— И вы это знаете сами. Я хитрил много раз… вы улыбнулись, очень рад улыбке, как предлогу для разъяснения; я ведь нарочно вызвал улыбку
хвастливым словом «хитрил», для того чтобы вы тотчас же и рассердились: как это я смел подумать, что могу хитрить, а мне чтобы сейчас же объясниться. Видите, видите, как я стал теперь откровенен! Ну-с, угодно вам выслушать?
Неточные совпадения
«Я — хочу оправдать ее?» — спрашивал он себя. Но тотчас же пред ним являлось плоское лицо Дронова, его
хвастливые улыбочки, бесстыдные
слова его рассказов о Маргарите.
— Что же, они точно смелые, их благородие ужасно какие смелые! — сказал барабанщик не громко, но так, что слышно было, обращаясь к другому солдату, как будто оправдываясь перед ним в
словах ротного командира и убеждая его, что в них ничего нет
хвастливого и неправдоподобного.
Мне было приятно, что иссяк его
хвастливый, жирный голос, выползли из пекарни наглые
слова.
Ему невольно приходило в грустную минуту сравнение самого себя с тем
хвастливым учеником колдуна, который, украв
слово учителя, приказал метле носить воду и захлебнулся в ней, забыв, как сказать: «перестань».
Бойкий и
хвастливый лакей, камердинер молодого Солобуева, сейчас смекнул, с кем имеет дело, закидал
словами наших деревенских стариков и умел напустить им такой пыли в глаза рассказами о разных привычках и привередах своих богатых господ, что Болдухины перетрусились и не знали, как принять, где поместить и как угостить хотя не знатных, но страшным богатством избалованных и изнеженных посетителей; на вопрос же Варвары Михайловны, отчего так поздно приехали Солобуевы, камердинер отвечал: «Все изволили сбираться и до последнего дня не решались, ехать или нет-с.
Володе эти
слова показались и несколько ходульными, и несколько
хвастливыми, и он невольно вспомнил, что и русские солдаты переносили, и не раз, тяжкие лишения не менее геройски. Словно бы спохватившись, что говорит ненужные вещи, да еще перед юношей, адмирал оборвал свою речь и спросил...
Самая
хвастливая и наглая ложь лилась у него рекою и приводила меня в такое смущение, что я молчал и не перебил его ни одним
словом даже тогда, когда он, истощив поток своего красноречия насчет своих превосходств, вдруг перешел к исчислению моих пороков, которые, по его
словам, парализировали его влияние и часто мешали мне усвоить ту безмерную пользу, какую могли мне преподать его советы.
— Поповна! Все поповны
хвастливые! — ввернула свое
слово беленькая немочка Вульф, поводя пухлыми плечами.
— Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… — сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его
словах хвастливый патриотизм.