Неточные совпадения
Вот этот-то народный
праздник, к которому крестьяне привыкли веками, переставил было губернатор, желая им потешить наследника, который должен был приехать 19 мая; что за беда, кажется, если Николай-гость тремя днями раньше придет к
хозяину? На это надобно было согласие архиерея; по счастию, архиерей был человек сговорчивый и не нашел ничего возразить против губернаторского намерения отпраздновать 23 мая 19-го.
Хозяев и домочадцев я заставал дома; все ничего не делали, хотя никакого
праздника не было, и, казалось бы, в горячую августовскую пору все, от мала до велика, могли бы найти себе работу в поле или на Тыми, где уже шла периодическая рыба.
Когда речь дошла до
хозяина, то мать вмешалась в наш разговор и сказала, что он человек добрый, недальний, необразованный и в то же время самый тщеславный, что он, увидев в Москве и Петербурге, как живут роскошно и пышно знатные богачи, захотел и сам так же жить, а как устроить ничего не умел, то и нанял себе разных мастеров, немцев и французов, но, увидя, что дело не ладится, приискал какого-то промотавшегося господина, чуть ли не князя, для того чтобы он завел в его Никольском все на барскую ногу; что Дурасов очень богат и не щадит денег на свои затеи; что несколько раз в год он дает такие
праздники, на которые съезжается к нему вся губерния.
Не менее мудро поступает он и с гостями во время пирований, которые приходятся на большие
праздники, как рождество, пасха или престольные, и на такие семейные торжества, как свадьба, крестины, именины хозяйки и
хозяина. Он прямо подносит приходящему гостю большой стакан водки, чтобы он сразу захмелел.
Незадолго перед
праздниками у меня страшно вспухли веки и совсем закрылись глаза,
хозяева испугались, что я ослепну, да и сам я испугался.
По
праздникам, от обеда до девяти часов, я уходил гулять, а вечером сидел в трактире на Ямской улице;
хозяин трактира, толстый и всегда потный человек, страшно любил пение, это знали певчие почти всех церковных хоров и собирались у него; он угощал их за песни водкой, пивом, чаем.
Через несколько дней после этого был какой-то
праздник, торговали до полудня, обедали дома, и, когда
хозяева после обеда легли спать, Саша таинственно сказал мне...
По
праздникам, когда
хозяева уходили в собор к поздней обедне, я приходил к ней утром; она звала меня в спальню к себе, я садился на маленькое, обитое золотистым шелком кресло, девочка влезала мне на колени, я рассказывал матери о прочитанных книгах.
В храмовые
праздники церковный причет обходит обыкновенно все домы своего селения; не зайти в какую-нибудь избу — значит обидеть
хозяина; зайти и не поесть — обидеть хозяйку; а чтоб не обидеть ни того, ни другого, иному церковному старосте или дьячку придется раз двадцать сряду пообедать.
Каждый
праздник служащие обязаны были ходить к ранней обедне и становиться в церкви так, чтобы их всех видел
хозяин.
По субботам и перед
праздниками хозяин уезжал из лавки ко всенощной, а к приказчику приходила его жена или сестра, и он отправлял с ними домой кулёк рыбы, икры, консервов.
Иногда в
праздник хозяин запирал лавку и водил Евсея по городу. Ходили долго, медленно, старик указывал дома богатых и знатных людей, говорил о их жизни, в его рассказах было много цифр, женщин, убежавших от мужей, покойников и похорон. Толковал он об этом торжественно, сухо и всё порицал. Только рассказывая — кто, от чего и как умер, старик оживлялся и говорил так, точно дела смерти были самые мудрые и интересные дела на земле.
Хозяин и кучер были похожи. И тот и другой ничего не боялись и никого не любили кроме себя, и за это все любили их. Феофан ходил в красной рубахе и плисовых штанах и поддевке. Я любил, когда он, бывало, в
праздник, напомаженный, в поддевке, зайдет в конюшню и крикнет: «Ну, животина, забыла!» и толконет рукояткой вилок меня по ляжке, но никогда не больно, а только для шутки. Я тотчас же понимал шутку и, прикладывая ухо, щелкал зубами.
Колупаев, Осьмушников и Прохоров давно так бойко не торговали; батюшка ходил по избам, поздравлял
хозяев с
праздником и собирал крутые яйца; даже в мое уединение доносились клики ликования, хотя, по случаю
праздников, Монрепо было пустыннее, нежели в обыкновенные дни.
Митя. Да я у
хозяина отпросился на
праздники, а уж надо так полагать, что я там вовсе останусь.
— Гляди… Это ли не
праздник и не рай? Торжественно вздымаются горы к солнцу и восходят леса на вершины гор; малая былинка из-под ног твоих окрылённо возносится к свету жизни, и всё поёт псалмы радости, а ты, человек, ты —
хозяин земли, чего угрюм сидишь?
Крутицкий. Кто хозяин-то, кто? Кто у вас большой-то? Как вы смели купить без позволения? Нынче и хлеб-то дорог, и хлеб-то надо по
праздникам есть, а вы чаю да тряпок накупили. Чай пьют! Вы меня с ума сведете! Набрал я тебе липового цвета на бульварах, с полфунта насушил, вот и пейте.
Я чувствовал себя лишним на этом
празднике примирения, он становился все менее приятен, — пиво быстро опьяняло людей, уже хорошо выпивших водки, они все более восторженно смотрели собачьими глазами в медное лицо
хозяина, — оно и мне казалось в этот час необычным: зеленый глаз смотрел мягко, доверчиво и грустно.
Шабаш уже кончился с закатом солнца, но все-таки в шинке
хозяина не было, а сидел жидовский наймит Харько, который всегда заменял Янкеля и его бахорей по шабашам и в
праздники.
Хорошо еще, у кого есть родные: тот прямо идет гоститься, то есть выпить, пообедать и поболтать; а у кого нет, так взойдет в избу несмело и проговорит каким-то странным голосом: «С
праздником,
хозяева честные, поздравляем».
Вид и запах водки, особенно теперь, когда он перезяб и уморился, сильно смутили Никиту. Он нахмурился и, отряхнув шапку и кафтан от снега, стал против образов и, как бы не видя никого, три раза перекрестился и поклонился образам, потом, обернувшись к хозяину-старику, поклонился сперва ему, потом всем бывшим за столом, потом бабам, стоявшим около печки, и, проговоря: «С
праздником», стал раздеваться, не глядя на стол.
Кроме Василия Андреича, за столом сидел лысый, белобородый старик-хозяин в белой домотканной рубахе; рядом с ним, в тонкой ситцевой рубахе, с здоровенной спиной и плечами — сын, приехавший из Москвы на
праздник, и еще другой сын, широкоплечий — старший брат, хозяйничавший в доме, и худощавый рыжий мужик — сосед.
Дома теперь были старик, старуха, второй сын-хозяин и старший сын, приехавший из Москвы на
праздник, и все бабы и дети; кроме домашних, был еще гость-сосед и кум.
— Какой
праздник — отец умирает!
Хозяин умирает! — плаксиво и зло хрипел отец, хлопая ладонями по постели и всё перекатывая голову со стороны на сторону. Уши у него были примятые, красные, точно кожа с них сошла. Он глядел в лицо сына мутными, налитыми кровью глазами и всё бормотал непрерывно, жалобно, а сзади себя Николай слышал предостерегающий голос тётки...
— Нашему брату — много ли надо? Избу, да хлебушка вдоволь, да в
праздник водки стакан… Но и этого нет… Разве бы я ушел сюда, ежели бы можно было кормиться дома-то? В деревне я сам себе
хозяин, всем равный человек, а здесь вот — слуга…
Каждый
праздник ходит по улице пьяный, ругает своего
хозяина и всех богачей, а они на него жалобы подают, и то волостной, то земский начальник сажают солдата в холодную.
Репетиции или, лучше сказать, смотр костюмов назначены были не вовремя, поутру, потому что наш режиссер, известный художник Р*, приятель и гость нашего
хозяина, по дружбе к нему согласившийся взять на себя сочинение и постановку картин, а вместе с тем и нашу выучку, спешил теперь в город для закупок по бутафорской части и для окончательных заготовлений к
празднику, так что времени терять было некогда.
Живые картины, театр и потом бал — все в один вечер, назначались не далее как дней через пять, по случаю домашнего
праздника — дня рождения младшей дочери нашего
хозяина.
На другой день пришел
праздник, и стали
хозяева с постоялого двора в церковь собираться. Нарядилась хозяйка и вышла за ворота, а муж во дворе чем-то замешкался. Стала жена мужа звать.
Между тем даже пыльную петербургскую улицу он видит лишь тогда, когда
хозяин посылает его с товаром к заказчику; даже по
праздникам он не может размяться, потому что
хозяин, чтобы мальчики не баловались, запирает их на весь день в мастерской…
С утра до ночи гнутся они в вонючем подвале над сапожною колодкою, лупит их
хозяин ременным шпандырем, а в
праздники запирает на ключ в мастерской, «чтоб не баловались».
Она шла сюда, в надежде найти здесь веселье, смех и постоянный
праздник — и вдруг, вместо всего этого, закоптелая избенка, скудный ужин в виде холодной похлебки и каровая хлеба на столе, и этот страшный
хозяин, один вид которого способен привести в ужас даже такую бесстрашную девочку, какой себя считала до сих пор Тася.
Больше всего Александру Михайловну поражало, что среди девушек не было решительно никаких товарищеских чувств. Все знали, что Грунька Полякова, любовница Василия Матвеева, передает ему обо всем, что делается и говорится в мастерской, — и все-таки все разговаривали с нею, даже заискивали. И Александра Михайловна вспомнила, как покойный Андрей Иванович с товарищами жестоко, до полусмерти, избил однажды, на
празднике иконы, подмастерья Гусева, наушничавшего на товарищей
хозяину.
— Бывало, когда жив был, хорошо все это так было, тихо, весело… В будни дома сидишь, шьешь на девочку, на мужа. В
праздники пирог спечешь, коньяку купишь; он увидит, — обрадуется. «Вот, скажет, Шурочка, молодец! Дай, я тебя поцелую!» Коньяк он, можно сказать, обожал… Вечером вместе в Зоологический, бывало, поедем… Хорошо, Танечка, замужем жить. О деньгах не думаешь, никого не боишься, один тебе
хозяин — муж. Никому в обиду тебя не даст… Вот бы тебе поскорей выйти!
В восемь часов опять собирались к обедне, а в десять садились за братскую трапезу все, кроме (
хозяина) Иоанна, который стоя читал вслух душеспасительные наставления… Между тем братья ели и пили досыта — всякий день казался
праздником. Не жалели ни вина, ни меду, остатки трапезы выносили из дворца на площадь для бедных.
Несколько молодежи сначала обступили пустырь, где все же, по их понятиям, жил «колдун», но увидав молодого парня, видимо, того же искусника, который устроил гору, осмелились подойти поближе, познакомились с
хозяином и мало-помалу пустырь, особенно по
праздникам, представлял оживленное зрелище, где молодежь обоего пола с визгом и криком в запуски каталась с горы.