.
Тихим голосом, как бы читая поминанье за
упокой родственников, он отвечал...
За
упокой души несчастных
Безмолвно молится народ,
Страдальцы — за врагов.
Начав за здравие славянофилов, Розанов кончает за
упокой.
Спрашивала она старца: можно ли ей помянуть сыночка своего Васеньку, заехавшего по службе далеко в Сибирь, в Иркутск, и от которого она уже год не получала никакого известия, вместо покойника в церкви за
упокой?
После смерти старца Зосимы —
упокой Господи его душу!
— Только и говорит мне намедни Степанида Ильинишна Бедрягина, купчиха она, богатая: возьми ты, говорит, Прохоровна, и запиши ты, говорит, сыночка своего в поминанье, снеси в церковь, да и помяни за
упокой. Душа-то его, говорит, затоскует, он и напишет письмо. «И это, — говорит Степанида Ильинишна, — как есть верно, многократно испытано». Да только я сумлеваюсь… Свет ты наш, правда оно аль неправда, и хорошо ли так будет?
Да и как это возможно, чтобы живую душу да еще родная мать за
упокой поминала!
А младенчика твоего помяну за
упокой, как звали-то?
— Поздно узнал, — отвечал старик. — Да что! кому как на роду написано. Не жилец был плотник Мартын, не жилец на земле: уж это так. Нет, уж какому человеку не жить на земле, того и солнышко не греет, как другого, и хлебушек тому не впрок, — словно что его отзывает… Да;
упокой Господь его душу!
— Ну, теперь пойдет голова рассказывать, как вез царицу! — сказал Левко и быстрыми шагами и радостно спешил к знакомой хате, окруженной низенькими вишнями. «Дай тебе бог небесное царство, добрая и прекрасная панночка, — думал он про себя. — Пусть тебе на том свете вечно усмехается между ангелами святыми! Никому не расскажу про диво, случившееся в эту ночь; тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только поверишь мне и вместе со мною помолишься за
упокой души несчастной утопленницы!»
Упокой господи ее душу! — хотя покойница была всегда неправа против меня.
— Ну, мы тебя
упокоим… К начальству предоставим, а там на высидку определят пока што.
—
Упокой, господи, Максима Савватеича с праведными твоими, сто́ит он того!
За
упокой души графини Дюбарри молился, я слышал своими ушами...
Да и то соврал, если уж подслушал меня: я не просто за одну графиню Дюбарри молился; я причитал так: «
Упокой, господи, душу великой грешницы графини Дюбарри и всех ей подобных», а уж это совсем другое; ибо много таковых грешниц великих, и образцов перемены фортуны, и вытерпевших, которые там теперь мятутся и стонут, и ждут; да я и за тебя, и за таких же, как ты, тебе подобных, нахалов и обидчиков, тогда же молился, если уж взялся подслушивать, как я молюсь…
Да и какое тебе дело, если б я и впрямь за
упокой графини Дюбарри когда-нибудь, однажды, лоб перекрестил?
— Ступайте, — сказала она прежде, чем он успел ответить, — мы вместе помолимся за
упокой еедуши. — Потом она прибавила, что не знает, как ей быть, не знает, имеет ли она право заставлять Паншина долее ждать ее решения.
— Да все то же, Матюшка… Давно не видались, а пришел — и сказать нечего. Я уж за
упокой собиралась тебя поминать… Жена у тебя, сказывают, на тех порах, так об ней заботишься?..
«
Упокой, боже, рабу твою и учини ее в рай, идеже лицы святых господи и праведницы сияют, яко светила, усопшую рабу твою
упокой, презирая ея вся согреше-е-ения».
Тихо, точно поверяя какую-то глубокую, печальную, сокровенную тайну, начали певчие быстрым сладостным речитативом: «Со духи праведных скончавшихся душу рабы твоея, спасе,
упокой, сохраняя ю во блаженной жизни, яже у тебе человеколюбие».
Упокой, господи, душу усопшей рабы твоей!
Эта обедня собственно ею и была заказана за
упокой мужа; кроме того, Александра Григорьевна была строительницей храма и еще несколько дней тому назад выхлопотала отцу протопопу камилавку [Камилавка — головной убор священников во время церковной службы, жалуемый за отличие.].
Священник с дьяконом, наконец, затянули за
упокой и вечную память.
А когда вы, батюшка, одумаете от прелести мирской уклониться, так прежде не худо бы вам в нашем скиту погостить, около дочки вашей; наши старушки за вами походили бы и вашу старость бы
упокоили.
Прибыв в губернский город, он первое, что послал за приходскими священниками с просьбою служить должные панихиды по покойнике, потом строго разбранил старших из прислуги, почему они прежде этого не сделали, велев им вместе с тем безвыходно торчать в зале и молиться за
упокой души барина.
Прийми его, святых святейший,
И в лоне отчем
упокой!
Едва только вошли к Андреюшке его посетители, он, не взглянув даже на них, запел: «Со святыми
упокой! Со святыми
упокой!»
Но Иоанн по-прежнему то предавался подозрениям и казнил самых лучших, самых знаменитых граждан, то приходил в себя, каялся всенародно и посылал в монастыри богатые вклады и длинные синодики с именами убиенных, приказывая молиться за их
упокой.
Приказав положить старушку на паперти, он воротился в церковь дослушивать панихиду, а станичники с Серебряным, снявши шапки и крестясь, прошли мимо церковных врат, и слышно им было, как в церкви торжественно и протяжно раздавалось: «Со святыми
упокой!»
Прошли многие годы; впечатление страшной казни изгладилось из памяти народной, но долго еще стояли вдоль кремлевского рва те скромные церкви, и приходившие в них молиться могли слышать панихиды за
упокой измученных и избиенных по указу царя и великого князя Иоанна Васильевича Четвертого.
— Когда узнала о казни Дружины Андреича, батюшка; когда получили в монастыре синодик от царя, с именами всех казненных и с указом молиться за их
упокой; накануне того самого дня, как я к ней приехал.
И матушка твоя,
упокой господи душу ее, любила сбитень.
— Боже, помилуй мя, грешного! Помилуй мя, смрадного пса! Помилуй мою скверную голову!
Упокой, господи, души побитых мною безвинно!
— Нет, маменька. Хотел он что-то сказать, да я остановил. Нет, говорю, нечего об распоряжениях разговаривать! Что ты мне, брат, по милости своей, оставишь, я всему буду доволен, а ежели и ничего не оставишь — и даром за
упокой помяну! А как ему, маменька, пожить-то хочется! так хочется! так хочется!
И судья тоже ласковый был,
упокой, Господи…
— Молитвов я не знаю. Я, братец, просто: Господи Исусе, живого — помилуй, мертвого —
упокой, спаси, Господи, от болезни… Ну, еще что-нибудь скажу…
—
Упокой господи! Что ж — вот и я скоро…
— Н-на, ты-таки сбежал от нищей-то братии! — заговорил он, прищурив глаза. Пренебрёг? А Палага — меня не обманешь, нет! — не жилица, — забил её, бес… покойник! Он всё понимал, — как собака, примерно. Редкий он был! Он-то?
Упокой, господи, душу эту! Главное ему, чтобы — баба! Я, брат, старый петух, завёл себе тоже курочку, а он — покажи! Показал. Раз, два и — готово!
Милостыню ей давали обильно и молча, не изъясняя, для какой цели дают, если же кто-нибудь по забывчивости говорил: «Прими Христа ради за
упокой раба…» — Собачья Матка глухо ворчала...
«
Упокой господи светлую душу его с праведниками твоими», — мысленно сказал Кожемякин, перекрестясь, и, взяв тетрадь, снова углубился в свои записи.
— Начали за здравие, свели за
упокой; начали так, что я хотел поцеловать вашу ручку и сказать мужу: «Вот человеческое пониманье жизни», а кончили тем, что его грезы — глубокомыслие; хорошо глубокомыслие — мучиться, когда надобно наслаждаться, и горевать о вещах, которых, может быть, и не будет.
«
Упокоев», которыми соблазнил нас Борис, к нашим услугам, впрочем, не оказалось. Встретившая нас в верхних сенях баба, а затем и сам Петр Иванович Гусев — атлетического роста мужчина с окладистою бородой — ласковым голосом и с честнейшим видом объявил нам, что в «
упокоях» переделываются печи и ночевать там невозможно, но что в зале преотлично и чай кушать и опочивать можно на диванах.
Матушка и моя старая няня, возвращавшаяся с нами из-за границы, высвободившись из-под вороха шуб и меховых одеял, укутывавших наши ноги от пронзительного ветра, шли в «
упокой» пешком, а меня Борис Савельич нес на руках, покинув предварительно свой кушак и шапку в тарантасе. Держась за воротник его волчьей шубы, я мечтал, что я сказочный царевич и еду на сказочном же сером волке.
В большой комнате, которую мы для себя заняли, Борис Савельич тотчас же ориентировал нас к углу, где была тепло, даже жарко натопленная печка. Он усадил меня на лежанку, матушку на диван и беспрестанно прибегал и убегал с разными узлами, делая в это время отрывочные замечания то самому дворнику, то его кухарке, — замечания, состоявшие в том, что не вовремя они взялись переделывать печки в
упокоях, что темно у них в сенях, что вообще он усматривает у них в хозяйстве большие нестроения.