Неточные совпадения
Французские романсы вам поют
И верхние выводят нотки,
К
военным людям так и льнут,
А потому, что патриотки.
Народу было пропасть, и в кавалерах не было недостатка; штатские более теснились вдоль стен, но
военные танцевали усердно, особенно один из них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился разным залихватским восклицаньям вроде: «Zut», «Ah fichtrrre», «Pst, pst, mon bibi» [«Зют», «Черт возьми», «Пст, пст, моя крошка» (фр.).] и т.п. Он произносил их в совершенстве, с настоящим парижским шиком,и в то же время говорил «si j’aurais» вместо «si j’avais», [Неправильное употребление условного наклонения вместо прошедшего: «если б я имел» (фр.).] «absolument» [Безусловно (фр.).] в смысле: «непременно», словом, выражался на том великорусско-французском наречии, над которым так смеются французы, когда они не имеют нужды уверять нашу братью, что мы говорим на их языке, как ангелы, «comme des anges».
В этой неизвестности о войне пришли мы и в Манилу и застали там на рейде
военный французский пароход. Ни мы, ни французы не знали, как нам держать себя друг с другом, и визитами мы не менялись, как это всегда делается в обыкновенное время. Пробыв там недели три, мы ушли, но перед уходом узнали, что там ожидали английскую эскадру.
Так как мы могли встретить ее или
французские суда в море, — и, может быть, уже с известиями об открытии
военных действий, — то у нас готовились к этой встрече и приводили фрегат в боевое положение. Капитан поговаривал о том, что в случае одоления превосходными неприятельскими силами необходимо-де поджечь пороховую камеру и взорваться.
Отца моего повезли на фельдъегерских по тогдашнему фашиннику. Нам Иловайский достал какую-то старую колымагу и отправил до ближнего города с партией
французских пленников, под прикрытием казаков; он снабдил деньгами на прогоны до Ярославля и вообще сделал все, что мог, в суете и тревоге
военного времени.
Офицер с аксельбантом, который привел меня, обратился ко мне на
французском языке, говоря, что он désolé d'être dans la necessité [огорчен необходимостью (фр.).] шарить в моих карманах, но что
военная служба, обязанность, повиновение…
— Ах, сделай милость, не было! — воскликнул генерал. — Как этих негодяев-блузников Каваньяк [Кавеньяк Луи Эжен (1802—1857) —
французский реакционный политический деятель, генерал. В дни июньского восстания 1848 года возглавил
военную диктатуру и использовал ее для беспощадного разгрома парижского пролетариата.] расстреливал, так только животы у них летели по сторонам…
Но, главное, он указал новый исход для
французского шовинизма, выяснив, что, кроме
военной славы, есть еще слава экономического и финансового превосходства, которым можно хвастаться столь же резонно, как и
военными победами, и притом с меньшею опасностью.
Но я не могу скрыть от вас, Захар Иваныч, что территория, о которой я говорю, нередко изменяет свои очертания, отчасти вследствие
военных удач или неудач, отчасти же вследствие дипломатических договоров и конвенций Так, до 1871 года, Страсбург был
французским отечеством, ныне же, вследствие парижского договора, он сделался немецким отечеством.
Все у него ладно, во всех научных дисциплинах хорошие отметки: по тактике,
военной администрации, артиллерии, химии,
военной истории, высшей математике, теоретической топографии, по
военному правоведению, по
французскому и немецкому языкам, по знанию
военных уставов и по гимнастике.
Дамочки, гражданского и
военного ведомств вперемежку, сидели в первом ряду и весело переговаривались между собой на
французском диалекте.
Это Келлер, только что переведенный в наказание сюда из
военной гимназии, единственный, который знал
французский язык во всей прогимназии, собрал маленькую группу учеников и в свободное время обучал их по-французски, конечно, без ведома начальства.
Напротив, положение
французской армии было вовсе не завидное: превращенная в пепел Москва не доставляла давно уже никакого продовольствия, и, несмотря на все
военные предосторожности, целые партии фуражиров пропадали без вести; с каждым днем возрастала народная ненависть к французам.
В тысяче политических книжонок наперерыв доказывали, что мы никогда не были победителями, что за нас дрался холод, что французы нас всегда били, и благодаря нашему смирению и русскому обычаю — верить всему печатному, а особливо на
французском языке — эти письменные ополчение против нашей
военной славы начинали уже понемножку находить отголоски в гостиных комнатах большого света.
В самое то время, как Москва беззаботно собиралась в театр, чтоб посмотреть на старого славного артиста,
военная гроза, давно скоплявшаяся над Россиею, быстро и прямо понеслась на нее; уже знали прокламацию Наполеона, в которой он объявлял, что через несколько месяцев обе северные столицы увидят в стенах своих победителя света; знали, что победоносная
французская армия, вместе с силами целой Европы, идет на нас под предводительством великого, первого полководца своего времени; знали, что неприятель скоро должен переправиться через Неман (он переправился 12 июня) — все это знали и нисколько не беспокоились.
Мужчина у нас не просто мужчина, а
военный или статский; он с двадцати лет не принадлежит себе, он занят делом:
военный — ученьями, статский — протоколами, выписками, а жены в это время, если не ударятся исключительно в соленье и варенье, читают
французские романы.
Благодаря любезному разрешению адмирала Бонара побывать внутри страны и видеть все, что хочет, Ашанин вскоре отправился в Барию, один из больших городов Кохинхины, завоеванной французами. Почти все анамитские города и селения стоят на реках, и потому сообщение очень удобное. Ежедневно в 8 часов утра из Сайгона отправляются в разные
французские посты и города, где находятся гарнизоны,
военные канонерские лодки, неглубоко сидящие в воде, доставляют туда провизию, почту и перевозят людей.
Под Мец я попал тотчас после сдачи крепости и видел, до какой степени немцы были хорошо приготовлены к войне, как у них все было пропитано духом дисциплины, как их
военное хозяйство велось образцово. Все это я подтверждал, но не мог не жалеть Франции, где ненавистный всем нам режим Второй империи уже пал и теперь на заклание была обречена пруссакам не империя, а
Французская демократическая республика. Этого забывать нельзя!
Все они могли иметь честные идеи, изящные вкусы, здравые понятия, симпатичные стремления; но они все были продукты старого быта, с привычкой мужчин их эпохи-и помещиков, и
военных, и сановников, и чиновников, и артистов, и даже профессоров — к «скоромным» речам. У
французских писателей до сих пор — как только дойдут до десерта и ликеров — сейчас начнутся разговоры о женщинах и пойдут эротические и прямо «похабные» словца и анекдоты.
Я, конечно, согласился. И это был действительно Гамбетта — легендарный герой освободительного движения, что-то вроде
французского Гарибальди, тем более что он попал даже в
военные министры во время своего турского"сидения". О знакомстве с Гамбеттой (оно продолжалось до 80-х годов) я поговорю дальше; а теперь доскажу о моих драматических экскурсиях.
До сих пор он держался «
военной линии» и рассказывал о себе по секрету, что он через какое-то особенное дело стал вроде
французской «Железной маски» или византийского «Вылезария», а после истории с «Талькой» он начал набожно вздыхать, креститься и полушепотом спрашивать: «Позвольте узнать, что нынче в газетах стоит про отца Иоанна и где посещает теперь протосвятитель армии — Флотов?»
Но этим самым я отдавался добровольно в руки
французского правосудия, не только по этому нарушению
военного закона, но также и по другим преступлениям, вытекающим из моего проживательства под чужим именем, как, например, подписи разных актов и долговых обязательств, что могло быть легко подведено под преступление «подлога» и, кроме того, изменить данной моему отцу клятве.
По залу взад и вперед бродили ростовщики, как мужчины, так и женщины; тут были молодые франты и грязные старики с трясущимися головами, салопницы, отставные
военные, дебелые женщины с пальцами, унизанными бриллиантовыми перстнями, евреи с пейсами и евреи без пейсов, с запахом лука и чеснока и с запасом самых тонких
французских духов; тут был и он сам, глава всех ростовщиков, ростовщическое светило, г. Карпович.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа
военных и слышался
французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова, с его белою с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Подле француженки вам представится расстегнутый офицер, закусывающий водку, статский, читающий газету, и чьи-нибудь
военные или статские ноги, лежащие на бархатном стуле, и послышатся
французский говор и более или менее искренний громкий хохот.
На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал-адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым
французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не
военный человек — граф Штейн, и наконец сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvrière [основою] всего дела.