Неточные совпадения
Приехав во Французский
театр, Вронский удалился с полковым командиром в фойе и рассказал ему свой
успех или неуспех.
В этой роли он удачно дебютиривал в Большом
театре, но ушел оттуда, поссорившись с чиновниками, и перешел в провинцию, где пользовался огромным
успехом.
Прямо-таки сцена из пьесы «Воздушный пирог», что с
успехом шла в
Театре Революции. Все — как живые!.. Так же жестикулирует Семен Рак, так же нахальничает подкрашенная танцовщица Рита Керн… Около чувствующего себя неловко директора банка Ильи Коромыслова трется Мирон Зонт, просящий субсидию для своего журнала… А дальше секретари, секретарши, директора, коммерсанты обрыдловы и все те же Семены раки, самодовольные, начинающие жиреть…
Во время войны с Японией огромный
успех в газете имели корреспонденции Вас. И. Немировича-Данченко с
театра военных действий и статьи Краевского из Японии, куда он пробрался во время войны и вернулся обратно в Москву.
В городе-то нет
театра…» Одним словом, фантазия арестантов, особенно после первого
успеха, дошла на праздниках до последней степени, чуть ли не до наград или до уменьшения срока работ, хотя в то же время и сами они почти тотчас же предобродушно принимались смеяться над собой.
Дирекция успокоилась, потому что такой состав сохранял сбор, ожидавшийся на отмененную «Злобу дня», драму Потехина, которая прошла с огромным
успехом год назад в Малом
театре, но почему-то была снята с репертуара. Главную женскую роль тогда в ней играла Ермолова. В провинции «Злоба дня» тоже делала сборы. Но особый
успех она имела потому, что в ней был привлекателен аромат скандала.
С огромным
успехом прошел спектакль, и с той поры эта труппа, все пополняемая новыми учениками, исключительно из рабочих, начала играть по московским окраинным
театрам, на фабриках и заводах. А студия под ее управлением давала все новые и новые силы.
Служу в Воронеже. Прекрасный летний
театр, прекрасная труппа. Особый
успех имеют Далматов и инженю М. И. Свободина-Барышова. Она, разойдясь со своим мужем, известным актером Свободиным-Козиенко, сошлась с Далматовым. Это была чудесная пара, на которую можно любоваться. С этого сезона они прожили неразлучно несколько лет. Их особенно принимала избалованная воронежская публика, а сборов все-таки не было.
Его поставили на афишу: «Певец Петров исполнит „Баркаролу“. Сбор был недурной, виднелся в последний раз кой-кто из „ермоловской“ публики. Гремел при вызовах один бас. Петров имел
успех и, спевши, исчез. Мы его так и не видели. Потом приходил полицмейстер и справлялся, кто такой Петров, но ответа не получил: его не знал никто из нас, кроме Казанцева, но он уехал перед бенефисом Вязовского, передав
театр нам, и мы доигрывали сезон довольно успешно сами.
Впоследствии Селиванов, уже будучи в славе, на московском съезде сценических деятелей в 1886 году произнес с огромным
успехом речь о положении провинциальных актеров. Только из-за этого смелого, по тогдашнему времени, выступления он не был принят в Малый
театр, где ему был уже назначен дебют, кажется, в Чацком Селиванову отказали в дебюте после его речей...
В этот сезон она служила в Ростове-на-Дону, и об ее
успехах писали обе воронежские газеты — «Телеграф» и «Дон», которые вообще отводили много места
театру, перепечатывая известия из газет, благо материал вполне цензурный, весьма читабельный, а главное — бесплатный.
Я познакомился с Татьяной Львовной за кулисами
театра Корша. Она играла гимназиста и была очень хорошеньким мальчиком. В последнем антракте, перед водевилем, подошла ко мне вся сияющая, счастливая
успехом барышня, и я сразу не узнал после гимназического мундира Т. Л. Щепкину-Куперник.
— С трепетом сердца я пришел в
театр, но первое появление на сцене грациозной в своей простоте девушки очаровало зал, встретивший ее восторженными аплодисментами…
Успех был огромный. На другой день все газеты были сплошной похвалой молодой артистке. Положение ее в труппе сразу упрочилось… А там что ни новая роль, то новый
успех.
Как-то после одной из первых репетиций устроился общий завтрак в саду, которым мы чествовали московских гостей и на котором присутствовал завсегдатай
театра, местный адвокат, не раз удачно выступавший в столичных судах, большой поклонник Малого
театра и член Московского артистического кружка. Его речь имела за столом огромный
успех. Он начал так...
Осенью мы с очаровательной хозяйкой едем в один из южных городов; она вступает на сцену в
театр, который совершенно зависит от меня, вступает с полным блеском; я наслаждаюсь и горжусь ее
успехами.
Тяжело, горько было мне это лишение; страдала моя любовь к
театру, страдало мое самолюбие от
успехов моего соперника Дмитриева; но делать было нечего.
Этот перевод, читанный Кокошкиным и самим мною в разных общественных кругах, имел
успех и подкрепил мою небольшую литературную известность, доставленную мне переводом «Филоктета» и Мольеровой комедии «Школа мужей», которая игралась на Петербургском
театре, тоже не без
успеха.
Кто-то из наших общих приятелей успел уже прежде меня побывать у него прямо из
театра, и Писарев встретил меня словами: «Поздравляю тебя с блистательным
успехом.
Хотя я видел Щепкина на сцене в первый раз, но по общему отзыву знал, что это артист первоклассный, и потому я заметил Писареву, что немного странно играть такую ничтожную роль такому славному актеру, как Щепкин; но Писарев с улыбкою мне сказал, что князь Шаховской всем пользуется для придачи блеска и
успеха своим пиесам и что Щепкин, впрочем, очень рад был исполнить желание и удовлетворить маленькой слабости сочинителя, великие заслуги которого русскому
театру он вполне признает и уважает.
Принуждены были объявить, что переводчик болен и его нет в
театре; но переводчик и больной не оставался в этот вечер равнодушным к своему водевилю, нетерпеливо ждал известия, как он прошел, и был очень доволен его
успехом.
Тогда еще пользовалась
успехом на
театре комедия кн.
Он пользовался в это время уже авторской известностью и написал несколько комедий в прозе, которые имели большой
успех на
театре и в Петербурге и в Москве.
Это время можно назвать одним из лучших для Московского
театра: Щепкин, в полной зрелости своего таланта, работая над собою буквально и день и ночь, с каждым днем шел вперед и приводил всех нас в восхищение и изумление своими
успехами.
С каждым днем узнавая короче этого добродушного, горячего до смешного самозабвения и замечательно талантливого человека, я убедился впоследствии, что одну половину обвинений он наговорил и наклепал сам на себя, а другая произошла от недоразумений, зависти и клеветы петербургского театрального мира, оскорбленного, раздраженного нововведениями князя Шаховского: ибо при его управлении много людей, пользовавшихся незаслуженными
успехами на сцене или значительностью своего положения при
театре, теряли и то и другое вследствие новой системы как театральной игры, так и хода дел по репертуарной части.
Вот перед вами молодой человек, очень красивый, ловкий, образованный. Он выезжает в большой свет и имеет там
успех; он ездит в
театры, балы и маскарады; он отлично одевается и обедает; читает книжки и пишет очень грамотно… Сердце его волнуется только ежедневностью светской жизни, но он имеет понятие и о высших вопросах. Он любит потолковать о страстях...
Артист из драматического
театра, большой, давно признанный талант, изящный, умный и скромный человек и отличный чтец, учивший Ольгу Ивановну читать; певец из оперы, добродушный толстяк, со вздохом уверявший Ольгу Ивановну, что она губит себя: если бы она не ленилась и взяла себя в руки, то из нее вышла бы замечательная певица; затем несколько художников и во главе их жанрист, анималист и пейзажист Рябовский, очень красивый белокурый молодой человек, лет двадцати пяти, имевший
успех на выставках и продавший свою последнюю картину за пятьсот рублей; он поправлял Ольге Ивановне ее этюды и говорил, что из нее, быть может, выйдет толк; затем виолончелист, у которого инструмент плакал и который откровенно сознавался, что из всех знакомых ему женщин умеет аккомпанировать одна только Ольга Ивановна; затем литератор, молодой, но уже известный, писавший повести, пьесы и рассказы.
В продолжение этого пятилетия (с 1837 по 1842 год) Загоскин написал комедию в стихах «Недовольные», которая была представлена на Московском
театре без большого
успеха, несмотря на многие комические сцены и на множество прекрасных и сильных стихов.
Эта пиеса — новое доказательство, что прекрасные, легкие и сильные стихи, оправленные часто в диковинные, мастерски прилаженные рифмы, и что даже забавные сцены (если взять их отдельно) не могут дать
успеха комедии на
театре, если в ней нет внутренней связи и единства интереса.
Ободренный
успехом, Загоскин решился написать комедию стихами; с твердостью и, можно сказать, с самоотвержением засел за работу и через несколько месяцев написал довольно большую комедию в стихах, в одном акте, также шестистопными ямбами с рифмами: «Урок холостым, или Наследники», которая в 1822 году, 4 мая, была сыграна на Московском
театре и тогда же напечатана.
В том же 1815 году, вскоре после появления на сцене большой комедии князя Шаховского «Липецкие воды, или Урок кокеткам», которая несмотря на блестящий сценический
успех, нашла много порицателей, Загоскин написал комедию в 3-х действиях «Комедия против комедии, или Урок волокитам», представленную в Петербурге на малом
театре в пользу актера Брянского, 3 ноября 1815 года.
Шаховской был тогда в большой славе, и все его пиесы игрались на
театре с блистательным
успехом; наконец, самое важное обстоятельство — князь Шаховской служил при
театре репертуарным членом, и от него вполне зависели принятие театральных пиес и постановка их на сцену.
Я не знаю этой пиесы: ее играли на
театре с посредственным
успехом, и она никогда не была напечатана; но впоследствии я слышал от князя Шаховского, что он был приятно изумлен, когда между десятками бездарных произведений попалась ему в руки эта небольшая комедия, в которой он заметил много живости и неподдельной веселости.
«Когда я приехал из Москвы в Петербург, — так говорил Шушерин, — по вызову здешней дирекции, для поступления в службу на императорский
театр, мне были назначены три дебюта: „Сын любви“, „Эмилия Галотти“ и „Дидона“, трагедия Княжнина, в которой я с
успехом играл роль Ярба.
Проходя со мною роль Неизвестного в комедии Коцебу «Ненависть к людям и раскаяние», имевшей большой
успех на многих европейских
театрах, Шушерин не был мною доволен и требовал от меня больше простоты и естественности.
Само собою разумеется, что я в разговорах с Лабзиным давно успел высказать ему и мою охоту играть на
театре, и мои
успехи, и мои упражнения в сценическом искусстве под руководством Шушерина.
Самолюбие мое было очень уже обольщено и даже избаловано еще в Казани, где на университетском
театре, посещаемом лучшею публикой, я играл очень много, всегда с блистательным
успехом.
«Быть или не быть благоденствию в России» — это зависело от того, будет или не будет служить становым честный чиновник Фролов: на этой мысли была упас построена целая комедия, не без
успеха игравшаяся на Александрийском
театре.
Чтение было моей страстью с самых детских лет; оно доставило мне много сердечных наслаждений в семье, в кругу друзей, в уединении, много доставило лестных самолюбию
успехов в обществе и на сцене так называемых благородных
театров.
Его руководительство резко отличалось от той системы исполнения, которая добилась у нас такого
успеха в Московском Художественном
театре.
За бенефисный вечер Садовского я нисколько не боялся, предвидел
успех бенефицианта, но не мог предвидеть того, что и на мою долю выпадет прием, лучше которого я не имел в Малом
театре в течение целых сорока лет, хотя некоторые мои вещи ("Старые счеты","Доктор Мошков","С бою","Клеймо") прошли с большим
успехом.
В память моих
успехов в Дерпте, когда я был"первым сюжетом"и режиссером наших студенческих спектаклей (играл Расплюева, Бородкина, городничего, Фамусова), я мог бы претендовать и в Пассаже на более крупные роли. Но я уже не имел достаточно времени и молодого задора, чтобы уходить с головой в театральное любительство. В этом воздухе интереса к сцене мне все-таки дышалось легко и приятно. Это только удваивало мою связь с
театром.
И в жанровом
театре «Gymnase» шла другая пьеса Сарду — «Старые холостяки» с таким же почти, как ныне выражаются, «фурорным»
успехом.
Возвращаясь к театральным сезонам, которые я проводил в Петербурге до моего редакторства, нельзя было не остановиться на авторе"Свадьбы Кречинского"и не напомнить, что он после такого крупного
успеха должен был — не по своей вине — отойти от
театра. Его"Дело"могло быть тогда и напечатано только за границей в полном виде.
Большая статья точно так же заполнена была одним Парижем
театров и озаглавлена"Мир
успеха".
Дьяченко сделался очень быстро самым популярным поставщиком Александрийского
театра, и его пьесы имели больше внешнего
успеха, чем новые вещи Островского, потому что их находили более сценичными.
Мой этюдец я мог бы озаглавить и попроще, но я тогда еще был слишком привязан к позитивному жаргону, почему и выбрал громкий научный термин"Phenomenes". Для меня лично после статьи, написанной в Москве летом 1866 года, — "Мир
успеха", этот этюд представлял собою под ведение некоторых итогов моих экскурсий в разные области
театра и театрального искусства. За плечами были уже полных два и даже три сезона, с ноября 1865 года по май 1868 года.
Автор этой комедии"с направлением", имевшей большой
успех и в Петербурге и в Москве на казенных
театрах (других тогда и не было), приводился потом Вейнбергу свояком, женатым на сестре его жены.
"Иван да Марья"была дана в следующий сезон (как я уже упоминал) в мое отсутствие на Александрийском
театре — и без всякого
успеха.
Его драма «Сильные и слабые» имела большой
успех в Малом
театре.
Другой писал много для
театра, иногда с средним
успехом, иногда неудачно.