Неточные совпадения
— Я женат единственно по своей глупости и по хитрости женской, — сказал он с ударением. — Я, как вам докладывал, едва не умер, и меня бы, вероятно, отправили
в госпиталь; но тут явилась на помощь мне одна благодетельная особа,
в доме которой жила ваша матушка. Особа эта начала
ходить за мной, я не говорю уж, как сестра или мать, но как сиделка, как служанка самая усердная. Согласитесь, что я должен был оценить это.
В одном из таких
госпиталей,
в белой, чистой, просторной горнице лежит Милица. Ее осунувшееся за долгие мучительные дни болезни личико кажется неживым. Синие тени легли под глазами… Кожа пожелтела и потрескалась от жара. Она по большей части находится
в забытьи. Мимо ее койки медленно, чуть слышно
проходят сестрицы. Иногда задерживаются, смотрят
в лицо, ставят термометр, измеряющий температуру, перебинтовывают рану, впрыскивают больной под кожу морфий…
Терентьев давал Теркину книжки, видя, что он впадает
в уныние, по целым дням лежит или
ходит молча.
В госпитале домашняя аптечка помещалась рядом,
в проходной комнате.
Охваченный всеми этими ощущениями от сцены, оркестра, залы, я нет-нет да и вспоминаю, что ведь злосчастная война не кончена,
прошло каких-нибудь два-три месяца со взятия Севастополя, что там десятки тысяч мертвецов гниют
в общих ямах и тысячи раненых томятся
в госпиталях. А кругом ни малейшего признака национального горя и траура! Все разряжено, все ликует, упивается сладкозвучным пением, болтает, охорашивается, глазеет и грызет конфеты.
И он умер от своей раны
в римском
госпитале,
сойдя в могилу с какой-то тенью подозрений, от которых его приятель Н.С.Лесков защищал его
в особой брошюре, вышедшей вскоре после его кончины.
Аристократию составляли захудалое армейское офицерство и студенты-медики пятого курса, которым надо было
ходить в клиники военного
госпиталя. Эти были менее всех искательны насчет покровительства и протекции, но Кесарь Степанович, впрочем, и им иногда сулил свои услуги.
Держа руку на черной перевязи, он
ходил в гости к нам,
в султановский
госпиталь,
в земский отряд, с месяц назад основавшийся тоже
в нашей деревне.
Солдаты видели постоянно пирующих
в их
госпитале генералов и понимали, как бессмысленно ждать от них заступничества. И
ходили они, — угрюмые, молчаливые, вечно какие-то взъерошенные, и на них было тяжело смотреть.
И опять
прошел день, и другой, и третий. Бой продолжался, а мы все стояли неразвернутыми. Что же это, наконец, забыли о нас, что ли? Но нет. На станции Угольной, на разъездах, — везде стояли полевые
госпитали и тоже не развертывались. Врачи зевали, изнывали от скуки, играли
в винт…
— Вчера мне Давыдов говорит: «Вы слышали про
госпитали, которые сменили нас
в Мукдене? За время боя через них
прошло десять тысяч раненых. Если бы нас тогда оставили
в Мукдене, мы с вами были бы теперь богатыми людьми…» Я ему говорю: да-а, мы с вами…
Лежат
в госпитале раненые офицеры, они
прошли страду целого ряда боев.
Но у него, оказалось, была сломана нога ещё до поступления
в военную службу — тяжесть похода не
прошла ему даром, произошло воспаление надкостницы, и он должен был сперва лечь
в передвижной
госпиталь, а затем уехать
в Петербург лечиться.
На другой день штабс-капитан Бородулин заявился
в госпиталь, сел на койку к фельдфебелю, а у того уже колбасная начинка наскрозь
прошла, — лежит, мух на потолке мысленно
в две шеренги строит, ничего понять не может. Привскочил было с койки, ан ротный его придержал...
Офицеры называли его «Сумасшедшим люнетом», потому что, продежурив
в нем сутки, два офицера
сошли с ума и прямо с позиции были отправлены
в госпиталь; солдаты прозвали люнет «Мышеловкой».
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался
госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат
ходили и сидели на дворе на солнушке.