Никита в это время отвязал от тумбы лошадь; они с приемным отцом
уселись в сани и поехали. До их деревни было верст пятнадцать. Лошаденка бойко бежала, взбивая копытами к омья снега, которые на лету рассыпались, обдавая Никиту. А Никита улегся около отца, завернувшись в армяк, и молчал. Старик раза два заговорил с ним, но он не ответил. Он точно застыл и смотрел неподвижно на снег, как будто ища в нем точку, забытую им в комнатах присутствия.
В седьмом часу вечера я, напившись чаю, выехал со станции, которой названия уже не помню, но помню, где-то в Земле Войска Донского, около Новочеркасска. Было уже темно, когда я, закутавшись в шубу и полость, рядом с Алешкой
уселся в сани. За станционным домом казалось тепло и тихо. Хотя снегу не было сверху, над головой не виднелось ни одной звездочки, и небо казалось чрезвычайно низким и черным сравнительно с чистой снежной равниной, расстилавшейся впереди нас.
Неточные совпадения
Сестры, наконец, распрощались, и когда Сусанна Николаевна
уселась с Углаковым
в сани, то пристоявшийся на морозе рысак полетел стремглав. Сусанна Николаевна, очень любившая быструю езду, испытывала живое удовольствие, и выражение ее красивого лица, обрамленного пушистым боа, было веселое и спокойное; но только вдруг ее собеседник почти прошептал...
Усевшись с сестрой
в сани, Сусанна Николаевна проговорила...
И они
уселись с большим трудом
в довольно широкие
сани Углакова. Аграфена Васильевна очень уж много места заняла.
— Вишь, как ловко, — сказал Василий Андреич, любуясь на свою работу, опускаясь
в сани. — Теплее бы вместе, да вдвоем не
усядемся, — сказал он.
В семь часов вечера этого последнего дня его жизни он вышел из своей квартиры, нанял извозчика,
уселся, сгорбившись, на
санях и поехал на другой конец города. Там жил его старый приятель, доктор, который, как он знал, сегодня вместе с женою отправился
в театр. Он знал, что не застанет дома хозяев, и ехал вовсе не для того, чтобы повидаться с ними. Его, наверно, впустят
в кабинет, как близкого знакомого, а это только и было нужно.
В другие
сани уселись другие господа, тоже с цыганками и цыганами.
Григорий Лукьянович насмешливо оглядел эту группу, злобно сверкнув глазами
в сторону Якова Потаповича, и вышел, пропустив впереди себя князя Владимира. Последний тотчас же по выходе на крыльцо был окружен опричниками, связан и положен
в сани,
в которые
уселся и Малюта. Вся эта ватага выехала с княжеского двора, оставив
в полном недоумении собравшуюся поглазеть на царя княжескую дворню.
Незваные гости не знали, как вырваться из западни: надобно было согласиться и на это предложение хозяина, который
в подобных случаях не любил шуток, и постараться во время катания ускользнуть от него подобру-поздорову. Когда ж почти все маски разместились, продолжая свое инкогнито, Артемий Петрович приказал кучерам на двух
санях, при которых на облучках
уселись еще по двое дюжих лакея, чтоб они умчали своих седоков на Волково поле и там их оставили.
Николай Павлович, несколько успокоившись и
усевшись в кресло, рассказал им, что идя к ним, они с Кудриным проходили по Кузнецкому мосту; вдруг у одного из магазинов остановились парные
сани и из них вышла молодая дама, которая и прошла мимо них
в магазин. Эту даму Николай Павлович разглядел очень пристально, так как свет из окон магазина падал прямо на ее лицо и готов прозакладывать голову, что это была не кто иная, как Екатерина Петровна Бахметьева.
Она завернула далеко вверх подбитые заячьим мехом рукава, и все
в хуторе видели, как ведьма, задорно заломив на затылок пестрый очипок,
уселась рядом с Агапом
в сани, запряженные парою крепких Дукачевых коней, и отправилась до попа Еремы
в село Перегуды, до которого было с небольшим восемь верст.