Неточные совпадения
В самом углу залива находится русское селение, называвшееся ранее постом Ольги. Первой постройкой, которая
появилась здесь в 1854 году, была матросская казарма. В 1878 году сюда приехали лесничий и фельдшер, а до того времени местный пристав исполнял их обязанности: он был и
учителем, и врачом, чинил суд и расправу.
В дверях
появляется Дитяткевич. Он слышал смех и беспокойно оглядывает нас из-за дверей, но пятна ему не видно. Это интересно. Едва он отходит, как несколько комков летят вдогонку за первым, и скоро плеяда серых звезд располагается над креслом
учителя.
В голосе Лотоцкого
появились какие-то особенные прыгающие нотки. Он начал скандовать, видимо наслаждаясь певучестью ритма. При дательном падеже к голосу
учителя тихо, вкрадчиво, одобрительно присоединилось певучее рокотание всего класса.
Но почти вместе с звонком дверь класса отворилась, и на пороге
появился незнакомый
учитель.
Было и еще два — три молодых
учителя, которых я не знал. Чувствовалось, что в гимназии
появилась группа новых людей, и общий тон поднялся. Кое-кто из лучших, прежних, чувствовавших себя одинокими, теперь ожили, и до нас долетали отголоски споров и разногласий в совете. В том общем хоре, где до сих пор над голосами среднего тембра и регистра господствовали резкие фальцеты автоматов и маниаков, стала заметна новая нотка…
Одним из первых
появился Владимир Васильевич Игнатович —
учитель химии.
Кажется, я был в пятом классе, когда у нас
появилось сразу несколько новых молодых
учителей, проходивших курс гимназии в попечительство Пирогова и только что вышедших из университета.
Но в подписях Матвея Васильича вскоре произошла перемена: на тетрадках наших с Андрюшей
появились одни и те же слова, у обоих или «не худо», или «изрядно», или «хорошо», и я понял, что отец мой, верно, что-нибудь говорил нашему
учителю; но обращался Матвей Васильич всегда лучше со мной, чем с Андрюшей.
Когда управа приступила к открытию училищ, дело осложнилось еще более. В среде
учителей и учительниц уже сплошь
появлялись нераскаянные сердца, которые, в высшей мере, озабочивали администрацию. Приглашения следовали за приглашениями, исчезновения за исчезновениями. По-видимому, программа была начертана заранее и приводилась в исполнение неукоснительно.
Но зачем, как, с какого повода
появляется здесь бежавший храма
учитель?
Гости просвирни только ахнули и не утерпели, чтобы не посмотреть, чем окончится эта демонстрация. Выйдя вслед за Варнавой на тихую улицу, они увидали, что
учитель подвигался тихо, вразвал, и нес свою ношу осторожно, как будто это была не доска, укладенная иссохшими костями, а драгоценный и хрупкий сосуд взрезь с краями полный еще более многоценною жидкостью; но сзади их вдруг послышался тихий, прерываемый одышкой плач, и за спинами у них
появилась облитая слезами просвирня.
— Воротитесь… Мы должны… —
появился учитель у окна. Он высунулся до половины на улицу, держась одной рукой за косяк, а другой сильно жестикулируя.
Во все время [жалкой] бесцветности пятидесятых годов г. Плещеев не
появлялся в печати и таким образом спасся от необходимости бежать с своими героями на необитаемый остров и остался в действительном мире мелких чиновников,
учителей, художников, небольших помещиков, полусветских барынь и барышень и т. п.
Ровно в восемь часов мы выстроились в длинном классном коридоре. Прошло несколько минут томительного ожидания — и вот на горизонте, то есть у дверей библиотеки, в конце коридора,
появилась maman в эффектном темно-голубом платье, красивая, величественная, снисходительно улыбающаяся, в сопровождении опекунов, попечителей,
учителей и целой толпы приглашенных.
Но вот
появилась начальница, за ней
учитель географии, другой
учитель, инспектриса, прочли молитву, и экзамен начался.
— Не сердитесь, пожалуйста! — произнесла она, обращаясь к
учителю своим лениво-спокойным голосом, в то время как на рыхлом, широком лице её
появилась невыразимо глупая улыбка. — Не сердитесь, пожалуйста, господин
учитель, мы не виноваты. В классе
появился баран, это он, a не мы.
Наконец явился Суворов, в мундире, в орденах. Хозяйка представила ему обоих женихов. Граф подал им руки, но при первом взгляде на
учителя сделал гримасу, и на лице его
появилась насмешливая улыбка.
В таком страшном состоянии душевной и телесной борьбы, дошедшей до своего апогея, выехала она со своим двоюродным братом из Москвы, куда приехала по вызову Зинаиды Павловны, в Шестово, в то лето, когда в нем, в качестве
учителя князя Владимира, должен был
появиться Николай Леопольдович Гиршфельд.