Неточные совпадения
Г-жа Простакова. А ты разве девка, собачья ты дочь? Разве у меня в доме, кроме твоей скверной
хари, и служанок нет? Палашка где?
Г-жа Простакова (Тришке). А ты, скот, подойди поближе. Не говорила ль я тебе, воровская
харя, чтоб ты кафтан пустил шире. Дитя, первое, растет; другое, дитя и без узкого кафтана деликатного сложения. Скажи, болван, чем ты оправдаешься?
Г-жа Простакова (дрожа). Ну… а ты, бестия, остолбенела, а ты не впилась братцу в
харю, а ты не раздернула ему рыла по уши…
Мне досадно, что все эти глупые, зверские
хари обступят меня сейчас, будут пялить прямо на меня свои буркалы, задавать мне свои глупые вопросы, на которые надобно отвечать, — будут указывать пальцами…
— Кажись, и генеральские дочки, а носы все курносые! — перебил вдруг подошедший мужик, навеселе, в армяке нараспашку и с хитро смеющеюся
харей. — Вишь, веселье!
— К черту! — крикнул он и, садясь в санки, пробормотал: — Терпеть не могу нищих. Бородавки на
харе жизни. А она и без них — урод. Верно?
— Куда, черт? Куда,
харя?
— Смирно-о! Эй, ты, рябой, — подбери брюхо! Что ты — беременная баба? Носки, носки, черт вас возьми! Сказано: пятки — вместе, носки — врозь.
Харя чертова — как ты стоишь? Чего у тебя плечо плеча выше? Эх вы, обормоты, дураково племя. Смирно-о! Равнение налево, шагом… Куда тебя черти двигают, свинья тамбовская, куда? Смирно-о! Равнение направо, ша-агом… арш! Ать — два, ать — два, левой, левой… Стой! Ну — черти не нашего бога, ну что мне с вами делать, а?
— Замерзла, пьяная
харя, духгак! Как собака замерзнешь, вставай! Вставай!
Вскочила это она, кричит благим матом, дрожит: „Пустите, пустите!“ Бросилась к дверям, двери держат, она вопит; тут подскочила давешняя, что приходила к нам, ударила мою Олю два раза в щеку и вытолкнула в дверь: „Не стоишь, говорит, ты, шкура, в благородном доме быть!“ А другая кричит ей на лестницу: „Ты сама к нам приходила проситься, благо есть нечего, а мы на такую
харю и глядеть-то не стали!“ Всю ночь эту она в лихорадке пролежала, бредила, а наутро глаза сверкают у ней, встанет, ходит: „В суд, говорит, на нее, в суд!“ Я молчу: ну что, думаю, тут в суде возьмешь, чем докажешь?
— Что ты глядишь на меня? Какие твои глаза? Твои глаза глядят на меня и говорят мне: «Пьяная ты
харя». Подозрительные твои глаза, презрительные твои глаза… Ты себе на уме приехал. Вот Алешка смотрит, и глаза его сияют. Не презирает меня Алеша. Алексей, не люби Ивана…
— Да, жаль, что не отколотил тебя по мордасам, — горько усмехнулся он. — В часть тогда тебя тащить нельзя было: кто ж бы мне поверил и на что я мог указать, ну а по мордасам… ух, жаль не догадался; хоть и запрещены мордасы, а сделал бы я из твоей
хари кашу.
И не мог не подраться, вся
харя в крови.
Вдруг один здешний парень, Вишняков, он теперь у Плотниковых рассыльным служит, смотрит на меня да и говорит: «Ты чего на гусей глядишь?» Я смотрю на него: глупая, круглая
харя, парню двадцать лет, я, знаете, никогда не отвергаю народа.
— Как вы думаете, что ему скажет доктор? — скороговоркой проговорил Коля, — какая отвратительная, однако же,
харя, не правда ли? Терпеть не могу медицину!
— Помилуй, пан голова! — закричали некоторые, кланяясь в ноги. — Увидел бы ты, какие
хари: убей бог нас, и родились и крестились — не видали таких мерзких рож. Долго ли до греха, пан голова, перепугают доброго человека так, что после ни одна баба не возьмется вылить переполоху.
Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И чудится деду, что из-за нее мигает какая-то
харя: у! у! нос — как мех в кузнице; ноздри — хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит!
— Куды тебе хороша! Стара як бис.
Харя вся в морщинах, будто выпорожненный кошелек. — И низенькое строение винокура расшаталось снова от громкого смеха.
Начнут, бывало, наряжаться в
хари — боже ты мой, на человека не похожи!
— Он, ваше благородие, цигаркой ей в
харю для смеха, а она — не будь дура и тяпни… Вздорный человек, ваше благородие!
— Прошлялся я по фабрикам пять лет, отвык от деревни, вот! Пришел туда, поглядел, вижу — не могу я так жить! Понимаешь? Не могу! Вы тут живете — вы обид таких не видите. А там — голод за человеком тенью ползет и нет надежды на хлеб, нету! Голод души сожрал, лики человеческие стер, не живут люди, гниют в неизбывной нужде… И кругом, как воронье, начальство сторожит — нет ли лишнего куска у тебя? Увидит, вырвет, в
харю тебе даст…
А харя-то какая, если б вы знали! точно вот у моего Прошки, словно антихрист на ней с сотворения мира престол имел!
— Ах ты, пьяная
харя! Сам образа обдирает, да еще бога проповедует!
— А я тебе вот что, пьяная ты
харя, скажу, — перебивает потерявший терпение Степка. — Слушай да всякое мое слово считай: вот тебе свет пополам; тебе полсвета и мне полсвета. Иди и не встречайся ты больше мне. Надоел!
Немка — ах! — да как хлобыснет его по
харе, он — опрокинулся через скамью, а она его, в морду-то, башмаком да каблуком!
— А того ради и учу. Откуда баре, холеные
хари? Всё из нас, из черноты земной, а откуда еще-то? Чем больше науки, тем длинней руки, больше возьмут; а кем больше взято, у того дело и свято… Бог посылает нас сюда глупыми детьми, а назад требует умными стариками, значит — надо учиться!
— Выпялился козел, бесстыжая
харя! — ворчит мать Людмилы. Тонкая и высокая, с длинным, нечистым лицом, с коротко остриженными — после тифа — волосами, она была похожа на изработанную метлу.
— Ты что позволяешь смеяться над собой, лыковая
харя? Бей кацапа в морду!
Я было хотел одного задержать да побоялся, что
харю измажут, да и на мне новое пальто было.
— Врешь, какой у меня пятачок, у меня человечья
харя, — бормотал он.
— А ты зареви! Ишь, сморщил харю-то!
— Так бы всех — по
харям! Погоди, вырасту я…
Я разумею высокое, прекрасное, возвышенное, а не какую-нибудь красную
харю?
— Ах ты беззубая! Ну с твоей ли
харей прятаться от молодцов? — сказал Нагиба, ударив кулаком Григорьевну. — Вон отсюда, старая чертовка! А ты, рыжая борода, ступай с нами да выпроводи нас на большую дорогу.
В первое время Костя не нравился Юлии Сергеевне; его бас, его словечки вроде выставил, заехал в
харю, мразь, изобрази самоварчик, его привычка чокаться и причитывать за рюмкой казались ей тривиальными.
— А знаешь, хлопче, что я тебе скажу?.. Он, конечно, лесной хозяин — мерзенная тварюка, это правда. Крещеному человеку обидно увидать такую некрасивую
харю. Ну, только надо о нем правду сказать: он зла не делает… Пошутить с человеком пошутит, а чтоб лихо делать, этого не бывает.
— Сволочи! Ребёнка убивают, а вам — комедия! Разобью
хари всем!
— Ну, немецкая
харя! — продолжал гренадер, — понял ли ты теперь, что значит французской солдат?
Минуты через три дверь во внутренние комнаты стала понемногу растворяться, и к нам заглянула новая
харя, под пару прежней, только без усов и в спальном женском чепце.
— Ах ты,
харя! ах ты, осиновый кол!
А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в
харю тыкать.
Пришел к Марье кум Захарий,
Кулаком Марью по
харе…
— Тише! Убью ведь! Ну, тише!.. Эка дурак, черт тебя возьми!.. Чего ты испугался? Ну?
Харя!.. Фонарь — только и всего. Тише веслами!.. Кислый черт!.. За контрабандой это следят. Нас не заденут — далеко отплыли они. Не бойся, не заденут. Теперь мы… — Челкаш торжествующе оглянулся кругом. — Кончено, выплыли!.. Фу-у!.. Н-ну, счастлив ты, дубина стоеросовая!..
— Это зачем ты воспротивился? — опять обратилась бабушка к генералу. ( — А ты, батюшка, ступай, придешь, когда позовут, — обратилась она тоже и к обер-кельнеру, — нечего разиня-то рот стоять. Терпеть не могу эту
харю нюрнбергскую!) — Тот откланялся и вышел, конечно не поняв комплимента бабушки.
Портрет на стене разрывается, и из него высовывается дю Круази — пьяная
харя с красным носом, в докторских очках и колпаке.
— Полно тебе, старая
харя, — возразил, смеясь, Никита Федорыч, — меня, брат, не проведешь; да ну, принес, что ли, деньги-то?..
Кричит: „Это вот тебе будет мать, коли я того захочу!“ Так верите ли, чего уж девка, а и та ему плюнула в
харю.
— Сашка! Погубил ты меня… помни! Будь проклят, рыжий черт! Не видать бы тебе ни часу света божьего. Надеялась я… Насмеялся ты, злодей, надо мной… ладно! Сочтемся! Спрятался! Стыдно,
харя поганая… Саша… голубчик.
— Ну да. Он, когда пьет, привозит ко мне то одну, то другую и кричит, как сумасшедший: «Бей ее по
харе!» Молоденькую я не трогала, ее — жалко, она всегда дрожит; а ту, барыню, один раз ударила, тоже пьяная была и — ударила ее. Я ее — не люблю. А потом стало мне нехорошо, так я ему рожу поцарапала…