Неточные совпадения
Кутузов зашипел, грозя ему пальцем, потому что Спивак начал играть Моцарта. Осторожно подошел Туробоев и присел на ручку дивана, улыбнувшись Климу. Вблизи он казался старше своего возраста, странно белая
кожа его лица как бы припудрена, под глазами синеватые тени, углы рта
устало опущены. Когда Спивак кончил играть, Туробоев сказал...
Самгин помнил его лицо круглым, освещенным здоровым румянцем, теперь оно вытянулось, нижняя челюсть как будто стала тяжелей, нос — больше,
кожа обветрела, побурела, а глаза, прежде спокойно внимательные, теперь освещались
усталой, небрежной и иронической улыбкой.
Он примерил массу вещей: мундир, сюртук, домашнюю тужурку, два кителя из чертовой
кожи, брюки бальные и брюки походные. Он с удовольствием созерцал себя, многократного, в погонах и эполетах, а старик портной не
уставал вслух восхищаться стройностью его фигуры и мужественностью осанки.
Стебли трав щёлкали по голенищам сапог, за брюки цеплялся крыжовник, душно пахло укропом, а по ту сторону забора кудахтала курица, заглушая сухой треск скучных слов, Кожемякину было приятно, что курица мешает слышать и понимать эти слова, судя по голосу, обидные. Он шагал сбоку женщины, посматривая на её красное, с облупившейся
кожей, обожжённое солнцем ухо, и, отдуваясь
устало, думал: «Тебе бы попом-то быть!»
Но он слишком
устал, было холодно, этот холод пронизывал
кожу сотнями тонких игол, вызывая в теле дрожь.
Он
устал сильно, скинул шинель, поставил рассеянно принесенный портрет между двух небольших холстов и бросился на узкий диванчик, о котором нельзя было сказать, что он обтянут
кожею, потому что ряд медных гвоздиков, когда-то прикреплявших ее, давно уже остался сам по себе, а
кожа осталась тоже сверху сама по себе, так что Никита засовывал под нее черные чулки, рубашки и всё немытое белье.